Глава 9 Архитектура
Глава 9
Архитектура
1
Учитывая, какими уродливыми стали огромные пространства современного мира, возникает вопрос, действительно ли важно, как выглядит все вокруг нас, принимался ли во внимание внешний вид административных зданий, заводов, складов и портов теми, кто владеет этими сооружениями или использует их. Предположительно, ответ – нет. Глупо, неправильно и даже опасно слишком зависеть от того, что находится перед глазами. В противном случае большую часть времени мы будет глубоко несчастны.
С точки зрения закона строительство – одно из направлений частного предпринимательства. Главное тут – кому принадлежит участок земли, а не те, кому придется смотреть на постройку и мучиться. Юридическая система не признает чувственных ощущений прохожих. Жалоба, что жилой дом или мотель оскорбляют глаз, не относится к категории того, что нынешние проектировщики чтят или хотя бы учитывают. В результате, чтобы не смотреть на городские ландшафты, нам приходится опускать взгляд в землю, потому что современный мир решительным образом в мирском смысле протестантский.
Укореняясь в первой половине шестнадцатого века в Северной Европе, протестантство демонстрировало крайнюю враждебность к визуальным искусствам, критиковало католиков за их сложные и богато украшенные храмы. «Дабы прийти к Богу-Творцу, нам необходимо руководство и наставление Святого Писания», – настаивал Жан Кальвин, формулируя антиэстетическую позицию своих многочисленных последователей. Что имело значение для протестантов, так это написанное слово. Именно его, а не изощренной архитектуры было достаточно, чтобы привести к Богу. В комнате с голыми стенами можно служить с Библией не менее ревностно, чем в нефе кафедрального собора, украшенном драгоценными камнями. Действительно, существовал риск, что визуальная роскошь, принятая в католицизме, пышное убранство католических соборов соблазнят предпочесть красоту святости. Так что неудивительно, что Реформация сопровождалась случаями вандализма, когда разбивали статуи, сжигали картины, у алебастровых ангелов отбивали крылья.
Барельефы кафедрального собора Святого Мартина в Утрехте, изуродованные во время иконоборчества реформаторов в шестнадцатом веке.
Протестанты выставляли ограничения своим архитекторам, требуя создания строгих и простых ангаров, способных укрыть прихожан от непогоды, чтобы те читали Библию, не отвлекаясь на особенности самого здания.
Прошло немного времени, и католицизм перешел в наступление. После Тридентского собора в 1563 году папа опубликовал Декреты Тридентского собора и «Тридентское исповедание веры», где, в частности, утверждалось, что, несмотря на нечестивые заявления протестантов, соборы, скульптуры и картины являются неотъемлемой частью задачи, решение которой позволяет наставлять верующих и поддерживать у них привычку помнить и постоянно мысленно повторять символы веры. Вместо того, чтобы отвлекать, культовая архитектура служила напоминанием о священных истинах: была чем-то вроде религиозных стихов, исполненных в камне, дереве и фрагментах цветного стекла. Чтобы довести до верующих этот аргумент, католическая церковь развернула обширную программу строительства и украшения. Рядом с невзрачными безликими залами, где собирались протестанты, поднималось новое поколение соборов, призванных вдохнуть жизнь в пошатнувшуюся веру. Потолки расписывались образами небес, в нишах толпились святые, стены над фресками, изображавшими чудеса слуг Христовых, украшала лепнина.
Слева: церковь в замке Хартенфельс, Торгау (1544). Справа: церковь Во Имя Иисуса, Рим (1584).
Чтобы оценить эстетические разногласия, благодаря которым между двумя христианскими конфессиями разверзлась пропасть, достаточно сравнить раннюю протестантскую церковь в замке Хартенфельс в Торгау, Германия (1544) с уникальной фреской («Триумф имени Иисуса») на плафоне римской церкви Во Имя Иисуса/Chiesa del Gesu (1584), где написанные особым образом плоскостные фигуры создают иллюзию, что они парят под потолком и даже отбрасывают на него тень.
2
Отстаивая важность архитектуры, католицизм приводит довод, и трогательный и тревожный одновременно. Суть его сводится к тому, что мы страдаем повышенной чувствительностью к окружающему миру и подвергаемся воздействию всего попадающегося нам на глаза, и эту нашу чувствительность протестантизм предпочитает либо не замечать, либо не принимать во внимание. Католицизм утверждает, что хорошая архитектура необходима, чтобы стремиться стать хорошими людьми и оставаться ими.
