VI. ДОБРОТА
VI. ДОБРОТА
«Благо полно нежности, благосклонности и кротости. Оно всегда открыто тому, кто его ищет».
(V 5, 12, 33)
Открывая «Жизнь Плотина» [18] Порфирия, современный читатель испытывает некоторую неловкость. Первая же фраза его поражает: «Плотин стыдился, что у него есть тело» (Жизнь Пл. 1, 1).
Следующие страницы знакомят его со странным субъектом, который отказывается говорить о своих родителях, родине (Жизнь Пл. 1, 3), годе рождения (2, 37) и не допускает, чтобы рисовали его портрет.
Затем Порфирий, не колеблясь, приводит натуралистические подробности:
«У него бывали колики. Но он всегда отказывался от промывательных («Негоже пожилому человеку, – говорил он, – прибегать к подобным средствам»), и не соглашался также принимать териак: «Я не ем даже мяса домашних животных», – объяснял он. [19] Он не посещал бани, но каждый день растирался дома. Когда эпидемия чумы была в разгаре, растиравшие его прислужники умерли, и он отказался от этой процедуры»
(Жизнь Пл. 2, 1)
После рассказа, кстати, очень волнующего, о последней болезни и смерти Плотина, Порфирий сообщает нам некоторые биографические детали, которые учитель ему рассказал во время бесед, и, в частности, следующее любопытное воспоминание детства:
«Хотя он уже учился в школе, и ему было восемь лет, он по–прежнему шел к кормилице и открывал ее грудь, чтобы сосать, но когда однажды ему сказали, что он дурной мальчик, ему стало стыдно, и он перестал» [20]
(Жизнь Пл. 3, 2)
Вслед за этим мы переходим к встрече Плотина с его учителем Аммонием, затем к «приключениям Плотина на Востоке»:
«Со дня своей встречи с Аммонием Плотин оставался подле него и так глубоко постиг философию, что захотел узнать и философию персов, и ту, которую почитают индийцы. Когда император Гордиан готовился напасть на персов, Плотин явился в его лагерь и продвигался с армией. Ему было тогда 39 лет, так как он посещал школу Аммония 11 лет. Но Гордиан был убит в Месопотамии. Плотину с трудом удалось бежать, и он укрылся в Антиохии. В это время Филипп стал императором, и в возрасте 40 лет Плотин пришел в Рим»
(Жизнь Пл. 3, 13)
С этого момента мы видим, как Плотин постепенно становится главой философской школы. Но в конце античной эпохи философия – это прежде всего «образ жизни». Можно сказать, что к философии приобщаются, как к религии, и это полностью меняет жизнь. Философ – скорее духовный наставник, чем учитель: он призывает к обращению, затем ведет новообращенных молодых людей, а часто и взрослых, по пути мудрости. Это духовный руководитель. Конечно, он преподает. Занятия, которые он проводит, могут даже иметь несколько технический характер, затрагивать вопросы логики или физики. Но это только умственные упражнения, составляющие часть системы воспитания души в целом.
Таким является нам Плотин по рассказам Порфирия. Он описывает манеру преподавания Плотина, перечисляет окружавших его учеников и рассказывает о некоторых очень выразительных случаях. Прежде всего он говорит о своем учителе с восхищением:
«Его устремленность к самому себе никогда не ослабевала, разве что во время сна, которому, впрочем, мешало то, что он мало ел (часто не ел даже хлеба) и постоянно размышлял о Духе»
(Жизнь Пл. 8, 20)
Да, современный читатель, даже не чуждый знания античности, испытывает некоторую неловкость, читая все это. Превосходный знаток Плотина Э. Брейе прекрасно передает это впечатление:
«Решительно, – пишет он, – в окружении Плотина не чувствуется того морального здоровья и равновесия, какие присущи школе Эпиктета. Заметны тревожные симптомы усталости и нервного истощения. Постоянная тема учения Плотина, «бегство от мира», имеет странное сходство с тем «бегством от жизни», той постоянной потребностью в перемене места, желанием «идти все равно куда, только бы прочь от этого мира», которые, по мнению д–ра Пьера Жане, являются признаками меланхолического синдрома. Возможно, этим нервным состоянием объясняется внезапность, с какой Плотин навсегда покинул Александрию, и его полное отчуждение от своей семьи и родины. Разумеется, он был ослаблен суровым режимом, которого придерживался. Он не только не ел мяса, как пифагореец, но и не соблюдал самых элементарных требований гигиены. Добавим, что умственное переутомление, эта постоянная медитация, при которой мысль все время работает и опережает слова, и происходящая от этого бессонница постепенно подорвали его здоровье. Когда Порфирий с ним познакомился, у Плотина было расстроенное пищеварение и очень слабое зрение. Он страдал хроническим заболеванием горла и кожной болезнью. Ко всему прочему, он относился к болезненным состояниям с определенным одобрением, также болезненным.
«Надо, чтобы человек подавлял и ослаблял свое тело, чтобы показать, что подлинный человек есть нечто совсем отличное от вещей внешних… Он не будет избегать страдания; он пожелает даже приобрести опыт страдания»
(I 4, 14, 12)
Это странное философское завещание, – продолжает Э. Брейе, – выходит за рамки стоического безразличия, поскольку доходит до того, чтобы желать страдания». [21]
Что касается д–ра Жилле, [22] который распознает в последней болезни Плотина симптомы легочного туберкулеза, то он доходит до того, что видит в его духовных проявлениях психические последствия этой болезни, а в плотиновской философии – идеал больного человека.
Так из Плотина делают в конечном счете какого?то языческого Паскаля, живущего в постоянном напряжении и страдании, рассматривающего болезнь как нормальное состояние человека.