Выстрел, или Повести покойного Ивана Петровича Белкина

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Выстрел, или Повести покойного Ивана Петровича Белкина

До 1987 г причины ссылки Пушкина на юг в 1820 г. были, как и прежде, неясны, но ответ существовал — «за стихи вольнолюбивые, эпиграммы и т. д.». И лишь к 150-й годовщине смерти поэта прозвучал в пушкинистике вопрос: «а не было ли это не наказанием, а спасением от опасности рукой царя?».

А ведь это у Пушкина не скрывается, об этом говорится прямо, например, в «Каменном Госте». Еще Тынянов подчеркивал, что автобиографические черты в «Каменном Госте» — огромный материал о ссылке Пушкина. «Лепорелло. — А завтра же до короля дойдет, что Дон Гуан из ссылки самовольно в Мадрид явился — что тогда, скажите, он с вами сделает? — Дон Гуан. — пошлет назад… меня он удалил, меня ж любя». (Причем, Тынянов не мог не заметить, что Дон Гуан находился в каком-то родстве с королем).

Александр I испугался (!), когда ему сообщили, что в Петербург приехал Пушкин, и успокоился лишь тогда, когда узнал, что это другой Пушкин. Чего мог испугаться царь? Лев Толстой говорил, что он не был бы художником, если бы только описывал живых людей. Но у него было обыкновение при описании своих героев представлять себе, что бы делал этот человек при известных обстоятельствах.

Итак — 1820, май. Совсем еще недавно, в конце 1819 г., Александр I благосклонно одобрил «Деревню» Пушкина, известно и его негласное приятие многих «вольнолюбивых» стихов А. С. и вместе с тем — неожиданное, стремительное изгнание из столицы с курьером. Пушкин вылетел из Петербурга как пробка из шампанского. Ссылка — на юг, но не на Кавказ, где существовала опасность; в дорогу «казенно выдана» большая сумма денег[8]. Что же произошло?

«Кто-то» создал ссору Пушкина с графом Федором Ивановичем Толстым. И даже не ссору, а нечто большее — удивительную обиду Пушкина на Толстого в течение многих лет. Это известный эпизод пушкинской биографии, а точнее, поверхностное отражение одного из блоков реальной биографии А. С., которой еще нет (о чем четко сказал в 1922 г. Гофман, хотя уже существовало море пушкинистики), так как блоки сходятся в целое при наличии нескольких «шифров», сцепляющих лица и события; их Пушкин тщательно скрывал в жизни, но они явно или тайно присутствуют почти во всех основных произведениях А. С.

Причины ссоры неизвестны — версий много (письмо Толстого к Шаховскому, слух, пущенный Толстым, что Пушкин высечен в тайной канцелярии, и т. д.). Главное, что свели Пушкина именно с Толстым.

Личность эта была яркая — это был как раз Толстой-Американец, описанный еще Грибоедовым. Булгарин писал о нем: «Все, что делали другие, он делал вдесятеро сильнее. Тогда было в моде молодечество, а гр. Толстой довел его до отчаянности. Он поднимался на воздушном шаре вместе с Гарнером и волонтером пустился в путешествие вокруг света вместе с Крузенштерном». Но главное, он был несравненным дуэлистом.

М. Ф. Каменская (его двоюродная племянница) пишет, что в продолжении всей его жизни им убито на дуэлях 11 человек, а дуэлей, разумеется, было значительно больше. Дуэль для него стала чем-то вроде опасной охоты, но с большими шансами выжить, чем у противника, так как стрелял он настолько метко, что один раз, в доказательство своего дара, велел жене (а она у него была цыганкой) стать на стол, и прострелил ей каблук башмака.

На одном вечере приятель Толстого сообщил, что получил вызов на дуэль, и просит быть его секундантом. Толстой согласился, и дуэль была назначена на другой день в 11 часов утра; приятель должен был заехать к Толстому и вместе с ним ехать на место дуэли. На другой день в условленное время приятель Толстого приехал к нему, застал его спящим и разбудил. — В чем дело? — спросонья спросил Толстой. — Разве ты забыл, — робко спросил приятель, — что ты обещал мне быть моим секундантом? — Это уже не нужно, — ответил Толстой. — Я его убил.