Корни уважения католицизма к красоте можно проследить до работ неоплатоника Плотина, который в третьем веке нашей эры четко сформулировал связь между красивым и хорошим. Для Плотина качество того, что нас окружает, важно потому, что прекрасное далеко отстоит от праздного, бессмертного или «привлекательного». Красота указывает нам на такие добродетели, как любовь, доверие, разумность, доброта и справедливость, она – это материальное воплощение великодушия. Разглядывая прекрасные цветы, колонны или стулья, согласно философии Плотина, мы обнаруживаем в них свойства, которые ассоциируются с нравственными качествами и могут усилить их в наших сердцах, действуя через наши глаза.
При этом Плотин аргументировал и то, как серьезно следует относиться к безобразному. Уродство не просто следствие неудачного стечения обстоятельств, а проявление зла. Уродливые здания – и есть те самые недостатки, которые вызывают у нас отвращение на этическом уровне. Так же, как и людей, уродливые здания можно описать в таких терминах, как грубый, циничный, самодовольный и сентиментальный. Более того, мы не менее уязвимы к их воздействию, чем к дурным поступкам наших знакомых. И то, и другое апеллируют к самым темным сторонам нашей личности, ненавязчиво поощряя нас совершать зло.
Не случайно, конечно же, что именно в протестантских странах Европы начался тот разгул уродства, которое стало типичным для всего современного мира. Манчестер, Лидс и другие подобные им города обрушили на своих жителей уродство беспрецедентных масштабов, словно проверяя на них верность утверждения Жана Кальвина, мол, искусство и архитектура никак не влияют на состояние души, так что богоугодную жизнь можно вести и в лачуге с видом на угольную шахту, лишь была бы Библия под рукой.
Этой идеологии брошен вызов: католицизм вновь оказал ей мощное сопротивление. Когда архитектор девятнадцатого века, Огюст Пужен, ревностный католик, рассматривал новые ландшафты индустриальной Англии, он критиковал их не только за внешний вид, но и за способность уничтожать человеческую душу. На двух иллюстрациях он показал типичный английский город, сначала представив, как бы он выглядел в пятнадцатом веке при эстетическом, уважающем красоту католическом подходе, и потом, четыре столетия спустя, при жизни архитектора, безнадежно испорченный домами для рабочих, зданиями заводов и фабрик. По мнению Пужена, протестантизм откровенно продвигал сомнительную, но очень влиятельную (особенно среди застройщиков) концепцию, что можно уничтожить внешнюю красоту города, нисколько не повредив душам его жителей.
Достаточно легко обвинить Пужена в откровенной поддержке одной стороны и надуманном эстетизме, но что еще больше пугает и вызывает озабоченность, так это вероятность того, что он прав, если не в части критики протестантизма, но, по крайней мере, в его оценке влияния на нас визуальных форм. Вдруг наш разум черпает информацию не только из книг, которые мы читаем? А если на нас оказывают влияние дома, больницы и фабрики, которые мы видим вокруг? Так неужели у нас нет веских оснований протестовать против уродства… и, несмотря на тысячу препятствий, стремиться строить здания, которые позволят нам развивать в себе лучшее, благодаря их красоте?
3
Среди неверующих, собственно особенно среди неверующих, обычное дело скорбеть об ушедших днях великой церковной архитектуры. Часто приходится слышать, что те, кто не проявляет ни малейшего интереса к религии, восторгаются культовыми зданиями: каменной кладкой возведенных на холмах церквей, шпилями, возносящимися над темнеющими полями, возможно, честолюбием тех, кто возводил храм для хранения книги (иудаизм) или одного из коренных зубов просветленного святого (буддизм Теравады). Однако подобные ностальгические размышления всегда заканчиваются неохотным признанием, что исчезновение веры неизбежно влечет за собой и ненужность храмов.
Может ли уродство вредить нашим душам? Католический город (наверху) против протестантского (внизу) от Огюста Пужена. «Контрасты» (1836).
Понятна мысль, стоящая за этим допущением: там, где нет Бога или божеств, восхвалять некого, следовательно, нет нужды подчеркивать чье-то величие посредством архитектуры.
