Глава 13. СЕКСУАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 13. СЕКСУАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

Ты сам отчасти виновен в том, что Глупов сделался развязен, что он забыл пословицу, что розга для его же добра существует.

М. Е. Салтыков-Щедрин

Чтобы понять, как изменилась сексуальная культура россиян за последние полвека и как эти перемены соотносятся с тем, что происходит в остальном мире, нужно начать с социальной статистики и данных сексологических опросов. Каждый из них в отдельности может быть не особенно репрезентативным, но взятые в целом и в сравнении с аналогичными зарубежными исследованиями они дают достаточно выразительную картину. При этом важны не абсолютные цифры, а историческая динамика, по годам и поколениям.

Смена сексуальных поколений

Многие склонны думать, что качественный сдвиг российского массового сознания в сторону сексуальной терпимости произошел в 1990-х годах, под влиянием гласности. Социологические исследования показывают иное. По мнению Оксаны Бочаровой, обобщающей данные ВЦИОМ, «шаг в сторону сексуальной пермиссивности был сделан не сейчас, а в 70-х, не нынешней молодежью, которая “подхватила эстафету”, а предыдущим поколением... “Послеоттепельное поколение” разрушило старую нормативную структуру и отделило секс от семьи. Можно назвать этот ценностный сдвиг “бархатной сексуальной революцией”, почти незаметно для современников подточившей одну из опор социального порядка. Поколение 1990-х лишь продолжило эту тенденцию в гораздо более явной, открытой форме. Тем не менее, за исключением высокостатусных модерных групп, для большинства продолжают действовать достаточно жесткие, патриархально ориентированные схемы» (Бочарова, 1994. С. 106—107).

О том, что главные сдвиги в сексуальном поведении и ценностях россиян произошли в 1970-х годах, свидетельствуют и данные сравнительного российско-финляндского исследования, проведенного в 1996 г. в Петербурге (Haavia-Mannila, Rotkirch, 1997; Rotkirch, 2004; Роткирх, 2002). Оно состояло из двух частей. Первая часть – анкетный опрос репрезентативной выборки (2 081 петербуржец от 18 до 74 лет), результаты которого сопоставлялись с данными финляндского национального опроса 1992 г. и опроса городского населения Финляндии 1971 г. Вторая часть, проведенная вместе с сотрудниками Петербургского института социологии Александром Клециным и Елизаветой Лагуновой, представляла собой конкурс автобиографических сочинений о любовной и сексуальной жизни петербуржцев, по образцу того, который был проведен в Финляндии. На газетное объявление откликнулись 54 человека. Семь автобиографий были отклонены как недостаточно подробные, а остальные 47 (25 женских и 22 мужских), объемом от двух до семидесяти страниц, написанные людьми, родившимися между 1923 и 1973 гг., подверглись анализу. Десять из этих автобиографий были в 1996—1997 гг. опубликованы в питерском еженедельнике «Час пик». В 1999 г. к биографиям прибавилось несколько подробных интервью (Темкина, 1999, 2002, 2008).

Сочетание количественных данных (массовый опрос) с качественными (сексуальные автобиографии) позволило получить уникальную информацию о переживаниях и чувствах людей, а когортный анализ – представить картину того, как они менялись в течение трех поколений. Правда, выводы этого исследования нельзя экстраполировать за пределы Ленинграда/Петербурга, причем нужно внимательно смотреть, какие из них получены количественным путем, а какие – качественным. Зато мы имеем дело с относительно однородной выборкой, стандартными вопросами и возможностью сравнения результатов с международными данными (Роткирх, 2002).