Оказалось, что накануне Толстой, не говоря ни слова своему приятелю, вызвал его обидчика, условился встретиться в 6 утра, убил его, вернулся домой и лег спать.

Пушкин не знал об «оскорблении» Толстого и уехал на юг его приятелем. Узнав, написал на него эпиграмму, на что непонимающий Толстой ответил тем же. Вплоть до 1826 г. Пушкин тренировался в стрельбе из пистолета, готовясь к сложнейшей дуэли. Не забыв ничего, сразу по приезде в Москву, еще в дорожном платье, Пушкин поручает С. А. Соболевскому съездить к Ф. И. Толстому и вызвать его. Но Толстой в то время в Москве отсутствовал.

И вдруг они помирились. Да так прочно, теснее прежнего стали. Пушкин и «Полтаву» в Москве читал в присутствии Толстого и Вяземского. Более того, в 1829 г. Пушкин поручил именно Толстому сватать за него Гончарову, а на венчании Толстой был шафером. Уже отмечалось, что Пушкин как бы «кому-то» показывал, что он разгадал «чей-то» ход, этими явными демонстрациями. В «Выстреле» получила отражение ситуация, перевернутая назад: «а что если бы…».

В 1821 г. Толстой женился, когда Пушкин писал «Выстрел» — собирался жениться он. Вся цифровая вязь повести четко указывает на действующих лиц: Сильвио 35 лет, когда автор встретился с ним (Толстому было 35 лет в 1817 г., когда он впервые познакомился с Пушкиным). Графу был уже 32 года, когда он рассказал, что произошло 5 лет назад (а Сильвио получил пощечину, и еще 6 лет до того = 11). То есть тому, кого обидели, было 21 год (сколько и Пушкину в то время).

Поехал Сильвио мстить в Москву. Известно, что косточки вишни выплевывал на одной из дуэлей сам Пушкин. И не было бы в повести этой ничего нас интересующего, если бы она не открывала особый шифрованный творческий цикл болдинской прозы.

«Выстрел» — творческая фантазия, но элементы ее мозаики — реальная, но лишь символически указываемая Пушкиным жизнь. То, что «ссора с Толстым» была не просто бытовым событием, а касалась эзотерической стороны бытия поэта, — на это указывает многое — и число 11 (количество лет, прошедших со времени «пощечины графа», которая составляется из 6 и 5 — 65), и число 25, упоминаемое в повести (а это — номер ложи Пушкина в «Астрее»), Но уже совсем почти открыто Пушкин указывает на это в VI главе «Евгения Онегина», описывая Зарецкого-Толстого: «Как я сказал, Зарецкий мой, под сень черемух и акаций от бурь укрывшись, наконец, живет, как истинный мудрец…». Акация — один из основных символов розенкрейцерства, четкий и недвусмысленный обозначитель. Теперь все переносится уже в эзотерическое пространство жизни Пушкина — пространства, символически маскируемое.

Случайно или неслучайно Пушкин мог встать под выстрел Толстого, но император этого не хотел. Пушкин должен был быть сохранен.

«Повести Белкина», как и многое другое в творчестве Пушкина, невозможно понять без недостающего звена, скрепляющего всю цепь. Без знаменитой «утаенной любви» Пушкина.

Еще в 1862 г. на присутствие таинственной любви, проходящей через всю жизнь Пушкина, указывал П. Бартенев. Ею занимались многие. Кого только не называли — сестры Раевские, С. Киселева, Голицына, минимум восемь претенденток. Любовь — эта «северная», петербургская.

В «Бахчисарайском фонтане» есть интересные строки: «Я помню столь же милый взгляд и красоту еще земную…». Тынянов делает точный вывод — это может относиться лишь к уже стареющей женщине (правда, сам он относит «северную любовь» к жене историка Карамзина). Важно для нашего рассмотрения и то, что приведенные пушкинские строки в чистовике, в первом издании поэмы в 1824 г. отсутствуют.