Однако из этого утверждения никоим образом не следует вывод, что конец нашей веры в священное означает конец нашей привязанности к духовным ценностям или нашего желания строить для них дом, жилище в форме архитектурных сооружений. В отсутствие богов у нас все равно остаются этические идеалы, которые надо закреплять и восхвалять.
Любое из того, что мы почитаем, но склонны слишком часто не замечать, заслуживает создания собственного «храма». Вполне могут быть храмы, посвященные весне или доброте, душевному равновесию и размышлениям, прощению и самопознанию.
Как может выглядеть храм без божества в нем? На протяжении всей истории человечества религия ревностно устанавливала универсальные правила относительно возведения таких зданий. Если говорить о средневековом христианстве, то все соборы в плане напоминали крест с осью восток – запад, чашами с водой для крещения в западном конце нефа и алтарем в восточном. По сей день буддисты Юго-Восточной Азии считают, что их архитектурные поползновения должны реализовываться через создание полусферических ступ с зонтиками от солнца и круговыми террасами.
Что касается мирских храмов, нет никакой необходимости следовать каким бы то ни было канонам. В данном случае единственным храмовым признаком будет то, что они посвящены добродетелям, необходимым для благополучия наших душ. Но поскольку любую из добродетелей можно чтить разнообразными способами, реализацию идеи почитания можно оставить на усмотрение архитектора и его спонсоров. Приоритет следует отдавать поиску новой типологии здания, а не разработке конкретных образцов.
Тем не менее, чтобы продемонстрировать подход, мы можем предложить несколько возможных идей по части мирских храмов наряду с несколькими архитектурными стратегиями, их дополняющими.
Храм Перспективы
Учитывая, какую часть нашей жизни мы тратим, преувеличивая собственную значимость и масштаб обид и неудач, от которых мы страдаем, одним из главных приоритетов в новой храмовой архитектуре будет ответ на нашу потребность в правильной перспективе.
Мы, похоже, не может преодолеть искушения завышать все, что с нами связано: как долго мы живем на этой земле, сколько значат наши достижения, как редки и несправедливы наши профессиональные неудачи, насколько часто происходит недопонимание в наших взаимоотношениях с людьми, как глубоки наши печали. Мелодрама неизменно присутствует в повестке дня каждого из нас.
Религиозная архитектура может сослужить хорошую службу в преодолении нашего эгоизма (надо отметить, весьма болезненного, хотя и ошибочного) в силу своей способности изменять наши представления о размерах нашего тела (следовательно, и восприятия «размера» нашей личности), играя с расстояниями, материалами, звуками и источниками освещения. Иные кафедральные соборы огромных размеров и сложены из массивных, кажущихся очень древними камней, или очень темные, потому что свет струится только из высокого окна-розетки, или очень тихие, если не считать отрывочных звуков воды, капающей в глубокий бассейн с большой высоты, и мы можем почувствовать, что нам с редким и завораживающим изяществом показывают наше собственное ничтожество.
Преимущества ощущения себя маленьким. Тадао Андо. Христианская церковь света. Ибараки, Япония (1989).
В таком унижении – среди людей и каждодневно – конечно же, нет ничего приятного. Но если почувствовать себя маленьким заставляет тебя что-то могучее, благородное, совершенное и тактичное, нам открывается мудрость вместе с немалой долей радости. Есть храмы, которые убеждают нас расстаться со своим эгоизмом, ни в коей мере не испытывая при этом унижения. Там мы можем отбросить наши обычные представления и смириться (такое мы никогда не решимся сделать, находясь под прямым огнем других человеческих существ) с нашей ничтожностью и посредственностью. Можем взглянуть на себя со стороны, более не чувствуя ран, которые наносит нам наша самооценка, ощущая безразличие к нашей возможной судьбе, можем раскрыться перед вселенной и осознать, сколь мало зависит от нас ее движение.
Такие чувства могут посещать нас и в не религиозных зданиях: в массивной узкой башне из почерневших от времени бревен, в бетонной пустоте, ушедшей на пять этажей под землю, или в маленькой комнате, где вдоль стен выставлены окаменелые раковины аммонитов, обитавших в тропических морях Лаврентии (ныне восточная часть Северной Америки и Гренландия) в палеозойскую эру, за триста миллионов лет до того, как наш более-менее узнаваемый предок научился стоять на двух ногах или выдолбил из бревна каноэ.
