Советский тоталитаризм в политической системе Большой коалиции

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Советский тоталитаризм в политической системе Большой коалиции

Война свела лидеров очень разного политического и личностного типа: Сталина – жестокого и коварного прагматичного диктатора-коммуниста; Рузвельта – левого либерала и масона, хорошо воспитанного джентльмена из старого уважаемого рода и безусловного волевого лидера американской нации; Черчилля – консервативного политика, циничного, твердого и мудрого премьера правительства сравнительно небольшого демократического европейского государства и в то же время наибольшей и самой старой империи планеты. Кроме общей опасности и общих врагов их, казалось, ничего не объединяло – даже в паре англоязычных демократов не было полного единства во взглядах на характер войны и мира. Если Рузвельта к Большой коалиции толкали идеологические рассуждения не меньше, чем национальные интересы Соединенных Штатов, то и Сталина, и Черчилля в антифашистский союз привели перипетии истории. По крайней мере, Сталин до последнего момента искал другой выход, чтобы не присоединиться к англосаксам, а выступить их спасителем в борьбе против Германии и возглавляемого ею блока и диктовать свои политические и идеологические условия всему миру.

Но получилось так, что коммунистическое государство, играя первую силовую роль в военном объединении, не наложило отпечатка своей идеологии на союз противников тоталитаризма, а присоединилось к тем лозунгам и постулатам, которые были провозглашены либеральной демократией.

Африка. Британская пехота в атаке

В 1940–1941 гг., когда Сталин ожидал за «железным занавесом» (этого выражения тогда еще Черчилль не придумал), а Англия одна в Европе сопротивлялось наступлению нацизма, мировая ситуация складывалась для западной цивилизации наиболее тревожно. Итальянские и немецкие войска воевали против англичан только на границах итальянской африканской колонии – Ливии, казалось, на далеких пустынных окраинах цивилизованного мира. Однако в действительности речь шла о других масштабах. Война велась в арабском Магрибе, на подступах к Египту и Суэцкому каналу. Падение Франции значило или могло означать немецкий контроль над французским Марокко, Алжиром и Тунисом, над Сирией – то есть практически над большей частью арабского мира. Наиболее горячей точкой арабского Востока тогда была Палестина, где в 1922-м, 1929-м и 1936 г. проходили антиеврейские волнения. Их организатор, непримиримый враг еврейства и сочувствующий нацизму муфтий Иерусалима, хаджи Амин эль-Хусейн, после подавления восстания в 1936 г. перебрался в Берлин. Британская королевская комиссия в следующем году пришла к выводу, что евреи и арабы не могут жить в одном государстве, и рекомендовала разделить Палестину на еврейскую и арабскую части (отдав последнюю Трансиордании) и подмандатную территорию – город Иерусалим. Евреи были готовы к переговорам, а арабы, поддерживаемые Германией, не соглашались ни на какой компромисс.

При таких обстоятельствах началась война. Великобритания с огромным трудом поддерживала равновесие на Ближнем Востоке, пытаясь как можно меньше идти на уступки евреям. 30 тыс. палестинских евреев записались добровольцами в английскую армию, но некоторые сионистские организации – радикальные последователи Жаботинского, «Иргун цвай леуми» и «Лохамей Херут Исраэль», или «группа Штерна» (лидера, убитого англичанами в 1942 г.) – вели вооруженную борьбу за независимость Израиля против всех, включая англичан.

В 1941 г. под контролем нацистской Германии оказались Ирак, где была установлена пронемецкая диктатура Рашида аль-Гайлани, и Иран, шах которого Реза Пехлеви имел откровенно немецкие ориентации. Только после начала советско-немецкой войны англичане вернули власть в Ираке прозападному Нури эс-Саиду, а Иран в августе 1941 г. был оккупирован английскими и советскими войсками. Реза-Шах Пехлеви отрекся от престола в пользу своего 22-летнего сына, настроенного прозападно, и выехал в почетную ссылку, где и умер.

