Глава 7 Прецедентные феномены

Глава 7

Прецедентные феномены

1. Понятие прецедентности

Имена, факты, события, цитаты, аллюзии, реминисценции, перифразы – необходимые и даже обязательные элементы публицистического текста. Они «размечают» смысловое поле, в котором совершается диалог с читателем журналиста или любого индивида, чье письмо, мнение опубликовано на страницах печатного органа. Использование языковых знаков, несущих некоторую культурную информацию, не является случайным, произвольным, немотивированным ни для автора текста (статьи, письма, отклика) в газете, ни для читателя, производящего интерпретацию использованных (прочитанных) ключевых имен, если обе языковые личности стремятся к высокой степени взаимопонимания. Через публичный текст и благодаря публичному тексту возможна коммуникация языковых личностей и социумов, которые отражают в тексте не столько свои языковые навыки и умения, сколько свои пристрастия, предпочтения, сомнения, симпатии и антипатии.

Советское время принесло читателям огромное количество новых ключевых понятий, знание которых было необходимым для адекватного понимания публичных текстов. Какие же ключевые понятия и имена были важны для эмигрантов? Даже беглый просмотр эмигрантских газет позволяет заключить, что, например, в изданиях анархистов, демократов и особенно монархистов явственно проступают тенденции к ностальгическому репродуцированию фактов и имен прежней эпохи. Как же представлено в эмигрантской прессе соотношение базовых, культурно значимых понятий, отражающих их современное (зарубежное) бытие и старых феноменов?

Очень часто читатель обращается к газете (журналу) даже не только и не столько за новой информацией, сколько за подтверждением, «сверкой» своих взглядов со взглядами других (редакции и читательской аудитории газеты).

Предваряя и предвосхищая исследования в области прецедентности, М. М. Бахтин так характеризовал социальную авторитетность цитируемых, воспроизводимых высказываний в культуре: «В каждую эпоху, в каждом социальном кругу, в каждом маленьком мирке семьи, друзей и знакомых, товарищей, в котором вырастает и живет человек, всегда есть авторитетные, задающие тон высказывания, художественные, научные, публицистические произведения, на которые опираются и ссылаются, которые цитируются, которым подражают, за которыми следуют. В каждую эпоху, во всех областях жизни и деятельности есть определенные традиции, выраженные и сохраняющиеся в словесном облачении: в произведениях, в высказываниях, в изречениях и т. п. Всегда есть какие-то словесно выраженные ведущие идеи «властителей дум» данной эпохи, какие-то основные задачи, лозунги и т. п. Я уже не говорю о тех школьных, хрестоматийных образцах, на которых дети обучаются родному языку и которые, конечно, всегда экспрессивны» [Бахтин 2000: 284–285]. В современной терминологии психолингвистики и когнитивной лингвистики этот исследовательский посыл можно выразить и так: «Тексты в нашем сознании существуют как гипертексты, включающие мириады ассоциативных связей, вязь перекрестных ссылок, “чувственную ткань сознания”… Понимание предусматривает в той или иной степени совпадение смысловых установок, культурного кода – базовых знаний о мире коммуникатора и реципиента (“одни книжки читали в детстве”)» [Петренко 2002: 20].

Прецедентные тексты не создаются языковой личностью, но передаются ей в процессе социализации и коммуникации, вместе с которыми происходит накопление этой личностью коммуникативного опыта. Прецедентные тексты не могут присваиваться индивидом, но он волен модифицировать их (диапазон широк: от узнаваемости и идентифицируемости другими индивидами до их полной неузнаваемости, приводящей к коммуникативным неудачам или провалам); прецедентные тексты семиотически и психологически важны и ценны для той или иной группы лиц в пределах определенного исторического периода, социокультурного контекста. Подобные тексты постоянно воспроизводятся в социуме, том или ином коллективе, их знание предполагается само собой разумеющимся, поскольку они составляют фундамент коллективной памяти, условие идеологического взаимопонимания и являются критерием социальной идентификации. Прецедентный текст носит сверхличностный характер; к прецедентному тексту постоянно обращаются в процессе коммуникации. Ю. Н. Караулов указывает на прецедентный характер, например: а) мифов, б) преданий, в) публицистических произведений историко-философского и политического звучания [Караулов 1987: 216].

Очевидно, можно говорить о существовании в сознании индивида некоего базиса, или тезауруса, словаря усвоенных (и присвоенных) текстов. Они, с одной стороны, нужны для полноценного участия индивида в социальной коммуникации на основе знания тех или иных культурных знаний, с другой – эти массово распространенные и шаблонизированные тексты выполняют важную роль посредника, медиатора между внешним миром и личностью. Такие микротексты выполняют компрессивную функцию, «сжимая» новую информацию до размеров уже известного словесного комплекса, который может либо игнорировать элемент новизны и тем самым заметно снижать воздействие новых фактов на индивида и общество, либо, напротив, возвышать даже банальный факт до значимого события. Действительно, в них в сжатом виде содержится большой объем культурной информации и заряд экспрессии. Именно эти свойства прецедентных текстов превращают их в культурно и семантически нагруженные знаки, широко используемые в публицистическом тексте, основной функцией которого является воздействие на (массового) читателя. В схеме коммуникации «адресант – текст – адресат» общение становится возможным при наличии общего фонового знания, присущего в равной степени как адресанту, так и адресату. Фоновые знания формируются на базе прошлого и настоящего народа, его обычаев и традиций, культурных, экономических достижений, ценностных ориентиров, религиозных представлений и т. д. Фоновые знания постоянно обогащаются, но в их структуре есть ядро и периферия: «ядро» позволяет сохранять и поддерживать функционирование прецедентных феноменов на протяжении длительного периода времени, «периферия» наполняет их актуальным историзмом и обеспечивает их экспрессивность и выразительность.

Прецедентный факт/текст рождается только из того фрагмента внеязыковой действительности, который приобрел в социуме некоторую ценность, культурную значимость, получил общественную санкцию, «заслужил» право располагаться среди других элементов на ценностной шкале. Оценочность – непременный атрибут любого прецедентного феномена.

В последние годы появилось даже понятие «прецедентной плотности текста» (Ю. А. Сорокин): в тексте сосуществуют разноуровневые включения, и частотный характер их употребления отражает некоторые доминантные для автора смыслы. Например, моделирование концепта «семья» Л. Н. Толстым – одного из центральных в идеологии и структуре его романов – отражает изменяющуюся жизненно-философскую позицию писателя.

Виды прецедентных феноменов с точки зрения уровней хранения и осмысления в культурной памяти таковы:

• автопрецеденты (феномены окружающего мира, обладающие тем или иным аксиологическим значением для данного индивида и включенные в неповторимые индивидуальные ассоциативные ряды);

• социумно-прецедентные феномены, известные «среднестатистическому» представителю какого-либо социума, группы, напр., Библия и Евангелие у христиан, метафора шахмат (после работ Соссюра) как визуальный объяснительный аналог правил языковой системы, знакомая лингвистам;

• национально-прецедентные феномены, известные «среднестатистическому» представителю данного народа или культуры;

• универсально-прецедентные феномены, знакомые человеку как homo sapiens.

Единицами более низкого ранга выступают: прецедентное имя, прецедентное высказывание, прецедентный текст, прецедентная ситуация [РКП 2002: 17], которые непосредственно репрезентируют прецедентные феномены в текстах.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.