Вместо изучения эволюции партийно-государственной сексуальной политики петербургское исследование сосредоточивает внимание на изменении собственных ценностей респондентов. Это позволяет им сконструировать три социально-возрастных поколения (когорты), каждое из которых имеет свою «культуру сексуальности»:

1. Старшее поколение (люди, родившиеся между 1920 и 1944 гг. и психологически сформировавшиеся в 1935– 1960 гг.) было поколением умолчания, принужденным к молчанию (silenced generation). В те годы публичный дискурс о сексуальности был практически запрещен. Хотя люди, каждый в меру своих возможностей, занимались сексом, говорить об этом было не принято. Практически все респонденты, родившиеся в эти годы, утверждают, что сексуальные вопросы в их семьях держались в секрете, 96% не получали таких знаний и в школе, меньше 30% обсуждали эти темы с товарищами (последнее утверждение у меня доверия не вызывает, говорить о сексе было безопаснее, чем рассказывать политические анекдоты, а мы и это делали).

«В мое время ни родители, ни школа нам не давали никакой информации по вопросам любви, секса и даже гигиены… Моя наивность в этих вопросах была смешна и, пожалуй, глупа. Сейчас, наверное, трудно поверить, что я до двадцати лет не знала, откуда родятся дети, думала – из попы… А посмотрев прекрасный фильм “Ромео и Джульетта”, я была страшно расстроена тем, что между ними была не платоническая (как я считала, читая эту трагедию Шекспира), а плотская любовь, которая казалась чем-то постыдным, нехорошим и грязным» (женщина с высшим образованием 1937 г. рождения).

Главными источниками теоретических знаний для этих людей были произведения Мопассана, Куприна или Драйзера, а практических – разговоры и игры со сверстниками. Все это, естественно, сказывалось и на сексуальной практике. 2. Среднее поколение, родившееся между 1945 и 1965 гг. и сформировавшееся в 1960—1980 гг., было поколением персонализации (generation of personalization). В 1960-х годах были «реабилитированы» индивидуальные чувства, появился «интим», сексуальность стала более свободной и рефлексированной. Классическая литература XIX в. дополняется более современной западной.

«Подлинные проявления человеческих чувств приходилось отыскивать в романах Золя, Стендаля, Жоржи Амаду и Гарсия Маркеса, Франсуазы Саган и других западных авторов» (мужчина 1945 г. рождения).

Доля людей, не получивших дома в детстве никакой сексуальной информации, сократилась с 90% до 80 и меньше, хотя всего 5% опрошенных считали эту информацию достаточной.

Их сексуальное поведение также отличается от поведения старшего поколения. Средний возраст первого свидания снизился с 19 до 18 лет у обоих полов (мне кажется, это произошло значительно раньше. – И. К. ), как и первого полового акта – до 18 лет у мужчин и 19 лет у женщин. Но главное – их сексуальные практики стали более разнообразными. Число имевших внебрачные связи ленинградских мужчин в 1970-е годы превысило 50%, у женщин число супружеских неверностей по сравнению с предыдущим поколением удвоилось с 15% до почти 30. Около половины опрошенных уже практиковали такие, сравнительно новые, сексуальные техники, как оральный секс и позиция «женщина сверху». Существенно снизилась оценка девственности как условия вступления брак и т. д. Более разнообразными стали и сексуальные сценарии. Анна Роткирх называет это «отсутствием общего, единого для всех сексуального опыта» (Роткирх, 2002. С. 159). На самом деле «единого для всех опыта» не было и не могло быть никогда и нигде, даже у животных; просто люди стали свободнее говорить о своих реальных переживаниях, не подгоняя их под обязательные стереотипы. Это, естественно, вызывает споры и конфликты, в том числе внутрисемейные.

«Атмосфера в нашей семье всегда была довольно пуританской, никаких “телячьих нежностей” между родителями и нами, детьми, никаких двусмысленных разговоров при детях, слишком откровенных книг и репродукций. “Просветительных” бесед мама со мной тоже не проводила (в результате, когда у меня в 11 лет начались месячные, я не знала, что это такое, а откуда берутся дети, узнала еще позже…» (женщина 1958 г. рождения).

