ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Возникновение магии — формирующейся религии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Возникновение магии — формирующейся религии

1. Две сферы человеческой практической деятельности

Проблема происхождения религии, нашедшая свое принципиальное решение в трудах классиков марксизма, до сих пор все еще не получила своего конкретного решения. Среди ученых, стоящих на марксистских позициях, нет единства мнений ни в вопросе о первоначальной форме религии, ни в вопросе о времени ее возникновения. П.Лафарг (1931), Г.В.Плеханов (1925, 1928), А.В.Луначарский (1923), И.И.Скворцов-Степанов (1959), В.К.Никольский (1931, 19506, 1953), В.И.Равдоникас (1939, I), Ш.Эшплен (1954), Б.И.Шаревская (1950, 1955), А.Д.Сухов (1960, 1963) первой формой религии считали анимизм, А.И.Тюменев (1922а, 19226) и А Г.Спиркин (1960) — аниматизм, Ю.П.Францев (1940, 1959), А.Ф.Лосев (1958) и А.Ф.Анисимов (1958а, 19586) — фетишизм, Дж. Томсон (1958, 1959), — магию и тотемизм, В.Холличер (1960) — магию. С.А.Токарев (1956, 19576, 19606) и вслед за ним В.Ф.Зыбковец (19586, 1959) вообще отрицают существование какой-либо одной первой формы религии, полагая, что первоначально сразу возникли зачатки разных форм религии.

Часть советских ученых относит возникновение религии к мустьерской эпохе (Равдоникас, 1939, I, Францев, 1940, 1959; Окладников, 1949, 19526; В.Никольский, 19506, 1953, 1955; Борисковский, 19506, 1957а; Анисимов, 1958а), другая часть выступает с резкой критикой этого взгляда (Плисецкий, 1952, 1957; Косвен, 1957; Шахнович, 1957; Зыбковец, 1958а, 1959). Однако и среди ученых, считающих, что религия возникла не раньше, чем с переходом к родовому обществу, нет полного единства мнений. Одни из них относят возникновение религии к ориньякской эпохе (Ефименко, 1953; Спиркин, 1960), другие — к мадленской (Зыбковец, 1959)

Не лучше обстоит дело с вопросом о том, как конкретно протекал процесс возникновения религиозных верований. Во всех работах, посвященных этой проблеме, обычно говорится о причинах появления религии, далее рассматриваются религиозные представления, являющиеся, по мнению автора, первоначальными, но сам процесс становления религии остается нераскрытым. Нет ни одной работы, в которой была бы прослежена внутренняя объективная логика этого процесса, его внутренняя необходимость.

Одной из причин такого положения вещей является, на наш взгляд, то обстоятельство, что все авторы, совершенно правильно указывая на бессилие человека перед природой как на главную причину возникновения религии, в то же время отказываются от анализа как сущности, так и проявления бессилия человека перед природой. В результате этого некоторые из них подменяют объективное бессилие человека перед природой чувством бессилия перед ней и выводят религию не из первого, а из второго, тем самым фактически отходя от марксистского взгляда на происхождение религиозных верований. Без детального анализа сущности бессилия человека перед природой и его проявления невозможно правильное решение проблемы происхождения религии. Поэтому мы с этого анализа и начнем.

Бессилие прежде всего означает отсутствие силы Вполне понятно, что оно проявляется в том же, в чем проявляется и сила, — в практической деятельности людей Бессилие человека перед природой есть его практическое бессилие, бессилие его практической деятельности Практическая деятельность всегда направлена на достижение определенной цели, носит целеустремленный характер Бессилие человека прежде всего проявляется в том, что он не может добиться реализации намеченных целей, не может обеспечить успешного результата своей деятельности.

Абсолютно недостижимыми являются цели, находящиеся в противоречии с законами природы, природной необходимостью. Однако отсутствие противоречия между целью и объективной необходимостью природы само по себе не является еще достаточной гарантией ее реализации. Практическая деятельность может наверняка привести к желаемому результату только в том случае, если человеку хорошо известен путь, ведущий к реализации цели, если заранее известны препятствия, могущие помешать достижению результата, и заранее приняты меры к их устранению. Чтобы добиться реализации намеченной цели, необходимо предвидеть течение объективных процессов и результаты своих собственных действий, нужно иметь знания о внутренних связях явлений, иметь идеи, истинно отражающие объективную необходимость.

Не зная внутренней связи, внутренней необходимости явлений, человек оказывается не в состоянии предвидеть ход событий и результаты своих собственных действий, не в состоянии выявить, какой образ действий из всех возможных ведет к желаемому результату. Поэтому он оказывается не в состоянии свободно решить, как ему следует действовать, какой образ действий необходимо избрать, чтобы добиться реализации намеченной цели. Человек вынужден действовать ощупью, впотьмах, вслепую. Принятие того или иного решения, выбор того или иного образа действий зависит в данном случае не столько от сознания и воли человека, сколько от разного рода случайных, не зависящих от него обстоятельств.

