“Чувихи”
“Чувихи”
Сегодня, вспоминая о стиляжных временах, некоторые называют тусовку стиляг чуть ли не “мужским клубом”. Но какое-то количество девушек-стиляг все же было. Хотя, конечно, их было гораздо меньше, чем стиляг-парней. Причина понятна: если парень-стиляга сразу же объявлялся хулиганом, то девушка – “девицей легкого поведения”, а то и проституткой, а в тогдашнем пуританском обществе репутация “проститутки” была гораздо хуже репутации “хулигана”.
Как вспоминает Алексей Козлов, “все школьницы и студентки были воспитаны в исключительно строгом духе, носили одинаковые косички и венчики, одинаковые темные платья с передниками”, что явно контрастировало с внешним видом “чувих”: короткая стрижка-“венгерка”, туфли на высоком каблуке, клетчатые юбки. В глазах большинства девушка, выглядевшая таким образом, автоматически становилась “девушкой легкого поведения”.
И все же главной проблемой было не пуританство, а банальный “квартирный вопрос”. Сексом было просто негде заниматься из-за отсутствия жилплощади. Тогда, в пятидесятые годы, даже в Москве и Ленинграде большинство людей жили в коммунальных квартирах, по целой семье в одной комнате, и отдельной квартирой могли похвастаться лишь немногие счастливцы: эпоха массовой застройки пятиэтажными хрущевками еще не наступила.
Не зря ценились вечеринки на квартирах “золотой молодежи” (в которых, как правило, было по несколько комнат, а значит, несколько пар одновременно могли рассчитывать на уединение). Кстати, по словам Козлова, именно в то время появилось слово “динамо” по отношению к девушке, давшей парню какие-то надежды на секс, а потом сбежавшей с вечеринки на такси (общественный транспорт уже не работал). Как он вспоминает, в те времена любую машину, а особенно такси, на жаргоне называли “динамо” и, соответственно, девушек, на такси уезжавших с вечеринок, стали звать не иначе как “динамистками”.
Валерий Попов:
Девушки у стиляг были как бы немножко приблатненные. Ну, не шалавы, но примерно такие. Мини-юбок тогда не было, но все равно они эротично одевались. Недопустимо эротично. Ну и “Кэмел” курили, говорили хрипло. Позволяли себе напиться, устроить дебош. Попасть в милицию. То есть подруги боевые. Рисковали своей честью девчонки. Но в основном это мужской был мир.
Валерий Сафонов:
Молодые мужички петушились безусловно оттого, что женщинами интересовались. И надо было чем-то выделиться. Девушкам мы нравились, успех мы имели. Но обычно у тех девушек, которые были поклонницами джаза. Всегда есть свои поклонницы – при каждом оркестре “бригада” такая. А джазмены-то были штатники в основном.
И когда мы с женой познакомились, ей понравилось, что я к этой категории вроде как отношусь. У меня была стильная, красивая американская одежда.
Олег Яцкевич:
Пуританства не было никакого, просто условия ужасающие. Допустим, человек живет в коммунальной квартире. И в одной комнате мама, брат… Я, когда терял невинность, пригласил к себе свою подругу. Мамы не было – уехала куда-то к родственникам. Брат на занятиях. Но все время заглядывали соседи, звали к телефону. Потом пришел одноклассник – и я его не мог вытурить. Вечно такие проблемы.
У меня приятель был – Леня. Лесик мы его звали. Профессорский сын, бледно-розовый такой, чистейший юноша. Он подошел к нам, а мы стояли кучкой на Невском и вели про девочек разговоры: кто, кого, когда, привирали изрядно. А он так стоит, молчит. Мы говорим: “А у тебя, Лесик, что? Как дела-то?” Он говорит: “У нас почти все мальчики на курсе”. Мишка ему: “Сейчас я тебе все организую”.
Появляется Лесик у меня через две недели – совершенно другой человек: вальяжный. У меня как раз подружка сидела. “Какой парень, – говорит, – шикарный”. А я так привык к Леське – он такой зачуханный. Потом подружка ушла, я спрашиваю: “Ну что, как жизнь?” – “Да я стал половым бандитом. Мне Мишка ежедневно привозит девушку”. – “И где ты ее?” – “А он звонит мне с черного хода, а там лестница непосещаемая. Там за четвертак мне и выдают”. – “А как это? Вдруг соседи выйдут?” – “А я вывернул лампочку”. – “Здорово!” – “А ты не можешь мне одолжить деньжат? А то Мишка зачастил, и я уже в долг вынужден…” Я ему дал денег, потом Мишку встречаю. “Ты бы пореже сводничал, – ему говорю, – а то Лесик занял у меня денег. Получу их обратно, видимо, когда он станет импотентом”.