«Когда я выросла, мама мне честно сказала, что не может быть мне советчиком в вопросах секса. Для нее и бабушки это всегда были грязь и грех. Они не находили в сексуальных отношениях никакого удовольствия. А ведь у бабушки было семеро детей и гульливый муж» (женщина-библиотекарь 1964 г. рождения).

3. Младшее поколение, родившееся после 1965-го и сформировавшееся после 1980 г., было поколением гласности, или артикуляции (generation of articulation). Сексуальность стала для него нормальной частью повседневной жизни, о которой можно свободно говорить, спорить, равняться не на социальные, а на личные нормы и т. д.

Это поколение продолжило снижение среднего возраста сексуального дебюта до 17 с небольшим лет у юношей и до 18 с небольшим лет у девушек. Оно расширило свой сексуальный репертуар. Сексуальное знание перестало быть узнаванием «про это». Вопрос, обязательно ли нужно сохранять девственность до брака, утратил для него актуальность. Одна женщина 1966 г. рождения рассказала, что уже в шестилетнем возрасте она искала в Большой Советской Энциклопедии слово «секс» и очень удивилась, не найдя его там.

Это поколение стало поколением преодоления стыда . В автобиографиях мужчины и женщины этого поколения рассматривают сексуальность исключительно в контексте «коммуникации» или «удовольствия». Многие из них сознательно выбирают сексуальных партнеров. Они впервые описывают мастурбацию не как нечто постыдное, а как источник радости.

«Не помню, с какого возраста я начала онанировать. Может быть, класса с седьмого-восьмого. Это занятие доставляло мне массу удовольствия. Я доставала с полки какой-нибудь том “Тысячи и одной ночи”, находила эротическую сцену и, несколько раз ее перечитывая, сдвигая плотно ноги, кончала. Все эти сцены я знала уже практически наизусть» (женщина 1966 г. рождения). «И однажды в ванной я познакомился с надежным товарищем всех мужиков – онанизмом. Нет в этом ничего постыдного, поскольку не мастурбирует только человек больной или начисто лишенный половой функции… И десятилетний мальчишка лежит на дне ванны и никак не может понять, что это с ним такое произошло. Но кайф был невыразим» (мужчина 1968 г. рождения).

Главные выводы петербургского исследования не были сенсационными, они лишь подтвердили выводы прежних сексологических опросов и литературно-публицистических описаний, которые все, начиная с книги Михаила Штерна (Stern, 1979. P. 282), относили советскую сексуальную революцию именно к 1970-м годам. Однако это исследование выполнено более строго и систематично, содержит много новых существенных деталей, сравнивает российские тенденции с мировыми и поднимает новые теоретические вопросы.

В 2005 г. Анна Темкина продолжила исследование 1990-х годов путем интервьюирования 18 молодых, от 17 до 26 лет, информантов (11 женщин и 7 мужчин) в Санкт-Петербурге и Челябинске. Задача заключалась в том, чтобы выяснить, пришел ли на смену позднесоветской поведенческой «революции в повседневности» и «дискурсивной революции» 1990-х новый, гендерный этап сексуальной революции. Наибольшее внимание при этом, естественно, уделяется сдвигам в женской сексуальности.

По мнению Темкиной, главные сдвиги в сексуальной культуре 2000-х годов, по сравнению с прошлыми поколениями, это:

– рационализация, контроль и планирование женщинами своей сексуальной жизни, ответственное отношение женщин к репродуктивному здоровью, повышение активности и компетентности в сфере сексуальных отношений, позиционирование себя в качестве субъекта сексуального желания и удовольствия;

– распространение ответственного отношения мужчин и женщин к сексуальным практикам;

– ориентация на партнерство в сексуальных отношениях.