Далее, приняв под влиянием тех или иных случайных обстоятельств тот или иной план действий, человек в том случае, когда он не знает внутренней связи явлений, их объективной необходимости, не сможет последовательно осуществить его, В процессе деятельности по претворению в жизнь этого плана он неизбежно столкнется с множеством случайностей, влияние которых на исход деятельности он не может предвидеть и предотвратить. Эти случайности неизбежно заставят его в той или иной степени отказаться от принятого плана действий, навяжут ему иной образ действий.

Когда человек не знает необходимости, образ его действий во многом определяется случайностями. Определяя во многом образ деятельности, случайности во многом определяют и ее результат. Не столько от сознания и воли человека, сколько от не поддающегося учету благоприятного или неблагоприятного стечения обстоятельств зависит, достигнет человек желаемой цели или не достигнет, будет его деятельность успешной или приведет к неудаче. Не зная объективной необходимости, человек запутывается в хаосе случайностей, всецело подпадает под власть необходимости, оказывается рабом случайностей, рабом слепой, непознанной необходимости. Объективная необходимость, как известно, существует в случайностях. Именно в форме случайностей слепая, непознанная необходимость господствует над человеком, порабощает его.

Бессилие человека перед природой, таким образом, есть проявляющееся в практической деятельности его бессилие перед слепой, непознанной необходимостью, его зависимость от случайностей, в которых эта необходимость проявляется. Бессилие человека перед слепой необходимостью есть одна сторона явления, другой стороной которою является власть этой необходимости над человеком, гнет над ним случайностей, являющихся проявлением непознанной необходимости.

Природа господствует над человеком, человек бессилен перед природой, когда он не знает необходимости природы, когда его практическая деятельность несвободна, когда результат его деятельности зависит не столько от его сознания и воли, сколько от не поддающегося учету стечения случайных обстоятельств, когда результат его деятельности опосредствован не поддающейся контролю игрой случайностей Гнет природы над человеком, бессилие человека перед случайностями, его зависимость от слепой, непознанной необходимости, несвобода человека — все это различные обозначения одного и того же. Бессилие человека перед природой, власть над ним случайностей является доказательством того, что человек не знает объективной необходимости природы, не знает внутренней связи явлений.

Когда человек познает объективную необходимость явлений, он получает тем самым возможность предвидеть ход событий и результаты своих собственных действий, получает возможность действовать не вслепую, не ощупью, а со знанием дела. Он знает в таком случае путь, ведущий к реализации поставленной цели, знает, какой образ действий нужно избрать, чтобы добиться желаемого результата. Человек в таком случае свободен: он свободно принимает решения и свободно действует.

Чем глубже и полнее мышление человека отражает объективную необходимость, чем более точно предвидит он ход событий, тем свободнее избирает он образ действий, тем свободнее его деятельность, тем больше ее результаты зависят от его воли и сознания, а не от случайного стечения благоприятных и неблагоприятных обстоятельств. Раскрывая внутренне необходимые связи явлений, человек все больше овладевает явлениями, получает все большую возможность их изменить и преобразовать, получает все большую власть над объективным миром.

Познание необходимости влечет за собой смену проявляющейся в практике власти случайностей над человеком, также проявляющейся в практике властью человека над случайностями. Вырываясь из-под власти случайностей, человек кладет конец рабской зависимости от необходимости. На смену бессилия человека перед природой приходит его власть над ней „Пока мы не знаем закона природы, — писал В.И.Ленин (ПСС, т. 18, с. 198), — он, существуя и действуя помимо, вне нашего познания, делает нас рабами „слепой необходимости". Раз мы узнали этот закон, действующий (как тысячи раз повторял Маркс) независимо от нашей воли и от нашего сознания, — мы господа природы. Господство над природой, проявляющее себя в практике человечества, есть результат объективно верного отражения в голове человека явлений и процессов природы, есть доказательство того, что это отражение (в пределах того, что показывает нам практика) есть объективная, абсолютная, вечная истина".

Познав необходимость объективного мира и действуя в соответствии с нею, человек подчиняет себе силы природы, заставляет их служить своим целям и превращается из раба природы в господина природы, перестает быть бессильным перед природой, становится свободным. „Не в воображаемой независимости от законов природы заключается свобода, — писал Ф.Энгельс (Соч., т.20, с.116), — а в познании этих законов и в основанной на этом знании возможности планомерно заставлять законы природы действовать для определенных целей… Свобода воли означает, следовательно, не что иное, как способность принимать решения со знанием дела… Свобода, следовательно, состоит в основанном на познании необходимостей природы [Naturnotwendigkeiten] господстве над ними самими и над внешней природой; она поэтому является необходимым продуктом исторического развития".