Храм Перспективы, чья конструкция может представлять собой возраст Земли, на каждый сантиметр которой будет приходиться миллион лет. При высоте 46 метров в башне, ближе к основанию, может найтись место золотому слою толщиной в миллиметр, который будет являть собой период существования человечества.
Новый храм Перспективы может воспользоваться некоторыми из идей, на которых базируются научные музеи и обсерватории. Стены могут украшать палеонтологические и геологические экспонаты, потолок и крышу – астрономические инструменты. Но важным отличием его от этих институтов будет уровень амбиций. Как научный музей, храм Перспективы будет стараться подтолкнуть нас к осознанию (которое в повседневной жизни всегда под угрозой) размеров, возраста и сложности вселенной, но, в отличие от научного музея, не будет прикидываться, будто цель его – дать нам основы научных знаний. Храм не будет волновать тот факт, что его посетители не смогут уловить разницы между триасовым и кембрийским периодами, что так подробно объясняют музейные работники, но большинство слушателей забывает еще до того, как доберется до автомобильной стоянки. Наука здесь будет присутствовать в общих чертах и лишь для того, чтобы пробудить благоговение перед вечностью, а не для расширения кругозора, к науке будут обращаться за ее терапевтическим, обеспечивающим правильную перспективу воздействием, а не за конкретными фактами.
Храм Размышлений
Одна из неожиданных болезней современного века: невиданный доселе доступ к огромным объемам информации за счет сокращения нашей способности на чем-либо сосредоточиться. Глубокое, всепоглощающее раздумье, которое принесло так много важных открытий цивилизации, оказалось теперь почти недоступно. Мы практически постоянно находимся рядом с машиной, которая гарантирует нам гипнотический и сладострастный побег от реальности. Ощущения и мысли, которые мы загоняем вглубь, пока смотрим на экран, остаются невостребованными, чтобы потом отомстить непроизвольными подергиваниями и все нарастающей бессонницей, когда мы наконец отправляемся в постель.
Поскольку в архитектуре нас тянет к стилям, обладающим качествами, недостаток которых мы ощущаем в самих себе, не приходится удивляться, что мы готовы соблазниться чистыми и свободными пространствами, где раздражители сведены к минимуму, местами, где визуальное поле умело ограничено несколькими камнями, или ветвями дерева, или клочком неба, где стены крепкие, материалы прочные, а услышать можно только ветер или журчащую воду.
Храм Размышлений по самому замыслу предназначается для уединения. Простое место, предлагающее гостям пару скамей, открывающийся вид и намек, что они должны заняться какой-нибудь из тревожащих их проблем, которые в повседневной жизни они вынуждены подавлять.
Только в век «Блэкберри» все большее число людей наконецто начало осознавать, для чего изначально создавались монастыри. Церковь в ГугейнБарре, графство Корк, Ирландия (1879).
Существует дьявольски прямая взаимосвязь между масштабностью идеи и нервозностью, которая охватывает нас при необходимости ее обдумать. Можно не сомневаться, что нам нужно подумать о чем-то чрезвычайно важном, если сама мысль о том, чтобы остаться одному, кажется невыносимой. По этой причине религия всегда настоятельно рекомендовала своим последователям проводить какие-то периоды времени в тишине и уединении, какие бы неприятные эмоции это поначалу ни вызывало. Современный храм Размышлений должен придерживаться этой философии, создавая идеально спокойные условия для размышлений, позволяя дождаться тех редких озарений, от которых зависит наше успешное продвижение по жизни, но которые обычно пробегают по нашему вечно отвлеченному сознанию редко и быстро, точно пугливая лань.
Место ожидания застенчивых, ускользающих озарений, храм Размышлений.
Храм Духа места
Одна из наиболее интересных особенностей религии Римской империи состояла в том, что она не только требовала поклонения общим богам, таким как Юнона и Марс (их храмы стояли по всей империи, от Адрианова вала до Евфрата), но разрешала восхваление множества местных божеств, которые отражали топографические или культурные особенности регионов. Этим духам-покровителям, известным как «genii lokorum», ставились храмы за способность, известную сразу или приобретенную со временем (и иногда привлекавшую путешественников из дальних краев), лечить болезни души и тела. Духи с побережья к югу от Неаполя, к примеру, особенно хорошо помогали в избавлении от меланхолии, тогда как дух-покровитель колонии Юлия Эквестрис (современный Ньон на берегу Женевского озера) имел особый талант успокаивать тех, кого изнурили превратности политической и торговой жизни.