Тот же Тынянов поставил вопрос: почему и зачем понадобилось Пушкину так мучительно и таинственно утаивать свою любовь. К тому же сам Пушкин давал понять, что она безнадежна и не взаимна. Первый отзыв в стихах этого чувства приходится на 1816 г. У Пушкина появляются следующие слова, много объясняющие: «Счастлив, кто в страсти сам себе без ужаса признаться смеет». То есть Пушкин поддается своему порыву с «ужасом»!

Гершензон, исследую «северную любовь» Пушкина, отмечал, что с 1817 г. у Пушкина усиливается внутреннее волнение, достигая апогея в год перед ссылкой, когда А. С. сознательно уже стремится «убежать» из Петербурга (в марте 1819 г. он даже собирался вступить в военную службу и уехать на Кавказ). Он увозил на юг не страсть, а глубокое томление, сладкое очарование недостижимого.

Она — «элегическая» (печальная) красавица, уже стареющая, в любви к которой Пушкин сам себе признается с ужасом. После 1823 г. — страсть к Амалии Ризнич — Пушкин как будто преодолевает свою таинственную любовь, и, как считают пушкинисты, с 1825—26 гг. Пушкиным она уже вспоминается, как умершая, умершая буквально.

Но вдруг она опять появляется в загадочном посвящении «Полтавы». Пушкин хранил такое глубокое молчание о лице, кому посвящена «Полтава», что ни в переписке, ни в воспоминаниях его друзей и близких не сохранилось даже намеков. И поэма посвящена уже не мертвой, а живой! «Тебе — но голос музы темной коснется ль уха твоего? Поймешь ли ты душою скромной стремленье сердца? Иль посвящение поэта, как некогда его любовь перед тобою без ответа пройдет, непризнанная вновь?»

Более того, указывается и местопребывание той, к кому обращены стихи — «твоя печальная пустыня».

Главное женское лицо «Полтавы» — Мария. Именно приблизительно с этого времени большинство женских имен главных героинь произведений Пушкина — или Мария, Марья (Мэри), или Луиза (Лиза, Елизавета).

Вспышка таинственной любви 1829—30 гг., по мнению Эзенштейна, только и может объяснить «совершенно алогический акт Пушкина — женитьбу на Гончаровой». В стихотворении 1830 г. «Прощание» мы читаем странные сочетания: «Уж ты для своего поэта могильным сумраком одета, и для тебя твой друг угас. Прими же, дальняя подруга, прощанье сердца моего, как овдовевшая супруга, как друг, обнявший молча друга пред заточением его». Не она угасла, если говорить об умершей, а наоборот! «Могильный сумрак» и явное обращение к еще живой женщине! Вдова или супруга?

Все эти и другие противоречия и тайны проясняются, если мы обратимся к личности Елизаветы Алексеевны, жены императора Александра I! Ключ к пониманию и «Маленьких трагедий», и «Повестей Белкина», и «Домика в Коломне» дает Пушкин, делая обмолвку, вместо Параши, служанки графини, А. С. пишет: Наташа, а это Н. Волконская — фрейлина Елизаветы Алексеевны (до принятия православия — Марии-Луизы).

К 1815—16 гг. она уже была для Пушкина женщиной зрелых 35–36 лет. Печальная красавица была фактически оставлена мужем-императором. Скромная (из 200 000 рублей, на нее выделенных, тратила лишь 10 тыс.), всеми любимая, занималась благотворительной деятельностью. Становится понятным вообще, что связывает в единое целое «Повести Белкина» и «Домик».

Бурная фантазия Пушкина разыгрывает в своем творческом сознании подсознательную комбинацию — «Я и Елизавета».