Проблема бессилия человека перед природой и его власти над ней есть по существу один из аспектов проблемы свободы и необходимости. Когда человек не знает необходимости природы, результаты его деятельности зависят не столько от него самого, сколько от не поддающегося его контролю случайного стечения обстоятельств, он находится под гнетом случайностей, слепой, непознанной необходимости, он бессилен перед природой, несвободен Когда человек знает необходимость природы, результаты его деятельности зависят не столько от стечения обстоятельств, сколько от его воли и сознания, он вырывается из-под власти случайностей, становится господином природы, становится свободным.

Всю практическую деятельность человека можно было бы грубо подразделить на два вида: 1) деятельность, результаты которой зависят прежде всего от самого человека, — свободную практическую деятельность и 2) деятельность, результаты которой опосредствованы не поддающейся контролю человека игрой случайностей, — несвободную, зависимую практическую деятельность. Грань между этими двумя видами деятельности является крайне относительной, ибо не может быть ни абсолютно свободной, ни абсолютно несвободной человеческой деятельности, и между ними имеются все степени перехода, но тем не менее она существует. Человеческая практика на всех этапах своего развития всегда включала и сейчас включает в себя как свободную, так и несвободную деятельность. Прогресс в развитии практической деятельности заключается в непрерывном расширении сферы свободной практики за счет сферы несвободной и возрастании степени свободы.

Расширение сферы свободной практической деятельности и возрастание степени свободы шло по мере познания объективной необходимости, по мере углубления человеческих знаний об окружающем мире. Однако глубочайшей ошибкой было бы считать, что в основе развития человеческой практики лежало развитие познания. Дело обстояло как раз наоборот: развитие практической деятельности определяло развитие познания. Только в процессе практической деятельности было возможно познание необходимости. В отношении практики и познания определяющим является практика, а определяемым, вторичным — познание. Незнание необходимости природы является причиной бессилия человека перед природой, но само незнание необходимости, неразвитость человеческого познания коренится в неразвитости человеческой практики. Конечной причиной проявляющегося в практике бессилия человека перед природой, конечной причиной зависимого, несвободного характера человеческой практики является ее недостаточная развитость. Развиваясь, практическая человеческая деятельность обусловливала развитие познания, обусловливала переход от незнания необходимости к знанию и тем самым превращала себя из несвободной, зависимой в свободную. В основе расширения сферы свободной практики и возрастания степени свободы всегда лежало и лежит в конечном счете развитие самой практической деятельности.

2. Раздвоение человеческой практики. Возникновение символического, иллюзорного образа действий

Даже у современных народов, стоящих на стадии доклассового общества, сфера зависимой, несвободной практики необычайно широка. Успех их практической деятельности, прежде всего таких ее видов, как охота и рыболовство, во многом зависит от случайного стечения благоприятных или неблагоприятных обстоятельств. Не желая перегружать работу примерами, которые можно в изобилии почерпнуть из описаний путешествий и трудов по этнографии (см., напр.: Врангель, 1841, И, с.105–106; Нансен, 1926, с.71; Штернберг, 1936, с. З — 4, 245–248; Расмуссен, 1958, с.81–83; Анисимов, 1958а, с.38–40; Токарев, 1959, с.38–40; Malinowski, 1922, p.344–345,393; 1926, p. 108–110; Firth, 1929, p.257–259; 1939, p.90–91, 168–181), ограничимся лишь одним обобщающим высказыванием крупнейшего русского этнографа Л.Я.Штернберга (1936). „Какими же методами, — писал он, — человек борется за свое существование? В первую голову он применяет свои собственные силы. Наряду с грубой физической силой он применяет свое великолепное орудие — свой интеллект, свои изобретения — орудия, которые существовали уже с древнейшего известного нам периода человеческого существования. Его основной метод борьбы за существование — это метод техники, изобретений. Но вот оказывается, что все его гениальные изобретения недостаточны для борьбы с природой. При всем своем искусстве, в одном случае он направляет стрелу в животное даже в самую плохую погоду и убивает его, а в другом случае при самых благоприятных условиях делает промах, стреляет и не попадает. В одном случае он может наловить рыбы в один день столько, что ее хватит надолго, а в другом случае могут пройти целые месяцы и он не поймает ни одной рыбы. Одним словом, перед ним в борьбе за существование встает „его величество случай", то, что мы называем удачей, счастьем и т. д., явление для него совершенно непонятное, таинственное" (с.246–247. Подчеркнуто мною. — Ю.С.).

Если так велика роль случайностей в жизни людей современного типа, имеющих за своими плечами накопленный в течение сотен тысяч лет трудовой опыт, то тем более она была велика в жизни людей формировавшихся, людей, только еще перестававших быть животными. Формирующиеся люди были почти полностью бессильны перед природой, почти вся их практическая деятельность была несвободной, зависимой.

Это, однако, не значит, что у них вообще полностью отсутствовала какая бы то ни было свободная практическая деятельность. Люди с самого момента своего возникновения не только приспособлялись к среде, но и преобразовывали ее. Поэтому они никогда не были полностью бессильны перед природой, поэтому их деятельность никогда не была полностью несвободной, зависимой. Возникновение человеческой практической деятельности было одновременно началом освобождения деятельности от власти случайностей, началом становления свободы. Сфера свободной практики была у формирующихся людей необычайно узка, но тем не менее она существовала.