В сложной ситуации оказалась Турция. Подписание советско-немецкого договора 23 августа 1939 г. поставило ее перед угрозой давления со стороны СССР, тем более, что проарабская политика Германии создавала дополнительную опасность с юга. При этих условиях наследники диктатуры Кемаля Ататюрка пошли на укрепление отношений с Англией. Однако победы Германии на Балканах явно усиливали чувство дружбы к новому балканскому соседу, результатом чего стал соответствующий договор, подписанный Турцией и Германией в канун 22 июня. Неопределенное положение нейтралитета с проанглийскими умонастроениями продолжалось, в сущности, всю войну.

Японский фактор в мировой войне также следует принимать во внимание в совокупности с антизападными факторами в широком азиатском регионе.

Достаточно большое влияние имели нацисты в странах Латинской Америки. Наибольшие государства Южной Америки – Бразилия, Аргентина и Чили – находились под властью диктатур, открыто настроенных пронемецки.

Япония решила взять курс на Юг на совещании при участии императора, которое состоялось 6 сентября 1941 г. Это означало войну против Англии и США при временном нейтралитете со стороны СССР, пока ослабление Советского Союза в войне с Германией и решающие успехи в бассейне Тихого океана не подготовят условия для легкого разгрома русских. Борьба между северным и южным вариантами отображала соперничество армии и флота, генерального и морского генерального штабов, которое присутствовало в образованной в 1937 г. ставке, подчиненной непосредственно императору. Как и в случае с Россией, морская стратегия имела глобальный характер, армейская – континентальный и более ограниченный непосредственными интересами империи. Однако в этот раз решение было принято генералами и адмиралами единодушно; характерно, что премьером с почти диктаторскими полномочиями в этот период войны был военный министр и начальник Генерального штаба Тодзио Хидеки. Генерал Тодзио и другие руководители армии считались с тем, что большая война будет требовать ресурсов, которые бедная на сырье Япония могла бы отобрать у соседей. В первую очередь это была Голландская Индия (Индонезия), где добыча нефти в 20 раз была более высока, чем в Японии (а японская нефть обеспечивала едва 10 % потребностей страны). Континентальная стратегия и победа над Россией очевидных экономических результатов не давали.

Решение о начале войны было принято в 14 часов 1 декабря 1941 г. в императорском дворце императором на совещании в его присутствии и присутствии всего кабинета. Япония в результате военных действий разгромила американский флот на базе Пёрл-Харбор на Гавайских островах и захватила Филиппинские острова, о. Гуам, Гонконг, Британскую Малайю с Сингапуром, Бирму, острова Ява, Суматра, Борнео, Сулавеси (Целебес) и другие в Тихом океане, тем самым обеспечив контроль японского флота над огромной акваторией.

Японцы захватили Филиппины

Агрессия в Тихоокеанском бассейне дала Японии экономические и стратегические преимущества и имела в Азии большой политический резонанс. В первую очередь в Таиланде Япония укрепила диктатуру правительства Пибуна Сонрама, давно прояпонски настроенного, но слишком осторожного до побед над западными странами. Далее, 1 августа 1942 г. в Бирме было установлено административное управление во главе с Ба Мо, который впоследствии стал главой правительства Бирмы, провозглашенной 1 августа 1943 г. независимой. В конце 1942 г. был принят «Основной курс относительно Китая во имя успешного завершения войны в Великой Восточной Азии», следствием которого явились переговоры генерала Тодзио в Нанкине с главой прояпонского правительства Китая Ван Цзинвэеем и ряд соглашений. В октябре 1943 г. независимость была провозглашена Филиппинами, которые здесь же подписали договор о союзе с Японией. 5–6 ноября 1943 г. состоялась конференция стран Великой Восточной Азии, в которой приняли участие представители правительств Японии, Китая (то есть нанкинского правительства Ван Цзинвэя), Маньчжоу-Го, Филиппин и Бирмы. В принятой конференцией декларации, между прочим, говорилось: «Все страны Великой Восточной Азии, взаимодействуя, успешно завершат войну, освободятся от Соединенных Штатов и Англии, обеспечат себе свободу и самооборону, построят Великую Восточную Азию и внесут свой вклад в дело установления мира во всем мире. Все страны Великой Восточной Азии, сотрудничая, обеспечат ее стабильность и создадут основанный на морали режим сосуществования и процветания; взаимно уважая свободу и независимость, претворят в жизнь дух взаимопомощи и согласия и установят дружеские отношения; тесно сотрудничая в деле экономического развития, будут крепить дружбу со всеми странами, ликвидируют расовую дискриминацию, откроют новые ресурсы и тем самым внесут вклад в дело мирового прогресса».[580]

Захват Японией огромных пространств Восточной Азии идеологически оформляется как вариант похода угнетаемых колониальных народов («мирового села») против западной цивилизации, как поход азиатских национализмов против господства Англии и Америки.

