Танцуем “стилем”

Танцуем “стилем”

Стиляжная молодежь не только слушала джаз и рок-н-ролл, но и любила под него потанцевать. Возможностей для этого было не слишком много: вечеринки у счастливцев, которые жили хоть и с родителями, но в отдельных квартирах, а не коммуналках и бараках, и полулегальные танцевальные вечеринки, организовываемые в школах, вузах, а то и научно-исследовательских институтах. На “официальных” вечеринках подобную музыку практически не играли.

Под джаз танцевали “стилем”, имитируя движения, которые видели в западных фильмах, либо изобретая свои собственные, которые, казалось, должны подходить к этой музыке.

Алексей Козлов писал в своих мемуарах о трех названиях “стилей”: “атомном”, “канадском” и “тройном гамбургском”: “первые два мало чем отличались друг от друга и, как выяснилось лет через тридцать, отдаленно напоминали модные в Америке в дорок-н-ролльные времена такие танцы, как „джиттер баг“, „линди хоп“ и „буги-вуги“. А „тройной гамбургский“ был медленным танцем с особыми движениями телом, с особым покачиванием головой, и, главное, партнер и партнерша тесно прижимались друг к другу”.

Отдельно стоит упомянуть “буги-вуги” – один из самых популярных танцев эпохи джаза. Изначально термином Boogie Woogie называли стиль игры на фортепиано (синонимы “Barrelhouse” и “Honky Tonk” – бары, в которых этот стиль впервые начали практиковать в 1870-х годах чернокожие пианисты штата Техас).

Много позже, в 1927 году, вышла классическая “буги”-запись Альберта Эммонса “Honky Tonk Train Blues”, а “официальное” появление стиля Boogie Woogie – 29 декабря 1928 года, день выхода “Pinetop’s Boogie Woogie” Клэренса Смита. Кстати, на сленге 1920-х годов словом “boogie” обозначали чернокожих, но уже десятилетие спустя появилось и несколько его новых значений – “танцевать”, “развлекаться, получать удовольствие”, “делать что-либо быстро”.

В тридцатые годы термином Boogie Woogie начали называть любой свинговый танец, исполняемый в быстром темпе. В годы Второй мировой войны американские солдаты завезли в Европу так называемый “East Coast Swing” – “Свинг Восточного побережья”, который был крайне популярен в сороковых и начале пятидесятых годов. Считается, что нечто похожее на “Свинг Восточного побережья” танцевали и стиляги в СССР.

Александр Петров:

Старый коллекционер музыки мне рассказывал, что в тридцатые годы запрещали танцевать танго на танцах. И когда люди начинали его танцевать, то подходили и разбивали пары: танцуйте вальс, более скромные танцы, но ни в коем случае не сентиментальное и эротичное танго.

Валерий Попов:

Сейчас так не танцуют, сейчас дискотеки какие-то бесконтактные. А тогда надо было обязательно прижать – и с выпадами, заломать даму до пола. Помню, такой был Хавский – он показывал, как красиво танцевать. У него был парик прилизанный, какой-то фрак потертый и орден Красной Звезды.

Тогда такая была интересная идеология: буги-вуги называли молодежным танцем. Рок-н-ролл маскировался под “спортивный танец”. И вот Хавский – ему, наверно, лет девяносто было, супруге его лет семьдесят или восемьдесят, – они изображали, как правильно танцевать рок-н-ролл, показывали, что он может быть красив, что он не должен быть эротичным и преступным. И они такие маленькие, худенькие… А комсомольцы потом закрывали клубы.

Я помню, однажды оказался в молодежном лагере около Сочи и там как-то разорился, все прогулял и поступил в джаз – подрабатывал на маракасах. Целый месяц прожил в какой-то халупе с джазистами. Замечательное было лето. И там поляки, венгры, чехи, немцы… Вольница такая была нравов… Побеждала свобода и демократия. Но это уже были шестидесятые.

Много таких было точек – я их прохожу с волнением. На Большой Морской, где я живу, был Дом культуры работников связи. “ДК случайных связей” мы его называли. И там тоже такое было “гнездо разврата”. Там шарик под потолком крутился из зеркальных кусочков, гасили свет – и такие снежинки по залу крутились. Атмосфера полутьмы. Сейчас дискотеки не сравнишь с прежними танцами: как-то все там вихляются поодиночке и расходятся поодиночке – как пришли, так и расходятся. А тогда надо было кого-нибудь подцепить, куда-то затащить, в какой-нибудь подъезд, долго стоять, не выпускать спутницу из цепких объятий, потом она вырывалась, убегала в общагу или к маме. Жизнь была чрезвычайно густой, я бы сказал, вязкой. Всю неделю ждал – чтобы суббота, и на танцы. Бодро, интересно. По-моему, сейчас приглаженнее жизнь и нет такого.