Автономизацию женской сексуальной жизни, ее отделение от репродукции и от «женской судьбы» признают как женщины, так и мужчины. Но выравнивание гендерных стандартов характерно преимущественно для образованных городских слоев. В целом по стране гендерная поляризация мужского и женского миров сохраняется. Признается приоритет сексуальных потребностей мужчины, тогда как большинство репродуктивных практик (контрацепция, забота о здоровье) остаются сферами женской ответственности. Молодые мужчины, как и их отцы из позднесоветского поколения, из этих сфер самоустраняются и/или в них не допускаются. От мужчин ожидается выполнение традиционалистских ролей добытчика или спонсора, связанных с материальными благами и обеспечением безопасности, а от женщин – материнство, сексуальное и прочее обслуживание мужчин. Практики безопасного секса и ответственного родительства в таких условиях затруднительны. На фоне снижения возраста вступления в сексуальные отношения, распространения СПИДа и ЗППП возрастает лицемерие общества и государства, которые ограничивают сексуальное образование как способствующее «моральному разложению», не замечают нехватки знаний и безответственного отношения молодых мужчин и женщин к сексуальной жизни и интерпретирует эту жизнь как неизбежную «судьбу» (см. Темкина, 2008, с. 314—315, 336—337).

Для доказательных исторических обобщений сравнения немногих «сексуальных историй» не достаточно, нужны репрезентативные массовые опросы, которых в России нет. Однако общие тенденции трансформации российской сексуальной культуры документированы довольно солидно.

Возраст сексуального дебюта

Первая долгосрочная тенденция – снижение возраста сексуального дебюта.

Динамика возраста сексуального дебюта ленинградских студентов с 1965 по 1995 г. по обобщенным данным С. И. Голода (каждая подвыборка состоит из 500 студентов обоего пола, в возрасте от 18 до 24 лет, как правило – неженатых) представлена в таблице.

Возраст начала сексуальной жизни ленинградскими студентами (процент тех, кто уже имеет сексуальный опыт) (Голод, 1996. С. 59)

Мы видим, что число подростков, начавших половую жизнь до 16 лет, за 30 лет выросло больше чем вдвое, а доля молодых людей, осуществивших сексуальный дебют между 16 и 18 годами, увеличилась с 33 до 52,8%.

Те же тенденции наблюдались у других категорий городской молодежи. Среди опрошенных в 1969 г. молодых специалистов, повышавших в Ленинграде свою квалификацию, моложе 16 лет начали сексуальную жизнь 7% мужчин и 1% женщин, между 16 и 18 годами – 22 и 8%, от 19 до 21 года – 30 и 40%. Двадцать лет спустя, в 1989 г., эти цифры составили соответственно: 11 и 1%, 32 и 13%, 42 и 46% (Голод, 1990б. С. 23).

Для общественного сознания 1990-х эти сдвиги были принципиально приемлемы. По данным репрезентативного опроса ВЦИОМ (июнь 1993 г.), средний возраст начала половой жизни респондентов («В каком возрасте вы впервые вступили в половую связь?») был 19,5 года. В то же время на вопрос: «С какого возраста, по вашему мнению, допустимо начало половой жизни?» – люди, среди которых было значительно больше пожилых, чем юных, назвали 17,9 года (Бочарова, 1994).

Снижение возраста сексуального дебюта («В каком возрасте вы начали половую жизнь?») у более молодых людей ярко демонстрирует московский опрос Левада-Центра (март 2002 г.). В младшей возрастной группе (от 20 до 30 лет) средний возраст этого события был 16,6, а в старшей (от 31 до 45 лет) – 17,8 года. Более конкретно, среди 20—30-летних до 16 лет начали половую жизнь 26,5%, в 16—17 лет – 35,6%, итого до 18 лет – 62%, старше 18 лет – 28%. Среди 31—45-летних до 16 лет сексуальную жизнь начали 16,5%, в 16—17 лет – 17,4%, итого до 18 лет – 34%, старше 18 лет – 53%.

