Нацистская метафизика Ленинграда

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Нацистская метафизика Ленинграда

Всего через месяц после нападения на Советский Союз, немецко-фашистские войска вышли на подступы к Ленинграду. Скорейший захват города был поставлен в качестве главной задачи перед группой армий «Север». Превышая советские войска прикрытия по численности почти в три раза, немцы обеспечили себе на северо-западном направлении более чем двухкратное преимущество в танках и бронемашинах, четырехкратное – в пушках, а их превосходство в воздухе было на том этапе почти абсолютным. 8 сентября 1941 года, с захватом «города-ключа» Шлиссельбурга, силам вермахта удалось при участии финских союзников замкнуть кольцо блокады вокруг Ленинграда. Лидеры «Третьего Рейха» отдали приказ о нападении на Советский Союз, руководствуясь метафизическими соображениями не в меньшей степени, чем политическими. Наиболее общий контекст их стратегии составляла доктрина, в соответствии с которой историческая задача немцев, как наиболее талантливых представителей «арийской расы», состояла в том, чтобы покорить недоразвитых обитателей Восточной Европы – в первую очередь, славян – обеспечив себе, таким образом, обширное «жизненное пространство» и создав благоприятные условия для решения метаисторической задачи, то есть создания «сверхчеловека».

Непосредственный план вторжения разрабатывался в деталях в течение второй половины 1940 года и был утвержден А.Гитлером 18 декабря 1940 под кодовым названием «Барбаросса». В план входило три основных цели: разгром Красной Армии на территории, приблизительно ограниченной на востоке течением Западной Двины и Днепра, последующее занятие обширной территории, примерно по линии «Архангельск – Волга – Астрахань» и, наконец, оперативное освоение ее колоссальных сырьевых и сельскохозяйственных ресурсов. В наметках дальнейшей «Восточной политики» («Ostpolitik») выделялись жесткая и более мягкая линии. В соответствии с первой, славянские народы предполагалось эксплуатировать как рабов, а хозяйство и управление «восточными территориями» построить на строго колониальных принципах, не допускавших самоуправления. В соответствии со второй, признавалось целесообразным образование великорусского государства Московии – естественно, на сильно урезанной территории, под германским протекторатом и в окружении буферных государственных образований (Балтики, Украйны, «Великой Финляндии»). Как показала история, на оккупированных советских территориях проводился в жизнь «жесткий вариант».

План «Барбаросса» отнюдь не включал, как известно, задачи первоочередного захвата Москвы, однако взятие Ленинграда рассматривалось в нем как принципиально необходимое. Во многочисленных выступлениях Гитлера, а также в директивах, изданных в период подготовки вторжения и на его начальном этапе, неизменно подчеркивалась ключевая роль нашего города как главного исторического препятствия в распространении германского господства на Балтике, равно как и «колыбели большевизма». Суть этой аргументации определялась тем, что, объявив свое государство «Третьим Рейхом» («Drittes Reich»), фюрер входил, таким образом, в права наследства как «Первого Рейха» (Священной Римской империи («Heiliges R?misches Reich») [Германской нации]), так и второго (Германской империи, «Deutsches Reich»). Между тем, продвижение «Первого Рейха» на восток захлебнулось на западных границах Новгородской Руси. «Вторая Империя» потерпела крушение в результате войны с союзниками, в число которых входила почти до конца и «петербургская империя».

Далее, в число рук, направивших в спину кайзеровским войскам то, что немецкие правые радикалы называли «кинжальным ударом» («Dolchstoss»), входила и рука большевизма, который незадолго до того победил в Петрограде. И, наконец, Ленинград оставался подлинной цитаделью, защищавшей на Балтике против «Третьего Рейха» ненавистное Гитлеру дело мирового коммунизма. Если стремление овладеть Балтикой постулировалось нацистами как важнейшая психологическая доминанта подлинного германца, то Петербург-Петроград-Ленинград (вместе со своим историческим предшественником – Новгородом) всегда представлял собою оплот противодействовавших ему сил. «Фюрер решил стереть город Петербург с лица земли… – так гласила секретная директива 1-а 1601/ 41 немецкого военно-морского штаба „О будущности города Петербурга“ от 22 сентября 1941 года. Далее следовало обоснование – …После поражения Советской России нет никакого интереса для дальнейшего существования этого большого населенного пункта… Предложено тесно блокировать город и путем обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сравнять его с землей. Если вследствие создавщегося в городе положения будут заявлены просьбы о сдаче, они будут отвергнуты… С нашей стороны нет заинтересованности в сохранении хотя бы части населения этого большого города». Курс на уничтожение города был подтвержден в приказе германского Верховного командования за номером 442675/41 от 7 октября того же года.

Удивительным в этом контексте представляется тот факт, что «немецкий дух», в котором так часто обвиняли Санкт-Петербург российские публицисты – отнюдь не только славянофильского, но часто и западнического направления – не нашел отражения в нацистской метафизике Ленинграда. Притом, нужно отметить, что немецкие стратеги довольно охотно говорили и писали о той организующей роли, которую «германское начало» сыграло в созидании «петербургской империи». Им были прекрасно известны и исторические факты типа того, что немецкая община предвоенного Петербурга была сопоставима по численности с немецким населением Риги или Ревеля, благо что в нацистскую верхушку были допущены остзейские немцы, хорошо помнившие жизнь как на берегах Даугавы, так и Невы. Несмотря на аргументы такого рода, прибалтийские земли получили у нацистов привилегированный статус земель, «особо пригодных для германизации» – а Ленинград решено было разрушить, включая верфи, гавань и военно-морские сооружения, на сохранении которых первоначально настаивало командование военно-морского флота. В дальнейшем, предполагалось организовать на его территории перевалочный пункт для грузов, следовавших на основную территорию рейха или обратно, а остальную территорию приневских земель покрыть редкими поселениями крестьян, завербованных в Германии из числа членов «Союза самообороны» или из бывших эсэсовцев, для «нового заселения» колониальной «восточной марки» Ингерманландии («Siedlungsmark Ingermanland»).

Как видно, «петербургский дух» так органично сросся с российским национальным характером, что даже попытка его германизации виделась из Берлина, как заранее обреченная на неудачу. Обратим внимание и на то, что даже выселение жителей Ленинграда нацистам казалось недостаточным. Священные камни города были так насыщены исторической памятью, что способны были возродить чувство патриотизма даже у россиян, которых нацисты могли переселить сюда издалека, в надежде, что их ничто со старым Петербургом не связывает… Сказанного достаточно, чтобы понять, как высоко ставили нацистские лидеры метафизику Ленинграда, и насколько опасной они считали ее для своего дела.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.