Как и многое другое, казавшееся разумным в римской религии, христианство адаптировало традиции genius loci, благодаря чему установило аналогичные связи между конкретной местностью и ее лечебными свойствами, только предпочитая говорить не о храмах, а о церквях, не о духах – а о святых. Карта средневековой Европы пестрела святыми местами (где церкви очень часто возводились на фундаментах римских храмов), обещавшими верующим облегчение от физических и душевных болезней, благодаря контакту с определенными частями тела умерших христианских святых.
Паломническая карта средневековой Европы
Надписи на карте:
Альтёттинг, Германия. Оберег от чумы/Staving the Plague (Дева Мария)
БадМюнстерайфель, Германия. Чрезмерная боязнь грозы/Excessive Fears of Lighting (святой Донат)
БарриосдеКолина, Испания. Бесплодие/Infertility (святой Иоанн (Хуан) де Ортега)
Бакстон, Англия. Чудесные излечения/Miracle Healings (святая Анна)
Шартр, Франция. Отравление спорыньей/Burning Disease (святой Антоний)
Аббатство Конк, Франция. Солдаты перед битвой/Soldiers before a Battle (святая Вера [Фуа])
Дубровник, Хорватия. Болезни горла/Throat Problems (святой Власий)
Херефорд, Англия. Паралич/Palsy (святой Этельберт)
Ларшан, Франция. Безумие/Madness (святой Матурин)
Лурд, Франция. Чудесные излечения/Magical Healing (святая Бернадетта)
Моркомблейк, Англия. Болезни глаз/Sore Eyes (святая Гвен (Кандида, Бланка))
Падуя, Италия. Потерянные вещи/Lost Things (святой Антоний Падуанский)
Рим, Италия, церковь Святого Лаврентия. Больной коренной зуб/Painful Molar (святая Аполлония)
Сполето, Италия. Несчастные в браке женщины/Unhappily Married Women (святая Рита из Кашии)
Виндзорский замок (Королевская часовня), Англия. Головные боли/Headaches (Добрый король Генрих [IV])
Непреходящая духовная серьезность сувенирной продукции: образок четырнадцатого века из церкви Святого Томаса Бекета, Кентербери.
Верующие знали, что, к примеру, если болят зубы, следует отправиться в церковь Святого Лаврентия в Риме и прикоснуться к мощам руки святой Аполлонии, которая покровительствовала здоровым зубам. Несчастные в браке женщины отправлялись в Умбрию, чтобы посетить церковь Святой Риты из Кашии, которая покровительствовала разрешению различных семейных проблем. Солдаты верили, что могут укрепить дух перед битвой, прикоснувшись к мощам святой Веры, хранившимся в золоченой раке в церкви аббатства Конк на юго-западе Франции. Женщины, у которых возникали проблемы с кормлением грудью, могли найти помощь и утешение в храме Святого Грудного Молока в Шартре. Тем, кто чрезмерно боялся грозы, рекомендовалось посетить немецкий городок Бад-Мюнстерайфель, где они могли положить руки на мощи святого Доната, избавляющего от страха перед молнией и громом.
Добравшись до нужного храма, пилигримы первым делом направлялись в ближайшие лавки, где продавались отлитые из воска модели беспокоящих частей тела – от ног, ушей и грудей до пенисов и даже душ (в виде младенцев). Войдя в храм, пилигримы ставили свои покупки на алтарь, могилы или раки, преклоняли колени в молитве и просили святых о помощи.
