* * *

* * *

С расчетом жили люди, замахиваясь в своих делах и планах на десятки лет, жили плотно, часто лениво, иногда скучно, но всегда сытно, нося в себе эволюционные семена более… бойкого будущего.

А. Аверченко

Переходим к описанию частных квартир и их жильцов, некоторые из них были очень типичны для старого Петербурга. В доме находилось около двухсот квартир самого различного размера и качества — от барских до более чем скромных квартирок для малоимущих семей. Жильцов пускали с разбором, имея в виду их платежеспособность и скромное поведение, для выяснения чего старшие дворники посылались на старое место жительства за сведениями. И действительно, в домах Тарасовых ни буянов, ни скандалистов, ни пьяниц, ни воров, ни безысходной нищеты не было. Если и попадали в виде исключения подобные лица, то им давали «выездные» 3–5 рублей и ломовую подводу — только выезжай.

Среди проживающих были люди разного общественного положения и состояния. Жили высшие чиновники, гвардейские офицеры с неприступным видом. Проживал даже товарищ министра финансов. В более скромных квартирах жили учителя, врачи, менее важные чиновники, собственники мелких предприятий. Еще более скромные квартиры занимали ремесленники, квалифицированные рабочие и прочий трудовой люд.

Товарищ министра Садовский был невысокий сухощавый старичок в паричке, скромно одетый, верхнее платье носил штатское^[196], зимой — барашковую шапочку. По внешнему виду никак нельзя было предположить, что это почти министр. Ездил он «в должность» на извозчике за 20 копеек, на приветствия дворников снимал шапочку.

Примечателен был чиновник высокого ранга Петр Петрович. Необычайно любезный, со всеми он почтительно раскланивался, говорил каким-то особо сладким голосом: «Здра…ствуй…те!»

Был и такой чиновник, который имел мировоззрение начала XIX века, когда процветали «держиморды». Детишкам, которые играли и шумели под его окнами, этот мелкий чинуша, покраснев как клюква, кричал: «Я вас выселю в двадцать четыре часа!» А дети при встрече с ним говорили: «Здравствуйте, двадцать четыре часа!»

Жил отставной балетный артист Михайлов, высокий, стройный, с гордой осанкой старик. Ходил он всегда в цилиндре, в пальто старомодного покроя, а летом в крылатке «альмавива»^[197], в сырую погоду носил только кожаные галоши — резиновые презирал. На его большом носу всегда красовалось золотое пенсне со шнурком. Жил он один, обслуживала его старушка прислуга. Чувствовалось, что чем-то он в жизни обижен. Квартирка у него была маленькая, получал он небольшую пенсию и дотацию от Тарасовых. Говорили, что он был единокровным братом Тарасовых от связи их отца с какой-то «балетной». Иван Михайлович был нелюдим, по-видимому, всю жизнь его угнетало, что он незаконнорожденный и не выбился в крупные артисты.

Проживал в доме мелкий подрядчик малярных работ Николай Николаевич Соколов^[198] — красивый, чернобородый. Он долго сам работал маляром, а когда его хозяйчик умер, товарищи его — маляры той же артели — попросили его взять все дело на себя, чтобы они могли продолжать по-прежнему спокойно работать. Все они были связаны между собой каким-то родством. В горячее время Соколов надевал на себя передник и брал в руки малярную кисть. Был он малограмотный, писал ужасные «щета», разобраться в которых никто, кроме него самого, не мог. Писал он плохо, но работал хорошо, никогда никого не обманывал, капитала не нажил. Случилось так, что на каком-то подряде он напоролся на жулика, — и этот добросовестный человек, прогорев в пух и прах, обратился в первоначальное состояние — опять стал простым маляром.

В доме всегда можно было видеть и высокого плотного старика в старой военной фуражке, в поношенной одежде, явно с чужого плеча, и в сапогах с истертыми голенищами. Кто он был, откуда появился — никто так никогда и не узнал. Звали его просто Василием. У него, бедняги, ни комнаты, ни угла не было, жил он только на случайные заработай: кому уложит дрова в подвал, кому поднесет чего-нибудь — тяжелый чемодан, сходит за водкой, если его пошлют, вообще оказывал разного рода мелкие услуги даже дворникам и прислуге, однако никогда не был их конкурентом в получении чаевых. Если он видел, что хочет заработать дворник, он тактично отходил в сторонку. Говорили, что он не имеет паспорта, что нигде не прописан, ходили слухи про его якобы темное прошлое.

Летом он ночевал на сеновалах или в сарайчике на вениках при бане, зимой же находил себе ночлег либо в кочегарке, либо в дворницких. Человек он был незлобивый, ни с кем не ссорился, все в доме относились к нему снисходительно, полиция его не трогала: вид и возраст не возбуждали подозрения околоточного. Жильцы его подкармливали, давали ему старую одежонку. Так он и жил, как «птица небесная». Исчез он как-то незаметно, неожиданно, никто не мог сказать, куда девался человек; через два-три дня о нем и забыли.