Конечно, это – чисто пропагандистский документ, но в данном случае представляет интерес именно политическая риторика японской стороны.

В упомянутой конференции принял участие как наблюдатель премьер-министр «временного правительства свободной Индии» Субгас Чандра Бос. Чандра Бос, лидер индийских националистов пронемецкой ориентации, жил в Берлине. Он был отправлен на подводной лодке в Японию и выступил 4 июля 1943 г. в Сингапуре на съезде Лиги индийской независимости с декларацией о создании временного правительства свободной Индии. Съезд принял решение о создании индийской национальной армии. Правительство Чандра Боса было образовано 21 ноября, а 24 ноября он объявил войну США и Англии. Канцелярия правительства переехала в Бирму, в Рангун. Между прочим, в сегодняшней независимой Индии Чандра Боса кое-где уважают и называют его именем улицы.

Проблема Индии и арабского мира обсуждалась тайно между партнерами по антидемократическому блоку давно. Главная цель, которая была «основным стимулом военного руководства с самого начала войны в Великой Восточной Азии»,[581] заключалась в капитуляции Англии. Высадка на Британские острова откладывалась в связи с тем, что затягивалась война Германии на Восточном фронте и непосредственной задачей становилось в первую очередь поражение Англии в Индии, где антианглийские настроения были чрезвычайно сильными. В январе 1942 г. «ответственность за проведение политики в отношении Индии японская ставка возложила на военный отдел, то есть адмиралы перевели индийскую проблему на генералов. Но сил для военных действий в Индии японская армия не имела, и потому она рассчитывала на «политические решения». 18 января 1942 г. было заключено «японо-немецко-итальянское военное соглашение», согласно которому Индия входила в сферу действий Японии, – за исключением региона нижнего течения Инда и прилегающих территорий, которые примыкали к южным границам Афганистана и Ирака. Их немцы и итальянцы оставляли за собой. 15 февраля этого же года японцы завершили захват Сингапура, а на следующий день Тодзио в парламенте сделал заявление по поводу Индии, где между прочим сказал: «Наступил удобный момент: Индия, которая имеет тысячелетнюю историю и богатые культурные традиции, должна освободиться от тиранического гнета Англии и начать строительство в сфере процветания Великой Восточной Азии. Японская империя рассчитывает, что Индия возобновит свое давнее положение – станет Индией индусов; Япония будет оказывать всевозможную помощь патриотическим силам этой страны. Если же Индия не обратится к своей истории и традициям, поддастся обману сладких речей и подачек со стороны Англии, она надолго потеряет удобный повод возродить индийскую нацию».[582]

Призывы к «возрождению нации» не были услышаны индийцами, хотя индийская сторона воспользовалась японской угрозой целостности Британской империи и начала тяжелые переговоры об изменении статуса Индии. Характерно, что все упомянутые шаги по установлению «содружества» в широких пределах «Великой Восточной Азии» Япония сделала только осенью 1943 г., когда уже началось наступление американцев – еще в июне 1942 г. японский флот при неудачной попытке захватить о. Мидуэй потерпел тяжелое поражение, масштабы которого старательно скрывались от населения; с июня Япония на море перешла к обороне, в августе 1942 г. потерпела поражения на Соломоновых островах, в ноябре на о. Гуадалканал. Характерно, что, несмотря на поддержку японцев индонезийскими националистами (Сукарно и др.), Япония так и не осмелилась дать Индонезии хотя бы призрачную независимость. В действительности все широкие жесты Японской империи относительно соседних народов были достаточно прозрачными политическими маневрами. Японский оккупационный режим, в частности в Китае, был крайне жесток, и господство «своего» молодого хищника в конечном итоге воспринималось «Великой Восточной Азией» как военная агрессия и кровавое насилие.