Потом пилигримы снова шли в лавки. Следуя утверждению Кирилла Иерусалимского, жившего в четвертом веке, что носовой платок, который соприкасался с телом мученика, навеки обретает чудодейственную силу, эти лавки начали предлагать самые разнообразные товары из ткани. Кроме того, в ассортименте имелись маленькие стеклянные пузырьки с пылью, собранной с пола у могил, которые могли помочь в несчастье. Монах-бенедиктинец, которого звали Гвиберт Ножанский, сообщает, что один его знакомый, который случайно проглотил лягушку и чуть не задохнулся, был чудесным образом исцелен ложкой пыли с могилы святого Марселя, епископа Парижского. Но чаще всего гостям предлагалось приобрести отлитые из свинца образки с ликом святого, чьим мощам приходил помолиться пилигрим. Как говорили о короле Франции Людовике Одиннадцатом, который посетил все известные храмы своей страны, его шляпу украшали образы святых, которые он всегда целовал, когда прибывали хорошие или плохие новости.
И пусть сегодня редко кто готов отправиться пешком за сотню километров, чтобы избавиться от страха перед грозой, путешествие, тем не менее, остается центральным мотивом многих мирских идей. Наши поездки играют важную роль в закреплении важных внутренних сдвигов. Пока мы можем называть их ценимыми, а не святыми, будут оставаться места, способные спасти поврежденные части наших тел благодаря уединенности, спокойствию, тишине, красоте или культурному богатству.
К сожалению, мы лишены надежного метода поиска этих редких и целительных мест. В этом опять, как столь часто случается в секулярном мире, когда дело касается наших эмоциональных потребностей, нам недостает структуры, которую ранее предлагала религия. Туристические агенты полагают себя ответственными только за организационные проблемы – подбор маршрута с минимальным временем ожидания между рейсами, скидки на авиабилеты и стоимость проживания в отелях – и практически не помогают клиентам отыскать дорогу к тем местам, которые принесут ощутимую пользу их внутреннему миру. Нам нужны туристические агенты, тонко чувствующие психологическое состояние клиента, которые смогут почувствовать, чего нам не хватает, и направить нас в те далекие – или не очень – края, способные нас излечить, агенты, которые отправят нас в путешествия, связанные с укреплением тех качеств, которые мы ценим, но не можем обрести в достаточной мере дома.
Мы все больше страдаем от недостатка храмов. Прибыв в пункт назначения, мы редко знаем, что нам теперь делать. Бродим по кругу в поисках точки опоры. Жаждем чего-то важного, хотим найти место, куда можем пойти, чтобы прикоснуться к сущности genius loki, но в отсутствие выбора, как правило, заканчиваем унылым осмотром музея, стыдясь за свое неодолимое желание вернуться в отель и улечься в кровать.
Психотерапевтическое туристическое агентство излечит душевные расстройства с помощью тех уголков нашей планеты, которые в наибольшей степени для этого подходят.
Насколько больший терапевтический эффект приобретали бы наши путешествия, если бы они включали в себя посещение местного мирского святилища или храма, архитектурного творения, призванного определить и усилить те достоинства, что связаны с этим местом. Внутри мы могли бы оставить восковые изображения наших забот и инфантильности, пытаясь таким образом зафиксировать цель нашего путешествия, а снаружи, в ряду маленьких лавчонок, нам продали бы вдохновляющие символы трансформирующей мощи места, в которое мы прибыли издалека.
Один из таких храмов может быть посвящен энергии мегаполиса, другой – очищающему спокойствию пустынной тундры, третий – яркости тропического солнца. Эти храмы могли бы стать домами для избегающих нас в любом другом месте genii locorum и сообща научить нас использовать путешествие как средство излечения, а не источник развлечений и релаксации.
4
Нет необходимости перечислять все трудности, преодоление которых могло бы взять на себя новое поколение храмов. Они могут быть самыми разными, отвечая потребностям наших душ.
Речь лишь о том, что мы должны возрождать и продолжать традиции религиозной архитектуры, проектируя мирские храмы таким образом, чтобы продвигать важные идеи и абстрактные темы, обходясь без святилищ с бестелесными божествами.
В той же степени, что и церковные шпили в небесах над средневековыми городами, эти храмы должны напоминать нам о надеждах. Они могут разниться по стилю, размерам и формам, это могут быть и хижины, и ангары, их можно изготавливать из переработанных покрышек или слитков золота, они могут выпирать из стен офисных зданий или располагаться в освещенных гротах под нашими улицами, но все эти храмы должно объединять древнее устремление культовой архитектуры: на время помещать нас в тщательно структурированное трехмерное пространство, чтобы обучать наши души и восстанавливать их спокойствие.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.