Борис Дышленко:
Девушек было меньше, чем парней. Их больше преследовали, у них больше проблем с родителями было.
Анатолий Кальварский:
Стиляги-девушки носили узкие юбки, делали макияж. О них говорили, что они вообще проститутки. “Чувихи” носили в основном узкие юбки, блузы, и на боку такой большой бант. Было очень смешно, особенно когда у девицы короткие ноги и чуть пониже спины очень толстое все, и еще торчит бант, – это очень забавно смотрелось.
Виктор Лебедев:
Девушки тоже подражали каким-то киногероиням. Это еще до “бабетты”, до появления Брижит Бардо, до этих французских фильмов. У девчонок получалось намного элегантней, чем у парней, потому что женскую одежду шить, наверно, было проще, чем мужскую.
Мне кажется, сейчас у нас гораздо больше красивых девушек, чем было раньше. Тогда жизнь загоняла их в рамки. Либо были “синие чулки” комсомольские, либо была такая разнузданность, которая тоже отталкивала в какой-то степени.
И отношения с девушками были странные. Пуританская советская стыдливая мораль, что “у нас нет секса”, делала свое дело, и были очень смешные вещи. Какая-нибудь раскрепощенная девушка, которая, казалось бы, доступна, в последний момент не разрешала. Такое вот уродство, когда форма выдержана, а содержание – несколько иное.
Олег Яцкевич:
Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. У меня в пятьдесят восьмом году умерла мама – рано очень. Мамуля оставила мне большую кучу денег, как тогда казалось. На самом деле там была не такая и большая куча, но я купил себе “Москвич-401”. Это было событием! Ранее машина появилась у Леньки Фишельсона – у него мама работала артельщицей, а о них особый разговор. Игорь “Псих”, Миша Шпильман и немногие другие стали ездить с девчонками к шалашу Ленина в Разлив. Он там скрывался, вместе с Крупской и Зиновьевым. Но главное, что вечером там никого, дач никаких поблизости нет, и девятнадцать километров всего от города. Посадишь девушку – и дуешь туда, чтобы на свежем воздухе… Летом, весной, осенью, – мы “ленинцы” были что надо.
Вадим Неплох:
Музыканты пользовались у девушек каким-то особым вниманием. На нас смотрели как на неординарных людей. К тому же мы были не безобразными и что-то лопотали по-английски.
И в нашем окружении девушки не были пуританками. Блядства не было, но девушки тоже хотели быть свободными. Если им что-то нравилось, то они это делали. Была проблема с квартирой, проблема места.
Юрий Дормидошин:
Мы позиционировали себя как “высшее общество”, а девушки еще не успевали за этим. Мы более энергичные были. Алкоголь появился какой-то иностранный. Ну как откажешься от мартини? Плюс у нас была информация, мы могли о чем-то говорить. Мы были совершенно другие люди, и это притягивало девушек. Иногда доходило до абсурда. Мне друзья рассказывали историю: они прикинулись иностранцами, заклеили двух девушек, а потом говорят: “А давайте поменяемся партнерами”. И одна девушка: “Ну, я пойду поговорю с подругой”. И они слышат за перегородкой разговор. Одна: “Они хотят поменяться”. А другая: “Ну как так можно, у меня же с ним какие-то отношения”. А та ей: “Дура ты, так принято в высшем обществе!” Информация просто сшибала с ног, дезориентировала. А что нужно для обладания женщиной? Нужно дезориентировать ее. И дать какую-то перспективу, что-то новое. Это была, конечно, революция. Она не могла не коснуться секса. Секс, бизнес… Женщины являются стимулом всего этого.
Не было квартир – сексом где-то в парадной занимались. Или в садике. Господствовал стереотип: надо выйти замуж, а затем только лечь в койку – здесь же все ломалось. И это нравилось, давало толчок.
Олег Яцкевич:
В моем детстве во всем была четкость какая-то, а сейчас многое расплывчато. Я иду и не могу понять – вот прекрасно одетая девушка, рассекает на “ниссане”, но на какие бабки так одеться можно, если ты не проститутка? А раньше все было четко. Мы знали, кто проститутка, а кто вкалывает. Около моего дома стояла всегда продавщица мороженого, у нее была короткая юбка. А что тогда считалось короткой юбкой? Чуть-чуть колени были приоткрыты, а это уже все равно что голая вышла на панель. Так вот, у продавщицы – короткая юбка, ярко накрашенный рот и “беломорина”. Сейчас только дошкольницы не курят. Она замерзала, у нее были красные руки, потому что торговала мороженым зимой. А мы – дурачки – думали, что она – проститутка.