Ахмет Сукарно

Каждая страна «Оси» стремилась создать собственную большую империю, основанную на насилии, и все больше этих стран эволюционировали в сторону расистского национализма. Как и нацисты в Европе, итальянские фашисты в Африке, японцы в Азии не сумели воспользоваться результатами националистических движений, направленных против Запада, и превратили лозунги солидарности народов колоний в чистую пропагандистскую риторику. Националистические европейские лидеры, которые получили из рук Гитлера эрзац независимости, практически играли роль коллаборационистской администрации. Это касается, в частности, лидеров Словакии из радикально правой партии о. Андрея Глинки и его преемника о. Йозефа Тисо, сыгравшего позорную роль в дни расправы над демократической Чехословакией и не менее позорно проводившего политику сотрудничества с нацизмом в войне, а также националистического диктатора Хорватии Анте Павелича, который с садистской жестокостью реализовал усташский вариант фашизма.

Вопреки традиции, согласно которой цели войны в ходе военных действий не провозглашались по крайней мере открыто, президент Рузвельт серьезно работал над формулировкой общих целей войны еще перед вступлением в нее Соединенных Штатов. В январе 1941 г. он выступил в Конгрессе с речью, которая получила позже название «Декларация четырех свобод». В ней Рузвельт, в частности, сказал:

Э. Роммель и солдаты индийской дивизии СС

«Главные вещи, которые ожидает наш народ от своей политической и экономической системы, просты. Это:

Равенство в возможностях для молодежи и других возрастных групп.

Работа для тех, кто может работать.

Помощь для тех, кто в ней нуждается.

Установление пределов привилегий для немногих.

Сохранение гражданских свобод для всех.

Использование достояния научно-технического прогрессса для расширения и неуклонного повышения уровня жизни.

Это простые, но чрезвычайно важные задания, которых нельзя выпускать из поля зрения в водовороте невероятных событий современной жизни. Внутренняя мощь и стойкость экономической и политической системы будет зависеть от того, в какой мере она оправдает эти ожидания…

В будущем, которое мы стремимся сделать безопасным, мы надеемся на установление мирового порядка на принципах четырех краеугольных человеческих свобод.

Первая – свобода слова и высказывания – повсюду в мире.

Вторая – свобода каждого человека чествовать Бога удобным ему способом – повсюду в мире.

Третья – свобода от лишений, что в мировом контексте означает экономическое благосостояние, которое обеспечит достойную и мирную жизнь граждан всех держав мира.

Четвертое – свобода от страха, что в мировом контексте означает повсеместное сокращение разоружений до такого уровня и таким тщательным выверенным способом, что ни одно государство не будет в состоянии осуществить акт физической агрессии против любого своего соседа – где угодно в мире.

Это не перспектива далекого тысячелетия. Это четко очерченная основа для модели мира, которую можно достичь в наше время, при нашем поколении. Такая модель мира является откровенным отрицанием так называемого порядка тирании, который диктаторы пытаются навязать с помощью взрывов бомб.

Такому новому порядку мы противопоставим высшую концепцию – строй, который основывается на морали. Здоровое общество способно одинаково бесстрашно противостоять планам мирового господства и заграничным революциям».

Президент США Ф. Рузвельт подписывает документ об объявлении войны Японии

9 августа 1941 г. Рузвельт и Черчилль встретились около берегов Нью-Фаундленда, куда они прибыли на военных кораблях. Это была первая встреча лидеров обеих держав после 1919 г., – так называемая Атлантическая конференция. В ходе конференции достаточно поверхностно обсуждались детали военного сотрудничества, зато – неожиданно для Черчилля – много внимания президент посвятил общим идеологическим вопросам. Позже историки стран советского блока старательно обходили эти общие вопросы, обращая внимание в первую очередь на скрытые практические контексты деклараций. Главным документом, однако, стала так называемая Атлантическая хартия, в которой нашли воплощение идеи, изложенные Рузвельтом в Конгрессе.