Пушкин женился, точнее, он кидался в брак, и тема женитьбы другой, духовной, не телесной преломилась в «Метели». Он думал о Елизавете, а писал о Марье (Марии!) Гавриловне 17-ти лет (столько было Гончаровой в 1829 г. — году окончательного решения для Пушкина жениться). В «Домике» он обыгрывает ситуацию — «а вот, если бы я так виделся с ней!»[9].

В 20-е годы нашего века известный советский психоаналитик И. Д. Ермаков писал: «Пушкин в своем „Домике“ стоял перед определенной задачей — нужно дать выход всем внутренним коллизиям и чувствам, нужно выразить и раскрыть что-то интимно-личное, и в то же время нельзя открывать до конца. Нужно, показывая, обнаруживая, скрыть». Эти слова можно отнести ко всем «Повестям покойного Белкина». Если внимательно под ракурсом «Елизаветы», всмотреться в предисловие «Повестей», то обнаруживаем, что «Белкин» как бы подсознательно впитал в себя факты их биографии Пушкина по отношению к двум лицам — Александру I и Елизавете Алексеевне.

1815 г. явно указывает на начало «великой любви» Пушкина, а 1823 г. — на ее конец (страсть к Ризнич), в ее первом юношеском облике. Для Александра I эти годы тоже значимы: — начало величия и фактически его конец (отречение, о котором Пушкин узнал, по всей видимости, в 1828 г., когда он описывает смерть «Белкина», очень похожую на официальную кончину Александра I). «Иван Петрович осенью 1828 г. занемог простудного лихорадкой, обратившеюся в горячку, и умер несмотря на неусыпное старание уездного нашего лекаря, человека весьма искусного, особенно в лечении закоренелых болезней, как-то мозолей и тому подобного».

Пушкин даже не скрывает своей иронии по этому поводу. Цифры 15 и 23 неслучайны, и он это подчеркивает, когда в письме «почтенного мужа» указывает, что письмо тот от 15-го получил 23-го. А следующие странные строки полны просто сарказма: «Для сего обратились было мы к Марье Алексеевне Трафилиной, ближайшей родственнице и наследнице Ивана Петровича Белкина: но, к сожалению, ей невозможно было нам доставить никакого о нем известия, ибо покойник вовсе не был ей знаком». Как уже говорилось, Елизавета (Мария-Луиза) Алексеевна фактически была оставлена мужем задолго до 1825 г.

Но мы ведь видели, что его «северная любовь» умерла, а после как бы снова «воскресла»! Императрица Елизавета Алексеевна официально умерла в 1826 г., через несколько месяцев после таинственной смерти императора Александра в Таганроге. Ныне и историки склоняются к утверждению, что Александр не умер, а ушел, и что старец Федор Кузьмич и царь — одно лицо. Но об этом Пушкин писал еще в зашифрованной (кодом розенкрейцеров) Х-й главе «Евгения Онегина»: «Авось, о Шиболет народные, тебе б я оду посвятил, но стихоплет великородные меня уже предупредил… Авось, аренды забывая, ханжа запрется в монастырь…»

Значение ветхозаветного Шиболета, употребляемого в эзотерической традиции, имеет смысл «тот, кто выдает себя за другого». «Народный Шиболет» — человек, скрывающийся в народе под личиной простого человека.

А вот история с упоминанием аренды имеет интересное окончание. Известно правило, что, если тайны и загадки не решаются поодиночке, то, поставленные рядом, они сами решают друг друга. В 1846 г. министр государственных имуществ П. Д. Киселев получил неизвестно от кого письмо и 138 998 рублей. В письме говорилось, что возвращается ему положенное от бывшего его врага. Киселев — личность русской истории XIX века выдающаяся и, к сожалению, полузабытая широкой публикой. С 1814 г. — флигель-адъютант Александра I, в 1816 г. составляет записку о постепенном освобождении крестьян, в 1829—34 гг. ввел конституцию в Валахии и Молдавии (будущей Румынии); с 1835 г. — секретарь Комитета по крестьянскому вопросу, в 1837—41 гг., провел реформу управления государственных крестьян.