Прежде всего освобождаться от власти случайностей начала деятельность производственная, деятельность по изготовлению орудий. Что же касается деятельности присваивающей, прежде всего охоты, то она почти всецело носила зависимый, несвободный характер. Возникшее под влиянием потребностей развития производственной деятельности и в процессе этой деятельности мышление первоначально было неразрывно связано с производственной деятельностью, вплетено в последнюю. Производственная деятельность первоначально была главным и основным объектом мышления. Предметы внешнего мира были объектами мышления лишь постольку, поскольку они были связаны с производственной деятельностью, были ее моментами. Они мыслились лишь в неразрывной связи с производственной деятельностью, как ее моменты.

Будучи неразрывно связанным с производственной деятельностью, мышление было ориентировано на раскрытие связей, без знания которых невозможно было развитие этой деятельности. Одной из самых первых связей, осознанных человеком, нашедших отражение в его мышлении, была связь между действиями человека и их результатом.

В процессе производственной деятельности человек все больше и больше убеждался в том, что для того, чтобы добиться желаемого результата, он должен действовать так же, как он действовал в тех случаях, когда им был достигнут результат, подобный желаемому, и что для того, чтобы избегнуть нежелательного результата, нужно действовать иначе, чем он действовал в тех случаях, когда результат был нежелательным. Подобные, одинаковые действия влекут за собой подобные, одинаковые результаты; действия непохожие, неодинаковые влекут за собой непохожие, неодинаковые результаты— таково было первое широкое обобщение, которое было навязано человеку всем ходом производственной деятельности. Это обобщение может быть названо законом подобия деятельности-результата.

Вполне понятно, что этот закон существовал для прачеловека не как теоретически осознанное обобщение, а как чисто эмпирическое правило, которого он придерживался в своей практической деятельности. Чтобы добиться желаемого результата, человек старался действовать как можно более сходно с тем, как он действовал в тех случаях, когда результат, подобный желаемому, был достигнут. Неудача в достижении желаемого результата служила для него достаточным доказательством того, что его действия не были достаточно точным воспроизведением тех, которые имели место, когда результат был достигнут, и что необходимо более точное копирование последних.

В сфере свободной практики, в которой существует прямая зависимость между деятельностью человека и ее результатами, повышение точности воспроизведения действий приводило в конце концов к тому, что человек достигал желаемого результата. Вполне понятно, что для достижения желаемого результата не требовалось абсолютно точного копирования прошлой деятельности, завершившейся подобным результатом, необходимостью было ее воспроизведение лишь в главном и основном, а не в деталях. В процессе свободной практической деятельности происходило отделение существенного, важного в ней от несущественного, неважного, второстепенного, отделение действий необходимых, без которых не мог быть достигнут желаемый результат, от действий, не являющихся необходимыми для достижения его. Свободная практическая деятельность, в ходе которой было выработано убеждение, что для достижения желаемой цели нужно действовать таким же образом, как действовал человек в том случае, когда цель была достигнута, одновременно убеждала человека в том, что для достижения цели нет необходимости в абсолютно точном воспроизведении всех без исключения действий, имевших место в последнем случае, что нужно отличать действия, без воспроизведения которых невозможно достигнуть желаемого результата, от действий, в воспроизведении которых нет необходимости.

Способствуя выделению и закреплению правильных производственных приемов, отсеиванию как ошибочных, так и лишних и бесполезных действий, передаче и накоплению производственного опыта, закон подобия деятельности — результата в огромной степени способствовал формированию и совершенствованию правильного образа действий, поступательному развитию производственной деятельности. Помимо прогрессивного влияния, этот закон оказывал на производственную деятельность и консервативное, затрудняя, в частности, отказ от когда-то оправдавших себя, но отживших в данный момент приемов деятельности и замену их новыми приемами; однако консервирующее влияние этого закона на развитие свободной практической деятельности было относительным, в то время как его прогрессивное воздействие — абсолютным.

Начавшееся первоначально в сфере производственной деятельности освобождение трудовых актов от рефлекторной формы в дальнейшем охватило всю практическую деятельность человека. Вслед за актами производства все действия человека начали постепенно превращаться из рефлекторных в сознательные, целенаправленные. По мере того как объектом мышления становилась вся практическая деятельность и связанные с ней предметы внешнего мира, обобщения, возникшие в процессе являвшейся во многом свободной от производственной деятельности, распространялись на всю практическую деятельность, в том числе и на несвободную, зависимую.

Распространившись на сферу несвободной, зависимой деятельности, в частности, охоты, убеждение в том, что одинаковые действия влекут за собой одинаковые результаты и что в основе различия результатов лежит различие действий, в определенной степени способствовало накоплению трудового опыта и совершенствованию этой деятельности и поэтому закрепилось и в этой сфере. Но распространение и закрепление в сфере несвободной практики закона подобия деятельности — результата, кроме тех следствий, которые оно имело в сфере свободной практики, вело и к совершенно иным.

