We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ДОБРО И ЗЛО,

ИЛИ КАК РАССМАТРИВАТЬ ФОТОГРАФИИ В СВЕТСКОЙ ХРОНИКЕ

Один мой приятель вернулся из Флориды в легком душевном смятении. Его не смыло ураганом, не трепало торнадо, ему даже понравилась какая-то там креольская похлебка, его привели в восторг бронзовые задницы на Палм-Бич и контрафактные кубинские сигары.

Но почему-то все обладательницы этих бронзовых задниц, вместо того чтобы отдаться вот тут же, на месте, в изумрудной пыли океанских волн, задавали один и тот же вопрос: «What do you do for living?»1

И он, кандидат исторических наук, умнейший человек, международно признанный специалист в области дореформенного русского крестьянства, журналист, зарабатывающий на хлеб, коньяк и сигареты редактированием заметок о волнующих прелестях бижутерии и горизонтах ботекса, обладатель полной коллекции Марвина Гэя и Синатры времен студии Capitol2, терялся, как безбилетник на кондукторском 1 «Чем ты живешь?» и одновременно - «Чем ты зарабатываешь на жизнь?» 2Марвин Гэй - американский соул-певец, гремевший в 70-е. С и н а т -ра времен Capitol- эпоха деятельности главного американского певца, связанная с его контрактом со звукозаписывающей компанией Capitol. Считается лучшей в его творчестве. шмоне, не в силах однозначно ответить, а чем же, собственно, он занимается в этой жизни.

Это очень эффективный метод. Я рекомендую регулярно применять его к самим себе. Действует очень отрезвляюще.

Том Вульф1 в романе «Костры амбиций» писал, что если мы не можем объяснить, чем занимаемся, пятилетнему ребенку, значит, мы делаем что-то не то. Наверное, поэтому в странах с высоким уровнем занятости существуют проблемы с репродукцией.

Это не так просто. Делать детей и отвечать на их мучительные вопросы.

Как-то сидя в ресторане и заполняя анкету для получения визы в Евросоюз, в разделе «Занятие» я написал «журналист», хотя в этот момент ел холодную черную треску в карамельном соусе и, если бы у меня была такая возможность, сделал бы поедание холодной черной трески делом всей своей жизни.

Одна симпатичная дама, с которой мне однажды довелось служить по ведомству изготовления журналов, решила пойти в рекламу и стала большой шишкой в серьезном агентстве. Мы встретились на новогодней вечеринке, выпивая пузырчатое просекко, и я спросил, какова ее нынешняя роль в мировой эволюции. Она смутилась и ответила, что ее должность называет 1 Том Вульф - американский писатель, прославившийся романом «Костры амбиций», где описывается драматическое падение воротилы с Уоллстрит. ся, кажется, «сэйлз аккаунт продакшн директор эт лардж» или что-то в этом духе. После этого мы еще две минуты молчали, перекатывая эти важные, мускулистые слова от мозжечка к правому полушарию.

Я все понимаю, я знаю, что мир давно встал на скользкую дорожку узкой специализации, но я также вполне сознаю, куда он по этой дорожке катится. Я отдаю себе отчет, что если у меня как-то особенно неприятно засосет под ложечкой, то я буду искать в телефонном справочнике мобильник специалиста по рассасыванию ложечек, а не звать чеховского доктора с его универсальными рецептами от простуды и мигрени. Но что-то во всем этом заставляет меня неуютно поеживаться. Может быть, слово «аккаунт». Или «эт лардж», я еще не решил.

Проблема в том, что мы - люди - воспринимаем жизнь как колоссальную органиграмму во главе с Богом, генеральным директором, не важно, боссом. И от этого босса, как нам кажется, вниз тянутся ниточки субординации. Путинская попытка выстраивания властной вертикали, масонский титул «вечный предержитель предвечерней звезды третьего западного окна» и все эти «эт лардж» - оттуда, из этой мифической органиграммы, из желания понять who is who. «Кто вы, мистер Путин?» И не отвечать нельзя. Забросают камнями или - хуже того - засмеют. Знаете, какая самая большая проблема глянцевых журналов? Не тиражи, не перебюджет фотосъемки, не реклама и не то, что автор запил и уже неделю не включает телефон. Самая большая головная боль - это кого как подписывать в разделе светской хроники. Вот где ломаются копья и судьбы, вот где детерминизм, едва приподняв голову, тут же, как французский король Людовик, теряет ее.

Светская хроника, по идее, должна быть зеркалом общества. Местом, где всем сестрам раздают по серьгам, а брат убивает брата. Светская хроника легализует ярлыки, которые социальная среда вешает на самых ярких своих представителей. И лично я, как, смешно сказать, целевая аудитория, желал бы, чтобы эта легализация была прозрачной - хотя бы как дело ЮКОСа.

Но вместо этого я вижу лишь растерянность ученого, обнаружившего, что в его пробирке вместе с плановыми фракциями чистого золота клубится еще и внеплановый сероводород.