У основания Великой реформы 1861 г. стоял именно он. Был близок к «декабристским организациям», хотя в них и не состоял. Это при нем Пушкин читал впервые «Полтаву». Александр I обещал ему аренду (система денежного награждения, обычно повторяемого в течение 12 лет). В 1836 г. уже Николаем I аренда ему была установлена (а в апреле 1846 г., незадолго до таинственных денег, была продлена еще на 12 лет).

Деньги пришли 15 мая 1846 г., ровно через 25 лет (число ложи Пушкина в «Астрее») после встречи Александра I с Киселевым в Слониме и награждении его орденом Анны I степени. Через символические 25 лет Киселев получил аренду (с 1824 по 1836 гг.) в размере полного долга Пушкина + 8 рублей (четкая эзотерическая маркировка)!!!

Ко времени создания «Повестей покойного Белкина» Пушкин еще не знал, где находится Елизавета. Это можно увидеть в повести «Гробовщик». Здесь наиболее рельефно выразилась его гамма чувств, ее переливы. «Гробовщик» — не только сам Пушкин, когда он хочет вызвать к себе «мертвых», подразумевая под ними царскую пару, но и Александр, которому Пушкин не скрывал своего негативного отношения.

Эзотерический характер происходящего Пушкин почти не скрывает. «Сии размышления были прерваны нечаянно тремя франкмасонскими ударами в дверь». Далее «гробовщик» в 12 часов отправляется на серебряную свадьбу (25 лет), где пьют за здоровье «моей доброй Луизы!». Причем хозяйке 40 лет, а свадьба серебряная (25), выходит, вышла она замуж 15-ти лет[10]; а дочке их — 17, то есть она родилась через 8 лет после свадьбы. Пушкин в последний раз видел «живую» Елизавету как раз, когда ей было 40.

В «Барышне-крестьянке» появляется Алексей с черным кольцом, на котором изображена мертвая голова — один из главных символов розенкрейцерства. Он влюбляется в Лизу, которая переодевается простой крестьянкой. Елизавета Алексеевна укрылась в одной из немногих тогда на Руси «пустыней».

Даже в «Каменном госте», где имя главной героини — Анна, тема Елизаветы остается и является объясняющей. Только у Анны и Елизаветы дни имени совпадают; дней этих много, но день царицы — табельный, так что параллель в те времена лежала на поверхности. Не зря Пушкин не опубликовал «Гостя» при жизни. В «Барышне-крестьянке» отец Лизы — англоман. Известно, каким англоманом был Александр I. И вот теперь мы переходим к четвертому и последнему уровню «Пиковой Дамы».

Все известные высказывания Александра I об уходе заканчиваются 1819-м годом. С этого времени начинается конкретная подготовка. Эмиссарами здесь становятся английские миссионеры Библейского общества, которые как бы разведывают путь. Но куда? Обычно указывают на Сибирь, где позже и появится старец Федор Кузьмич. Но англичане нужны были для другого. И ответ на это дает не кто иная, как… Е. Блаватская. В своей «Тайной доктрине» она пишет: «Кроме того, существует хорошо известный и весьма любопытный факт, подтвержденный автору одним почтенным лицом, годами состоявшим в одном из русских посольств[11], а именно в Императорских Библиотеках имеется несколько документов, как доказательство, что даже в позднейшие дни, когда тайные общества мистиков расцветали беспрепятственно в России, именно в конце последнего и начале настоящего столетия, не один русский мистик проходил в Тибет через Уральские горы в поисках знания и посвящения в неизвестных святилищах Центральной Азии. И не один возвращался позднее с таким обширным запасом сведений, подобный которому он нигде в Европе не мог получить. Несколько случаев могли бы быть приведены, и хорошо известные имена названы, но подобная гласность могла бы быть неприятна оставшимся в живых родственникам упомянутых посвященных. Пусть кто-нибудь просмотрит анналы и историю тайных обществ в архивах столицы России, и он сам убедится в вышеизложенном факте».