Как уже указывалось, в отличие от свободной практической деятельности, образ несвободной практической деятельности и ее результаты определяются не столько волей и сознанием человека, зависят не столько от собственных усилий человека, сколько от случайного стечения благоприятных и неблагоприятных обстоятельств. Опосредствование образа и результата несвободной практической деятельности, не поддающейся контролю человека игрой случайностей, делает в большинстве случаев невозможным и бесполезным, а иногда даже и прямо вредным точное воспроизведение действий, приведших в прошлом к желаемому результату.

Однако сам человек и в сфере несвободной практики продолжал руководствоваться законом подобия деятельности — результата и рассматривать всякую неудачу в достижении желаемой цели как результат того, что его действия не были достаточно точным воспроизведением тех, которые имели место, когда цель, подобная желаемой, была достигнута, и стремился, желая во что бы то ни стало достигнуть цели, к более точному копированию этих действий. Если человек опять не достигал желаемого результата, а это могло иметь место, ибо в сфере зависимой практики повышение точности копирования прошлых удачных действий в том случае, когда оно было возможным, само по себе, без вмешательства благоприятных случайностей не могло обеспечить достижения этого результата, он опять-таки рассматривал это как следствие недостаточно точною воспроизведения удачных действий и стремился к еще более точному их копированию.

Но никакое повышение точности воспроизведения прошлых удачных действий само по себе не могло гарантировать в сфере несвободной практики достижения желаемой цели. Это обстоятельство лишало человека объективного критерия, который мог бы позволить ему отделить действия, необходимые для достижения целей, от действий второстепенных, несущественных. Отсутствие такого критерия находит свое объяснение в самой природе несвободной деятельности, в том, что результаты зависят не столько от собственных усилий человека, сколько от игры случайностей.

В условиях, когда никакое повышение точности копирования прошлых удачных действий не могло гарантировать достижение намеченных человеком целей, в условиях отсутствия объективного критерия, который бы мог позволить человеку отделить действия необходимые, существенные от несущественных, стремление человека обеспечить достижение желаемого результата, гарантировать успех своей деятельности не могло не породить тенденции к полному, абсолютному копированию прошлых удачных действий. Но такое копирование, как уже указывалось, было в большинстве случаев невозможным, бесполезным и даже вредным.

Так в сфере несвободной практической деятельности возникло и получило развитие крайне острое противоречие между тенденцией к абсолютному воспроизведению прошлых удачных действий и реальной невозможностью и бесполезностью такого воспроизведения. Накопленный практический опыт, с одной стороны, толкал человека в сфере несвободной практики к абсолютному копированию прошлых удачных действий, а с другой стороны, доказывал ему невозможность и бесполезность такого копирования.

Выход из такого противоречия был подсказан опять-таки накопленным практическим опытом. Как упоминалось выше, в процессе свободной практической деятельности у человека наряду с убеждением в том, что подобные действия влекут за собой результаты, вырабатывалось убеждение в необходимости отличить действия, без воспроизведения которых невозможно достижение желаемого результата, от действий, в воспроизведении которых нет нужды. В результате распространения этого последнего убеждения на сферу несвободной практики противоречие между тенденцией к абсолютному копированию прошлых удачных действий и невозможностью и бесполезностью такого копирования нашло свое разрешение в дополнении диктуемых обстановкой действий, направленных к достижению желаемой цели, действиями, представляющими собой абсолютное воспроизведение части той деятельности, которая имела место в прошлом, когда был достигнут результат, подобный желаемому. Вследствие отсутствия объективного критерия, который мог бы позволить отделить необходимые действия от несущественных, абсолютному копированию могли подвергнуться и такие действия, которые никогда не оказывали сколько-нибудь существенного влияния на исход деятельности. Но даже и те действия, которые в своей первоначальной форме оказали существенное влияние на исход деятельности, когда их начали копировать, не сообразуясь с обстановкой, неизбежно утратили всякое реальное значение.

Таким образом, на определенном этапе развития человеческой практической деятельности необходимо произошло ее раздвоение на деятельность, реально направленную к достижению желаемого результата, деятельность, объективно необходимую для достижения этого результата, и деятельность, направленную к достижению этого результата лишь символически, формально, деятельность ненужную и бесполезную, но рассматриваемую как абсолютно необходимую для достижения желаемого результата.

Символическая практическая деятельность была вызвана к жизни бессилием реальной практической деятельности. Символический образ практической деятельности возник как иллюзорное практическое восполнение бессилия реального образа практической деятельности. Он появился как паразит на теле живой человеческой практики. Отнимая время и силы, необходимые для реальной деятельности, паразитический, иллюзорный образ действия, начиная с самого момента своего возникновения, наносил ущерб развитию живой, реальной практической человеческой деятельности.