По данным Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения (РМЭЗ), в 2001 г. возраст сексуального дебюта у 41—49-летних женщин составил 20,2 года, у мужчин – 19 лет; в группе 31—40-летних – соответственно 19,3 и 18,4, у 21—30-летних – 17,8 и 17,1 и у 14—20-летних – 16,2 и 15,6 года (цит. по: Гурко, 2008. С. 152).

Все эти данные однозначно говорят, что а) средний возраст сексуального дебюта в России за последние десятилетия существенно снизился, б) это снижение началось еще в советское время. То же самое происходит во всех развитых странах (Кон, 2001, 2004).

Добрачные отношения

Снижение возраста сексуального дебюта неизбежно предполагает рост терпимости к добрачным связям . Эта тенденция появилась уже в советское время.

Несмотря на ханжескую нетерпимость официальной советской морали и педагогики, молодежное общественное мнение уже в 1960-е годы относилось к добрачным связям равнодушно. Из 500 ленинградских студентов, опрошенных С. И. Голодом в 1965 г., добрачные связи признали допустимыми 45%, недопустимыми – 22%, неопределенную позицию заняли 33% опрошенных. Семь лет спустя ответы аналогичной выборки составили 47% «за», 14% «против» и 39% неопределенных ответов. Моральная оценка добрачных отношений зависела, с одной стороны, от их предполагаемой мотивации (по любви или «просто так»), а с другой – от социальной среды.

В 1978/79 учебном году в рамках большого опроса студентов 18 вузов страны (3 721 человек) был задан вопрос: «Как вы думаете, с какой целью юноши и девушки вступают сегодня в интимные отношения?» Ответы распределились следующим образом (Голод, 1984. С. 21):

Мотивы вступления студентов в интимную связь, %

 Из таблицы видно, что в сознании советских студентов ухаживание и сексуальность резко отделялись от матримониальных намерений и имели самостоятельную ценность. Решающую роль играли, с одной стороны, эмоционально-коммуникативные (любовь, потребность в эмоциональной близости), а с другой – гедонистически-развлекательные (приятное времяпрепровождение, получение удовольствия) мотивы и ценности. Впрочем, вряд ли когда-нибудь в Новое время было иначе. То, что женщины в качестве ведущего мотива значительно чаще упоминают любовь, а мужчины – развлечение и удовольствие, также достаточно стандартно.

Отношение к добрачным связям зависит от социально-региональных и этнокультурных факторов. Среди опрошенных в 1978/79 гг. студентов добрачные связи оправдывали 58% ленинградцев, 50% жителей областных центров, 47% жителей малых городов, 41% жителей поселков городского типа и только 35% сельчан. Во всесоюзной анкете ВЦИОМ 1992 г. добрачные связи признали нормальными, допустимыми 67% эстонцев и только 10,5% таджиков, россияне стояли посредине: 37% «за» и 41% «против».

По данным всероссийского опроса ВЦИОМ 1993 г., добрачный секс считали недопустимым только 19% мужчин и 33% женщин, 43% мужчин и 33% женщин с этим мнением не согласны. В младшей возрастной группе соотношение «за» и «против» выглядит как 56:15, а среди лиц с высшим образованием – как 44:15. В 1994 г. добрачные связи категорически осудили 34% мужчин и 49% женщин, но среди людей старше 55 лет так думали 63%, а среди тех, кто младше 25 лет, – лишь 18%. Наличие собственного добрачного сексуального опыта признали 52% мужчин и 42% женщин, причем в группе старше 55 лет его имели 28%, а среди людей моложе 25 лет – 77% состоящих в браке (Bodrova, 1996).

При этом сохраняется двойной стандарт: помимо того, что мужчины в этом вопросе вообще терпимее женщин, оба пола значительно снисходительнее к мужчинам, чем к женщинам. На вопрос, допустимы ли добрачные сексуальные отношения для юношей, в 1993 г. отрицательно ответили лишь 12% мужчин и 22% женщин; напротив, четверть мужчин и 13% женщин уверены, что это «не только допустимо, но полезно, необходимо»; в младшей возрастной группе так считают свыше 30%. На тот же вопрос относительно девушек реакция другая: 19% мужчин и 30% женщин «против» и только 11 и 6% – «за». Даже более молодые и образованные люди поддерживают в этом отношении двойной стандарт, причем в ответах явственно прослеживается собственная жизненная перспектива респондентов.