Черчилль отнесся к Атлантической хартии сдержанно. В докладе своему правительству 11 августа он говорил: «Президент… уделяет большое значение общей декларации, которая, по его мнению, повлияет на формирование общественного мнения в Соединенных Штатах… Можно трактовать это как преходящую и частичную декларацию о военных целях, рассчитанную на то, чтобы заверить все страны в правильности наших целей, а не как законченное здание, которое построим только после победы».[583] Профессиональный парламентский оратор, консерватор, чуждый привычке подстраивать политику под принципы, Черчилль не воспринимал общую риторику как формулировку целей войны. А между тем для Рузвельта это были настоящие, реальные, не утопические (подобно коммунистически-революционным) цели, которым должно было быть подчинено послевоенное устройство мира.

Большая тройка – Сталин, Рузвельт и Черчилль. Тегеран, 1943

22 декабря 1941 г., уже после нападения Японии на Пёрл-Харбор и вступления США в войну, Рузвельт встречал Черчилля на аэродроме в Вашингтоне. Вашингтонская конференция была чрезвычайно важной с точки зрения формирования общей стратегии войны – невзирая на японскую агрессию и угрозу в бассейне Тихого океана, США приняли курс на разгром Германии как на первоочередную задачу. Но и здесь Рузвельт настоял на формулировке общих целей войны. Опасения Черчилля теперь были более обоснованы: он чувствовал в общих формулах демократии и либерализма опасность для Британской империи. Тем не менее, с некоторыми невинными на первый взгляд уточнениями, которые могли быть использованы в конфликте с колониями, текст был отработан обеими сторонами. Зато он вызывал опасение у нового советского посла в США М. М. Литвинова. Бывший нарком иностранных дел, непримиримый антифашист, демонстративно устраненный Сталиным во времена «дружбы» с Гитлером даже из ЦК (вместе с женой Молотова, тоже, как и Литвинов, еврейкой), старый большевик Литвинов растерялся от преамбулы и особенно от формулировки «свобода вероисповедания».

Рузвельт пригласил М. М. Литвинова на Рождество в Белый дом и несколько часов разговаривал на теологические темы, рассказывая ему, как позже с юмором говорил Черчиллю, о Страшном суде и адских муках. Литвинов запросил инструкции у Кремля, но оказалось, что Сталин воспринимает все эти христианские формулы как что-то «само собой разумеющееся».[584]

Утром 1 января Рузвельт вытянул Черчилля из ванны, чтобы сообщить, что он вместо выражения «союз государств» придумал название «объединенные нации». 1 и 2 января 1942 г. представители 22 государств подписали Декларацию Объединенных Наций.

С того времени общая гуманистическая и демократическая риторика входит в правовые документы, которыми должны руководствоваться все государства – члены сообщества Объединенных Наций.

Конечно, Сталин рассматривал эти общие слова о правах и свободах как христианскую демагогию, которой его безуспешно учили в тбилисской семинарии. Но он смог подписать такое, например, положение Тегеранской декларации 1 декабря 1943 г.: «Мы будем стремиться к сотрудничеству и активному участию всех стран, больших и малых, народы которых сердцем и умом посвятили себя, подобно нашим народам, задаче устранения тирании, рабства, гнета и нетерпимости (курсив мой. – М. П.)… Завершив наши дружественные совещания, мы уверенно ожидаем того дня, когда все народы мира будут жить свободно, не подвластные действиям тирании, и в соответствии со своими разными устремлениями и своей совестью». Как бы иронически не относился Сталин к словам политиков о тирании и совести, подобные фразы создавали политическое пространство, где после войны действовали Организация Объединенных Наций, Нюрнбергский трибунал, который впервые в истории судил за преступления против человечества, дипломаты и журналисты послевоенного времени. Даже выражение «тоталитарный режим» проникло в сознание тех, кто читал протоколы Нюрнбергского процесса. Никто еще не исследовал, какое влияние все это оказало на вызревание и подготовку Перестройки.

После смерти Рузвельта работу над выработкой основного документа ООН о неотъемлемых свободах и правах человека продолжала его вдова Элеонора Рузвельт – член делегации США в ООН и первый глава Комиссии ООН по правам человека. При ее активном участии была подготовлена Декларация прав человека, принятая ООН в 1948 году.

