Выводы

Выводы

1. Одна из наиболее ярких грамматических особенностей эмигрантской прессы – рост грамматических аналитических форм.

1.1. Аналитизм в номинативной сфере. Семантическая классификация позволяет представить наиболее открытые зоны, в которых происходило усвоение аналитических моделей: а) наименования производств, предприятий, кинофирм; б) наименования профессий; в) политические реалии; г) технические номинации (очень немногочисленны); д) названия официальных документов, актов; топонимы; е) бытовые, спортивные номинации. Практически в тех же лексико-семантические группах происходит влияние аналитического английского в языке метрополии в 80–90-е гг. XX в. Итак, массированное проникновение аналитических существительных в русский эмигрантский узус началось уже в первые годы эмиграции. Наблюдается известный изоморфизм между эмигрантским вариантом и материковым русским языком в усвоении и освоении лексических аналитов. Аналитические по своей структуре наименования быстро входили в русскую грамматическую систему.

1.2. Аналитизм в падежной системе. Прежде всего он затронул область антропонимических моделей (особенно при склонении иностранных имен, фамилий), глагольное управление (контаминация сочетаемости русских или русифицированных глаголов с иноязычными моделями-прототипами).

1.3. Аналитизм в глагольном управлении. Он связан с процессами калькирования иноязычных структур, в которых уже содержатся аналитические компоненты.

2. Именительный падеж множественного числа на – а?. Тенденции примерно те же, что и в языке метрополии, где рост образований на – а? составляет особенность развития русского послереволюционного языка. В эмигрантском разговорном языке форма на – а? имеет стилистическую маркировку: это обычно профессионально-речевые модели, имевшие в качестве нейтральных корреляций формы на – ы.

3. Смысловое смешение предлогов – любопытный процесс, затронувший эмигрантскую прессу меньше, чем устный язык, но тем не менее показывающий комбинацию двух тенденций в данном процессе: а) сохранение старых (дореволюционных, книжных) предложно-падежных форм; б) ослабление смыслоразличительной функции, семантической нюансировки предлогов и возможность их нейтрализации в одном, более общем по грамматическому значению; в) влияние иностранных языков, которые, как ни парадоксально, могут активизировать устаревающие или архаические (для русского советского узуса 20–30-х гг.) предлоги; в последнем случае использование таких предлогов с позиций современного речевого обихода метрополии может интерпретироваться как архаика эмигрантской прессы, но, по нашему мнению, нужно говорить о псевдоархаике, актуализированной архаике.

4. Трансформация предложно-падежных групп. Это один из заметных на страницах эмигрантских газет процессов. Могла происходить синонимизация близких по смыслу фраз, перенос предлогов от одного глагола к другому, в результате чего формировались новые, неузуальные предложно-падежные конструкции.

5. Формы множественного числа существительных. Характерны две тенденции: а) калькирование форм множественного числа таких слов, которые в русском языке обычно употребляются в форме единственного (реальность, трикотаж); б) стилистическое использование ненормативных форм с экспрессивно-выразительной целью (тундра, террор). В отличие от русского советского языка, формы множественного немаркированного (сахара?, масла?) нетипичны для эмигрантской прессы.

6. Имена существительные единственного числа в собирательном значении, получившие заметное развитие сначала в подпольной и пропагандистской большевистской литературе, а затем ставшие типичным лингвостилистическим элементом советской публицистики, для эмигрантского узуса нехарактерны. Их редкое использование на страницах эмигрантских газет – трансплантация советских стилистических средств, осознаваемых эмигрантами как инородное стилевое вкрапление, несущее отсылочно-характеризующую функцию.