Мы не будем здесь подводить итоги почеркового анализа[12] старца и царя, а лишь продолжим нашу линию рассмотрения. Почти все исследователи отмечают, что помогали Александру I в подготовке Дибич, Волконский, Строганов. Но как-то забывали о главном звене — Голицыне. Опять появляется род Голицыных.

Начнем с конца. Дело в том, что не надо даже искать бумаг, которых, скорее всего, уже нет. Но зато есть факты, говорящие о том, что именно родственник того Голицына устраивает будущность… Блаватской, то есть фиктивный брак-освобождение; «дает ей направление» действий и исчезает из вида посторонних наблюдателей.

И пребывание Александра I в Таганроге несколько задержалось, так как ждали проводника, но не в Сибирь, а на Тибет[13]. И путь туда был проложен еще давно. Ссылаясь на несохранившиеся летописные источники, некоторые авторы повествуют о путешествии в Беловодье русского монаха Сергия еще в 10 веке. Изо всего отряда посланного в Беловодье князем Владимиром, цели достиг лишь Сергий. На Русь он вернулся через 50 лет глубоким старцем. На Алтае бытовало даже описание пути — на восток, через тайгу, пустыни и горы.

В 1833 г. Пушкин предпринимает самое большое путешествие на Восток, в Оренбург. И снова скачок творчества — «Пиковая Дама», «Медный всадник», «Сказки»(!). Еще в шестой главе «Евгения Онегина» есть строки уже цитированные о Толстом-Зарецком. Но, повторяя историю несостоявшейся дуэли, Пушкин здесь дает бесценные указания на ее причины. «В пяти верстах от Красногорья…». Это адрес деревни Ленского — Ленский не отождествляется с Александром, но место слишком символическое. «Пять» указывает на звезду, «Астрею», Красногорье — Красноречье (место жительства Федора Кузьмича) — на Александра I, упоминание Регула — царской звезды — на Пушкина.

В «Пиковой Даме» Германн ставит на «руте» (х 8) свое состояние — 47 тысяч[14]. Единственное, что можно предположить, (а остальное показанное трудно считать набором случайных совпадений для человека, тщательно работавшего над своими произведениями), это — что Пушкин встретился в неизвестной нам «пустыни» с Елизаветой, уже пожилой женщиной, которая ему нечто сообщила. О чем и говорит само название повести — «Пиковая Дама».

И на этом уровне «она» превращается в Александра. Вот как выглядит прошедшее на «Пиковую Даму» по гадательной книге Ленорман, той, которая нагадала декабристу Муравьеву его судьбу. «Пиковая Дама»: «Друзей у вас не было да и быть не могло. С виду и по вашим словам никто сразу не мог подозревать в вас человека недоброжелательного. Вы так умели всегда притворяться, лицемерить, даже льстить, что в большинстве случаев на не знающих вас вы производили довольно благоприятное впечатление. На самом деле в вас скрыта злоба к людям, хотя сколько-нибудь побудительных причин к этому в вашей жизни не было. Ваше дело быстро продвинулось вперед и казалось, уже почти достигнуто, но вдруг непредвиденное препятствие все уничтожило. Вы имели неосторожность и некоторый ущерб в своих делах. Причем это была особа, которой вы напрасно доверились, и которая старается, по возможности, вредить вам». Во всяком случае, Елизавета могла посвятить Пушкина в некоторые моменты этого дела, чем и вызвала его такую негативную реакцию[15].

Осень 1833 г. заканчивалась, приближался новый, 1834-й, год. С этого времени (январь 1834 г.) обычно начинают непосредственную историю гибели поэта. Но этой же осенью в хронике «Санкт-Петербургских ведомостей» за 11 октября 1833 г. читаем: «Пароход „Николай I“, совершив свое путешествие в 78 часов, 8-го сего октября, прибыл в Кронштадт с 42 пассажирами, в том числе королевский нидерландский посланник барон Геккерен».

А с ним вместе «Николай I» привез и Дантеса. На первое время Дантес поселился в Английском трактире на Галерной улице.