Был ли действительно Рузвельт прекраснодушным идеалистом, на самом ли деле он слишком верил Сталину и шел на недопустимые уступки коммунизму? О, нет, в реальной политике не только Черчилль, но и Рузвельт нередко проявляли жесткий и двурушный макиавеллизм. Чего стоят преследования японцев – выселения 120 тыс. граждан США японского происхождения в лагеря для интернированных без предъявления каких-либо обвинений. Правда, в 1944 г. Верховный суд США решил дело «Коремацу против Соединенных Штатов» в интересах истца-японца, и жертвы этнических преследований были возвращены в свою Калифорнию, но официальное извинение за содеянное с выплатой компенсации состоялось только через сорок лет. Достаточно вспомнить бессмысленные, с военной точки зрения, крайне жестокие бомбардировки мирного населения Германии с целью демонстрации силы и подавления воли к сопротивлению, а особенно – страшную и неразумную бомбардировку Дрездена в конце войны, что демонстрировало мощь США не столько немцам, сколько Советскому Союзу. Наконец, примером бесссердечного макиавеллизма стали атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки – уже Америкой Трумэна.

Во время встреч вожди Большой тройки провозглашали тосты друг за друга, и спутник Черчилля на Ялтинской конференции Вильсон, который его хорошо знал, свидетельствовал, что Черчилль был искренне, насколько это было вообще возможно, умилен Сталиным. Спокойные манеры, твердость и надежность Сталина, его природные ум и юмор производили неизгладимое впечатление. Однако говорить о какой-то очарованности и близорукости Рузвельта или Черчилля нет никаких оснований.

Именно Рузвельту принадлежит выразительная фраза «мерзавец, но наш мерзавец», сказанная по адресу типичного латиноамериканского диктатора Трухильо. В конечном итоге, и к Сталину Рузвельт и Черчилль относились, как к «нашему мерзавцу», – и Сталин действительно был «нашим мерзавцем» в демократическом, антитоталитарном лагере!

В 1943 г. председатель Объединенного комитета начальников штабов США адмирал Леги, ближайший стратегический советник Рузвельта, а позже и Трумэна, в узком кругу именовал СССР не иначе как «новым агрессором». В августе 1943 г. для конференции Рузвельта и Черчилля в Квебеке Управление стратегической службы (американская разведка) подготовило документ, в котором обсуждались три возможных варианта развития событий: а) будут максимально урегулированы все проблемы с СССР; б) будут урегулированы некоторые проблемы, но США и Великобритания будут вести самостоятельную стратегическую линию, направленную на разгром Германии и последующее укрепление своих позиций; в) «попробовать повернуть против России всю мощь побежденной Германии, пока еще управляемой нацистами или генералами». Проблему детально обсуждали в Квебеке генералы Маршалл и Арнольд, Брук, Паунд и Портал; вариант поддержки режима в Германии против СССР был отклонен.

Проблема подготовки к возможной третьей мировой войне появилась реально в 1944 г., и некоторые политические и военные деятели не исключали возможность непосредственного перерастания Второй мировой войны в третью. Однако руководители Запада понимали, что по многим причинам такой крутой поворот невозможен.

В октябре 1943 г. известный английский военный писатель полковник Лиддел Харт написал Черчиллю секретную докладную записку, в которой отмечалось, что по иронии судьбы Запад в настоящий момент прилагает все усилия для уничтожения основной опоры западноевропейского здания – Германии, и следует подумать о завтрашних угрозах, которые вырисовываются на горизонте. Черчилль был готов вооружить немецких военнопленных их же трофейным оружием, чтобы направить их против Советской армии в случае ее агрессии на Рейн.

Приблизительно с 1943 г. Сталин тоже тайно готовит стратегический поворот, рассчитанный на послевоенное время. Это начинается сразу после Сталинграда, с возвращением золотых погон и слова «офицер». Летом принимается решение о роспуске Коминтерна – его реорганизуют в Отдел зарубежных компартий ЦК ВКП(б), председатель Исполкома Коминтерна Георгий Димитров становится заведующим отделом, первый советник Сталина в вопросах международного коммунизма Мануильский – его заместителем. В том же году Сталин воссоздает патриархию Российской православной церкви, а секретное постановление о послевоенной ориентации зарубежной разведки предусматривает вариант Москвы как Третьего Рима. СССР идеологически все больше превращается в Россию. Черчилль и Рузвельт в переписке со Сталиным постоянно употребляют слова «Россия», «русские армии», «русские», и Сталин принимает игру, все чаще говоря «мы, русские». Однако в официальных документах он употребляет неприятные западным союзникам слова «Советский Союз» и «Красная армия».