3. Раздвоение человеческого познания. Возникновение иллюзорного, магического образа мышления

Если в самом начале раздвоения практической деятельности люди, вероятно, не осознавали того объективного различия, которое существовало между действиями, реально необходимыми для достижения желаемой цели, и опутывавшими их действиями символическими, паразитическими, считая и те и другие в одинаковой мере способствующими достижению результата, то в ходе дальнейшего развития практической деятельности и определяемого им развития мышления это различие стало постепенно осознаваться.

Для успешного развития практической деятельности мало было осознания факта существования связи между действиями и результатом, факта зависимости результата от действия. Потребности развития практики требовали углубления познания существующей между действиями и результатами связи, требовали выявления того, в чем состоит влияние данного действия на результат, как и почему данное действие влияет на результат.

В сфере свободной практической деятельности связь между действием и результатом была более или менее ясной. В этой сфере человек постепенно приобретал и совершенствовал свои знания о том, как и в какой мере различные его действия влияют на результат, в чем состоит зависимость результата от действия.

Иначе обстояло дело с символическим, паразитическим образом действий. При всем своем желании человек не мог получить никаких знаний о природе связи, существовавшей, по его глубокому убеждению, между символическими действиями и результатом реальных действий, о характере влияния, оказываемого, по его убеждению, символическими действиями на результат его практической деятельности. И вполне понятно, почему: потому что между символическими действиями и результатом действий не было иной связи, кроме временной и пространственной, потому что символические действия на деле не способствовали достижению результата, не оказывали реального положительного влияния на исход человеческой деятельности. Однако безуспешность попыток получить знание о связи между символическими действиями и результатами реальных действий, понять природу влияния символических действий на эти результаты не могла поколебать порожденного и питаемого бессилием человека перед природой убеждения, что возникшие как иллюзорное восполнение бессилия реального образа действий символические действия оказывают влияние на результат реальных действий, что символические действия не менее необходимы для достижения желаемого результата, чем реальные действия.

В результате объективное различие, существовавшее между реальными действиями, действительно влиявшими на исход человеческой деятельности, и символическими действиями, не оказывавшими на него влияния, было осознано человеком как различие между действиями, влиявшими на результат естественным образом, ясным и понятным человеку образом, и действиями, влиявшими на результат таинственным, непонятным образом. Произошло раздвоение человеческого познания: наряду со знанием о реальных связях, реальных влияниях возникла вера в существование качественно отличных от первых — таинственных, непонятных связей, таинственных, непонятных влияний.

Человеческое мышление является не только объективным процессом, но и творческой деятельностью человека, субъективной человеческой деятельностью[80]. Именно то обстоятельство, что мышление, как и практика, представляет собой, помимо всего прочего, субъективную деятельность, дает основание говорить о том или ином способе мышления, о том или ином образе мыслительной деятельности человека. В отношении практики и мышления, как уже неоднократно указывалось, первичным, определяющим является практика, вторичным, определяемым — мышление. В основе идеальной мыслительной практики в конечном счете лежит практика материальная, в основе определенного образа мыслительной деятельности человека — определенный образ его практической материальной деятельности.

Раздвоение ранее единой живой, реальной практической деятельности человека на деятельность реальную и деятельность символическую, паразитическую неизбежно привело к раздвоению и мыслительной деятельности на деятельность, результатом которой является истина, деятельность логическую и деятельность, результатом которой является иллюзорный взгляд на мир, деятельность иллогическую, иррациональную.

Практическая иллюзия неизбежно породила иллюзию мыслительную. Паразитический, иллюзорный образ практической деятельности неизбежно вызвал к жизни и соответствующий ему иллюзорный взгляд на человеческую практику, иллюзорный, паразитический образ мысли, качественно отличный от логического способа мышления. Если логический образ мышления состоял в раскрытии реально существующих связей и влияний, прежде всего связей между реальными действиями и результатами, то иллюзорный образ мысли состоял в приписывании таинственных, непонятных влияний, в первую очередь в их приписывании символическим, паразитическим человеческим действиям.

Возникнув, иллюзорный, паразитический образ мысли образовал вместе с породившим его иллюзорным, паразитическим образом действий то, что получило в этнографической науке название магии. Магия есть единство иллюзорного, магического образа действий и иллюзорного, магического образа мысли. Первой формой магии была нерасчлененная подражательная магия, магия подобия действия, из которой в дальнейшем выделилась собственно подражательная магия, парциальная магия и инициальная[81].

Будучи порожденным паразитическим, иллюзорным образом деятельности, магический образ мышления в свою очередь оказал большое обратное влияние на развитие магической практики и прежде всего способствовал дальнейшему обрастанию несвободной практической деятельности магическими действиями. В сфере зависимой практики реально существующую связь между действиями и результатом было выявить очень трудно, ибо она опосредствована игрой случайностей. С появлением магического образа мысли человек в тех случаях, когда он оказывался не в состоянии выявить реально существующую между его действиями и результатами связь, приписывал этим действиям магическое влияние на результат. Это вело в конечном счете к превращению данных, первоначально, возможно, имевших реальное влияние на результат действий, в магические, паразитические.