Были оркестр под управлением Атласа и оркестр Лундстрема – они все эти буги изображали как сатиру и сопровождали “разоблачительными” текстами, но все плясали. “Может, он больной, бедняга, может, просто-напросто стиляга”. Такой сатирический текст, но самое настоящее буги-вуги. Песня была очень заводная, и все знали, что, как только начинается вступление, нужно хватать барышню и изображать буги в центре зала. В середине, как правило, образовывался кружок и четыре пары виртуозов. Алик Фишер такой был – впоследствии большой ученый, – вот он потрясающий был рок-н-роллист. Девушки летали просто как куклы – чуть не до потолка. Он кидал их, и все сходилось – акробатика потрясающая: бросить, поймать, снова перекрутить. Дама у него колесом ходила, солнышки делала, сальто, и Алик успевал ее подхватывать. Азарт такой, что это мы гуляем, наша взяла. Все эти вечера совершенно были волшебные.

Валерий Сафонов:

И рок, и твист плясали, можно сказать, все штатники. И все стиляги. Я не мог, к сожалению, – вероятно, у меня данных не было для плясок. Вот твист я разучил – он попроще. Рок-н-ролл танцевать не возбранялось. Но редко кто умел красиво, по-настоящему, танцевать рок-н-ролл.

Танец довольно сложный все-таки.

Олег Яцкевич:

На танцах раз – и запретили джазовую музыку. Па-де-катр танцуйте, па-д-эспань. Такие танцы бальные – я их до этого никогда не знал. Польку танцуйте. В Мраморном зале ДК имени Кирова на Васильевском острове собирался весь молодняк. Объявляли: медленный танец. Это танго было. И тут надо было уже шустрить насчет девочек и прочего.

Проводились еще “ночники”, где собирались в том числе и стиляги. В школьных актовых залах. Двести шестая школа на Фонтанке была очень известна этими “ночниками”. Туда приезжал оркестр. Саксофонист Кондат, бывший утесовский. Он уже пожилой дядька тогда был, халтурил. Тромбонист Давид, который внешне как две капли воды был похож на Гленна Миллера, только, может быть, росточка меньше. Коля Носов – трубач. Попасть на этот “ночник” было – как на прием к Путину.

Мраморный зал ДК имени С. М. Кирова состоял из трех частей, условно разделенных колоннами. В центральной части собирался молодняк общегородской – из любого района. Здесь же сидел эстрадный оркестр, который мог исполнить, если бы разрешили, любой фокстрот или танго. Левая часть зала “принадлежала” курсантам, в основном морским. А в правом зале собирался Васильевский остров. Самая шпана была там. Тут надо было разбираться, чтобы морду не набили, если ты не ту девушку взял. В основном танцевали девочки, а когда в конце играли медленный и быстрый танцы, тут уже включались все. Какая-то отдушина. Дадут слегка “подышать”, и аут! Бывали там и молодые мужчины, прошедшие войну. Ну, относительно молодые – тридцать-сорок лет.

Со мной работал бывший танкист, у него было обожженное лицо. Он был холост и постоянно ездил в Мраморный. Утром на работе спрашивает: “Ты был вчера в Мраморном?” – “Да, был”. – “И как тебе?” А я гляжу на него, и с моей двадцатилетней точки зрения – это пожилой человек, а он бегает на те же танцульки и клеит там кого-то и водит к себе.

После войны была катастрофическая недостача мужчин – все-таки двадцать миллионов положили за четыре года. Со мной работали молодые еще женщины, потенциальные мужья которых полегли на полях войны.

Анатолий Кальварский:

Если мне не изменяет память, за танцевальный вечер можно было исполнить один быстрый фокстрот и два медленных танца. Все остальное – польки, шмольки, краковяки и какая-то придуманная ерунда типа па-де-гра. Чудовищные названия. А оркестры левого толка играли просто или медленные фокстроты, или быстрые фокстроты. И никаких бальных танцев. Бальные танцы – только, может, для проформы, в первом отделении.