Сталин противился идейному наступлению гуманистической демократии, опираясь на массовую психологию, настроение которой можно бы выразить фразой: «мы здесь кровь проливаем, а они…» То обстоятельство, что СССР стал реально главной силой вооруженного сопротивления нацистско-тоталитарному блоку и понес вследствие этого – и в силу жестокости собственного тоталитаризма – невероятные жертвы, явилось источником своеобразного советского мессианизма. Это настроение выражалось, в частности, в настойчивых требованиях Сталина открытия Второго фронта с первых же дней «Отечественной войны», когда союзники действительно не могли и думать о десанте в Европе. Требования немедленного открытия Второго фронта повторялись во всех публичных выступлениях Сталина. И когда это произошло в июне 1944 г., им ненавязчиво подчеркивалось, что основные действия немцы продолжают вести все же против Красной армии – что, кстати, полностью отвечало действительности.

Сталин – Маршал Советского Союза

Апогеем этой антисоюзнической пропагандистской линии были обвинения союзников в подготовке сепаратного мирного соглашения с немцами, что нашло проявление в истории с переговорами генерала СС Вольфа с шефом американской разведки Алленом Даллесом. Даже после того, как прошла четверть века, эта история ожила в фантастической киноленте о Штирлице, которая приобрела чрезвычайную народную популярность. Советский разведчик, который якобы сорвал предательские планы США и Англии заключить тайный сепаратный мир с нацистами путем сговора реакционных элементов западных государств и эссэсовцев Гиммлера, – не просто повторение сенсационных «открытий» советской пропаганды 1948 г., но и отзвук скандала, который устроил Сталин Рузвельту и Черчиллю в 1945 г. В действительности, речь шла о переговорах Аллена Даллеса с представителями командующего военными силами вермахта в Италии Кессельринга о капитуляции немецких войск в Италии. Переговоры были использованы обеими сторонами для общего зондажа и ни к чему не привели. Сталин сначала был крайне подозрительным и агрессивным, а затем сам дал в переписке задний ход и мирно закончил скандал.

Жертв войны в Советском Союзе могло быть не двадцать пять или намного больше миллионов, а несравненно меньше, если бы не сталинский переворот, и сама по себе освободительная миссия Красной армии не оправдывает того множества братских могил, которыми покрыта наша и чужая земля. Но каким бы жестоким и бездушным ни был тот режим, который вел войну против гитлеровской Германии, его единственной исторической заслугой – «исторической миссией» – было то, что он эту войну выиграл.

Определенные сомнения в боевых способностях западных союзников и недовольство их отсидкой в тепле и безопасности, тогда как советские люди несут такие невероятные потери в общей войне – вот, в сущности, все, что Кремль мог противопоставить идеологически той общей идеологии послевоенного мира, которую сформулировали демократические правительства противников тоталитарного режима. Старый могучий призыв «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» уже совсем не действовал, потому что нацистам противостоял не российский и международный пролетариат, а государства, в том числе такое сильное милитаризированное государство, как Советская Россия. И реальной антитезой тоталитаризму Германии и ее союзников стала демократическая государственность, а не «призрак коммунизма», коммунистическая утопия.

И это было не только идеологическим осмыслением реальности войны. Такова была настоящая суть той страшной мировой катастрофы.

Победа «государств Оси» – с участием коммунистической России или без нее – была бы падением европейской цивилизации в такую бездну «пространства смерти», из которой она могла бы и не выбраться вообще.

Победа объединенных наций над расистски-тоталитарным блоком была достигнута в первую очередь благодаря жертвенности и усилиям народов Советского Союза.

То была не «советско-немецкая» или «русско-немецкая» война, относительно которой могли оставаться безразличными люди на Земле. То была действительно Отечественная война для всех народов с разными отчизнами, которые сопротивлялись стремлению нацистов превратить их в перегной для «высшей расы». То была война за освобождение от кошмара, который вдруг стал реальностью на огромных пространствах цивилизованного мира.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.