Как в сфере свободной, так и особенно в сфере несвободной практической деятельности человек нередко терпел неудачу в попытках добиться желаемого результата. В сфере свободной практики человек мог выявить и выявлял, какое его действие, как и почему помешало достигнуть желаемого результата, и старался воздерживаться от таких действий в дальнейшем. В сфере несвободной практики выявление действий, помешавших достижению желаемого результата, было крайне затруднено, тем более что причиной нежелательного исхода деятельности чаще всего являлось неблагоприятное стечение случайных обстоятельств. Оказываясь не в состоянии выявить реальные связи между своими действиями и нежелательным результатом, человек приписывал некоторым, бросившимся ему по тем или иным причинам в глаза действиям, чаще всего действиям, резко отличавшимся от тех, которые имели место в случае, когда желаемый результат был достигнут, отрицательное магическое влияние на желаемый, но не достигнутый результат. Стремясь обеспечить успех своей деятельности, человек в дальнейшем стремился воздерживаться от этих действий, приписывая отказу от них магическое положительное влияние на исход деятельности.

Так наряду с магией действия, позитивной или положительной магией возникла магия отказа от действий — отрицательная или негативная магия. Возникновению и оформлению негативной магии способствовало существование моральных запретов — этических табу. Как уже указывалось в главе IX, этические табу предстают перед человеком как запреты, о которых он знает по существу лишь одно, а именно, что их нужно соблюдать, ибо нарушение этих запретов каким-то неведомым для него образом навлечет на него и на весь коллектив какую-то грозную, но совершенно непонятную опасность. С возникновением магического образа мышления опасность, происходящая от нарушения табу, была осмыслена как отрицательное магическое влияние. Этические табу, продолжая оставаться по своему содержанию социальными, по форме стали магическими. Эти магически осмысленные этические табу можно было бы назвать маги-ко-этическими. С другой стороны, на возникшие чисто магические запреты стали переноситься некоторые черты этических табу. Так постепенно оформились две категории табу: магико-этические и чисто магические, сходные по форме, но отличные по содержанию. В дальнейшем развитии многие магико-этические табу, потеряв значение как нормы поведения в обществе, превратились в чисто магические. Так, например, в родовом обществе половые производственные табу являются этическими лишь по своему происхождению, по существу же они давно уже стали чисто магическими. (См. примечание).

Возникнув на основе магического образа действий и будучи первоначально вплетенным в него, магический образ мысли в дальнейшем постепенно приобрел относительную самостоятельность. Чтобы понять его эволюцию, необходимо предварительно хотя бы кратко коснуться вопроса о развитии логического образа мышления.

Логический образ мышления не возник сразу в готовом виде. Он мог сформироваться лишь в процессе длительного исторического развития практической человеческой деятельности, „…Практическая деятельность человека, — писал В.И.Ленин (ПСС, т.29, с. 172), — миллиарды раз должна была приводить сознание человека к повторению разных логических фигур, дабы эти фигуры могли получить значение аксиом". „…Практика человека, — указывал он в другом месте „Философских тетрадей" (с. 198), — миллиарды раз повторяясь, закрепляется в сознании человека фигурами логики Фигуры эти имеют прочность предрассудка, аксиоматический характер именно (и только) в силу этого миллиардного повторения".

Формирование логического способа мышления началось с того момента, когда производственная деятельность стала освобождаться от своей рефлекторной формы. Протекал этот процесс вначале на основе развития производственной, а в дальнейшем всей практической деятельности. С раздвоением практической деятельности на реальную и иллюзорную формирование логического образа мышления продолжалось на основе первой.

Первоначально главным объектом мышления была практическая деятельность. Предметы внешнего мира были объектами мышления лишь постольку, поскольку они являлись моментами этой деятельности. В дальнейшем развитии происходит отдифференцирование в человеческом сознании предметов внешнего мира от человеческой деятельности. Предметы внешнего мира, мыслившиеся раньше лишь как моменты практической деятельности, становятся самостоятельными объектами мышления. В последующем объектами мышления становятся постепенно все предметы внешнего мира, не исключая и тех, которые прямо не связаны с практической деятельностью человека, весь объективный мир.

Отделение в мышлении предметов, являвшихся моментами практической деятельности, от самой практической деятельности было вызвано потребностями развития этой деятельности. Процесс практической деятельности, не исключая и свободной, не мог не зависеть от качества применяемых и используемых средств и предметов труда, от обстановки, в которой он протекал, короче говоря, от условий. Чтобы деятельность человека была подобна той, которая имела место в прошлом, когда был достигнут желаемый результат, необходимы были средства и предметы труда, подобные бывшим в том случае, нужны были в большей или меньшей степени сходные условия деятельности.

Первоначально подобие условий деятельности рассматривалось как момент подобия деятельности. В дальнейшем требование подобия условий деятельности выступило как во многом самостоятельное, хотя и подчиненное требованию подобия деятельности. В результате закон подобия деятельности — результата превратился в закон подобия условий — деятельности — результата.