И в самом деле, что написать про мужа, про которого ты знаешь, что он депутат парламента, миллионер, многоженец и практикующий гомосексуалист? Что написать про даму, которая известна тем, что не ложится в супружескую кровать без подписанного чека на пятьдесят тысяч долларов, при этом она лесбиянка, но вообще-то единственное, что она по-настоящему любит, - это кокаин? Надо быть Ламарком или Линнеем1, чтобы суметь дать точное определение родовой принадлежности таких двуногих. Но сотрудники отделов светской хроники, надо отдать должное их такту, испытывают склонность к соломоновым решениям. «Бизнесмен N со спутницей» - вот что вы чаще всего прочтете в подписи под фотографией, которая должна фигурировать не в журналах, а в уголовных делах.

Я никого не обвиняю, упаси бог. Если кто есть без греха, пусть тут же бросит все свои дела и кинет в меня камень. Я готов отдать все, ну или по крайней мере половину всего, что имею, за тайну исповеди, презумпцию невиновности и неприкосновенность частной жизни.

Но парадокс светской хроники и вообще глянцевой журналистики заключается в том, что она вертится вокруг знаменитостей. Вокруг их образа жизни, вокруг мыслей, вокруг содержимого их платяного шкафа. Но на каждое платье Prada и костюм Kiton в этих шкафах приходится по скелету.

Немецкий романтик Новалис писал двести лет назад, что жизнь - это разновидность хронической болезни. Маленькие детки, маленькие бедки. Чем больше места ты занимаешь в этом мире, тем острее инфекция.

У меня в жизни был период, когда я работал главным редактором журнала GQ. Это журнал ЛамаркиЛинней- создатели классификации живых существ. про трепетное отношение к двубортным костюмам и галстукам. Тема эта в те годы считалась достаточно скользкой и не вполне, что ли, даже мужской. Но так получилось, что этот журнал вдруг поимел некоторый общественный резонанс - и я на пару месяцев стал достаточно знаменитым для того, чтобы меня узнавали официанты в модных ресторанах. Они подходили с ободряющей улыбкой, справлялись, как у меня дела, между нами возникало что-то вроде дружеской близости, мне наливали за счет заведения, и я уже ждал вопроса о творческих планах. Но они, виновато потупившись, интересовались: «Неужели это правда, что вы - гомосексуалист?»

Обидно, когда тебя обвиняют в грехах, про которые ты и сам прекрасно знаешь. Еще обиднее, когда тебя судят за то, к чему ты не имеешь ни малейшего отношения.

Но, увы, все мы заложники мифической ор-ганиграммы. И как только занимаем в ней следующую ступеньку, мы должны быть готовы к тому, что нам придется ответить, почему мы, к сожалению, не гомосексуалисты и что делает кокаин в нашем правом кармане.

Теперь я читаю в модных журналах только светскую хронику. У одного босса международной журнальной индустрии есть четкая формулировка для этой моей страсти: «People like to read about people»1. Это очень точное высказы«Люди любят читать про людей» - формула журналов о знаменитостях. вание. Люди сегодня не любят людей, они любят читать о людях.

Я обнаружил, что ведущие светских хроник и их герои сделали несколько шажков навстречу читательскому интересу.

Если раньше почти все девушки моложе двадцати пяти лет были студентками или спутницами, то сейчас в журнальных хрониках их характеризуют как «владелиц бутиков», «модных промоутеров», «дизайнеров интерьеров», «писательниц», «флористок» или хотя бы «светских львиц». Последнее определение, конечно, отдает социальным дарвинизмом, и тем не менее - оно все-таки точнее, чем «спутница».

С одной стороны, мне нравится эта «узкая специализация», к которой стремится наш доморощенный бомонд. Это вполне резонно. Когда ты достигаешь определенного финансового благополучия, когда ты способен купить все то, что твои соседи считают достойным, ты на минуту успокаиваешься. Но потом понимаешь, что у твоих соседей тоже есть все, что ты только что купил: и мускулистый Bentley Flying Spur, и кондоминиум на острове Бренсона и Трампа1, но только сосед, например, получил от мэрии Подольска грамоту, где он называется покровителем искусств. И непонятно, как теперь покра 1 Бренсон, Ричард и Трамп, Доналд- культовые фигуры международного туристического и строительного бизнеса - выкупили несколько островов в Карибском море, чтобы строить там виллы для миллионеров и гостиницы для них же. сивее встроить себя во вселенскую органиграм-му. Декларацию о доходах публиковать? Закончить экстерном Кембридж? Познакомиться с Майей Плисецкой? Но если серьезно - надо ли что-то делать, чтобы доказать городу и миру, что ты не верблюд?

В чудесном, как рождественская елка, фильме «Хроники Нарнии» главная героиня Люси на вопрос фавна: «Ты кто, безбородый гном?» -отвечает: «Нет, я не безбородый гном, я девочка».

Нужно иметь смелость, которой во всем мире владеют только дети и поэты, чтобы так ответить. Я надеюсь дожить до тех времен, когда в светской хронике под фотографией гражданина N и его спутницы будет написано просто: «Хорошие люди». И главное - это будет правдой. "ad дШЖ