«Молодые и холостые мужчины – те, кто столь активно исповедует добрачную сексуальную свободу – не распространяют свои взгляды на прекрасную половину человечества. Для них очевидна в недалеком будущем перспектива перехода от роли “сексуального героя” к “любящему мужу”. При ответе на вопрос о добрачном поведении женщин внутренним адресатом становится будущая жена и непременным атрибутом ее образа становится верность будущему мужу» (Бочарова, 1994. С. 101—102).

Тенденцию роста добрачных связей подтверждает и динамика до– и внебрачных зачатий. Проанализировав архивы Ленинградского дворца регистрации новорожденных «Малютка» за несколько лет, С. И. Голод нашел, что из 239 супружеских пар, зарегистрировавших рождение первенца в декабре 1963 г., 24% зачали его за три месяца до юридического оформления брака; в 1968 г. таких пар было 23%, в 1973 г. – 28, в 1978 г. – 38, а в декабре 1984 г. – 49%. Сходные результаты дало изучение регистрационных актов одного из районов Ленинграда (Голод, 1990а. С. 20). По данным национальной 5%-ной микропереписи 1995 г., от даты регистрации брака до рождения первого ребенка в России в среднем проходит около 6 месяцев. О том же говорит и анализ актов гражданского состояния. В 1995 г. в Москве доля рождений, стимулировавших брак, составила 34%, а в младших возрастах (15—19 лет) – до 50%, то есть в пять раз выше, чем у женщин, вступивших в брак после 27 лет. В 1990-х по этому поводу иронизировали:

Нынче времечко настало,

Чудеса у нас кругом:

Тут невеста враз из ЗАГСа

Отправляется в роддом!

Но так ли уж это страшно? Долгое время по России и ее регионам имелись лишь отрывочные сведения о распространении внебрачных зачатий, которые ведут к рождениям. Впервые полная информация была получена в результате специальной разработки всех актов о рождениях за 2002 г., причем были проанализированы данные по 80 регионам страны (Тольц, Антонова, Андреев, 2005). Оказалось, что более половины – 54% – детей в Российской Федерации в 2002 г. были рождены в результате внебрачного зачатия. Ужас? Нет. Вне зарегистрированного брака на свет появились только 29% всех новорожденных. 25% были рождены в первые 9 месяцев заключения брака, а 14% всех новорожденных были зарегистрированы на основании установления отцовства, то есть имели «законного» отца. То есть в жизни подавляющей части этих детей – 39 из 54% – отец изначально юридически присутствовал. Однако данные по отдельным регионам существенно различаются.

Иными словами, демографическая статистика (сходные тенденции существуют и на Западе) показывает не столько рост числа рождений у одиноких матерей, сколько распространение незарегистрированных брачных союзов. Большинство детей, зачатых вне брака, в дальнейшем получают признание своих отцов, в браке или вне его. Это говорит не только о динамике семьи, но и об изменении сексуальной морали и взаимоотношений между сексуальностью и браком. Некоторые социологи называют этот процесс семейной революцией, последствия которой могут быть глубже, чем сексуальная революция XX в.

Каковы бы ни были официальные суждения на сей счет, в подавляющем большинстве случаев брачный союз не предшествует сексуальной близости, а закрепляет ее, причем с каждым новым поколением это считается все более нормальным. В начале XXI в. для большинства горожан добрачные связи практически перестали быть моральной проблемой. В марте 2002 г. на вопрос: «Как вы считаете, это нормально, допустимо – заниматься сексом до вступления в брак?» – утвердительно ответили 83% опрошенных Левада-Центром москвичей.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.