Процесс свободной практической деятельности, в ходе которого вырабатывалось убеждение, что для достижения желаемой цели необходимы условия, подобные тем, которые имели место в том случае, когда был достигнут результат, подобный желаемому, убеждали в то же время, что для успеха действий нет необходимости в абсолютном подобии

условий, что среди условий имеются такие, без которых желаемый результат не может быть достигнут, и такие, которые особой роли не играют.

Все эти обобщения, вырабатывавшиеся в процессе свободной практической деятельности, распространялись на всю вообще практическую деятельность, и так как они и в сфере несвободной практики в определенной степени способствовали достижению желаемых результатов, то естественно, что они закреплялись и в последней.

В сфере несвободной практики зависимость результатов человеческой деятельности от условий, в которых она протекала, была неизмеримо более велика, чем в сфере свободной. Весь ход несвободной практической деятельности все больше убеждал человека в том, что достижение желаемого результата зависит не столько от его собственных усилий, сколько от не зависящих от него обстоятельств. Вполне понятно, что это порождало у человека стремление во что бы то ни стало выявить, какие именно объективные условия оказывают влияние на результаты деятельности, с тем, чтобы принять меры для обеспечения условий, положительно влияющих на исход деятельности, и устранения условий, оказывающих отрицательное влияние, или хотя бы предвидеть исход деятельности.

Однако в силу особенностей несвободной практической деятельности выявление связей между условиями и результатом действий, отделение условий, без которых желаемый результат не мог быть достигнут, от условий, не играющих существенной роли, было делом очень трудным. Сама несвободная практика не давала объективного критерия, который бы позволил отделить существенные условия от несущественных, тем более что в сфере этой практики грань между этими условиями носила во многом относительный характер. Все это порождало тенденцию рассматривать всю совокупность условий, имевших место в случае, когда был достигнут желаемый результат, как необходимую для успеха деятельности.

Бессилие практической деятельности, ее зависимость от случайного стечения обстоятельств обусловливали бессилие логического образа мышления проникнуть в реальные связи, существовавшие между условиями, в которых протекала несвободная деятельность, и ее результатами. И на „помощь" приходил магический образ мышления, представлявший собой иллюзорное восполнение бессилия логического образа мысли, подобно тому как магический образ деятельности представлял собой иллюзорное восполнение бессилия реального образа действия. Всей обстановке в целом стало приписываться магическое влияние на исход человеческой деятельности. Вполне понятно, что магическое влияние на исход человеческой деятельности стало приписываться и всякому необычному изменению обстановки, всякому необычному событию, причем влияние, противоположное тому, которое приписывалось обстановке в целом.

Так как жизненный опыт первобытного человека, задавленного непосильной борьбой с природой, учил его не столько надеяться на благоприятный исход событий, сколько опасаться различного рода неблагоприятных случайностей, то он чаще всего приписывал такого рода событиям tie положительное, а отрицательное магическое влияние на исход его деятельности, вообще на течение всей его жизни. Приписывание всем необычным событиям отрицательного магического влияния на жизнь человека, страх перед ними зафиксирован этнографами у всех племен и народов, стоящих на стадии доклассового общества (Краулей, 1905, с.23 сл.; Леви-Брюль, 1930, с.188–191; 1937, с.30–60, 240–242).

С началом приписывания магического положительного или отрицательного влияния объективным событиям возникло то, что обычно называется верой в счастливые и несчастливые приметы. Важно отметить, что на первых ступенях развития, да в значительной степени и на последующих, приметы рассматривались не столько как явления, возвещающие о наступлении тех или иных счастливых или несчастливых событий в жизни людей, сколько как вызывающие своим влиянием последние.

Возникновение веры в приметы оказало обратное влияние на магическую практику, в частности, привело к возникновению нового вида магии — гадательной (мантики).

В вере в приметы, т. е. в вере в положительное или отрицательное влияние на жизнь людей тех или иных чисто случайных событий нашел в иллюзорной форме свое необычайно яркое выражение факт зависимости исхода несвободной практической деятельности и тем самым всей жизни человека от случайного стечения благоприятных или неблагоприятных обстоятельств, зависимости человека от власти случайностей.

Приписывание магического влияния на исход деятельности всей обстановке в целом не могло не породить стремление к абсолютному воспроизведению всей обстановки, в которой в прошлом был достигнут желаемый результат. Но такое абсолютное воспроизведение прошлых условий было совершенно невозможным. Выход был найден в абсолютном воспроизведении некоторых из прошлых условий, которым стало приписываться положительное магическое влияние на деятельность и ее результат. Другим условиям, чаще всего тем, которые имели место в прошлом, когда человека постигла неудача, стало приписываться отрицательное магическое влияние. Втягиваясь в магическую деятельность, все подобного рода условия, даже в том случае, если они первоначально имели реальное влияние на исход человеческой деятельности, неизбежно теряли его и становились чисто магическими.