2. Отказ от гуманитарной парадигмы

2. Отказ от гуманитарной парадигмы

Эволюционирующее человечество можно уподобить флотилии плотов, лодок и кораблей разной величины и устройства, плывущих в (ни)куда-то под разными флагами. Передовой корабль этой флотилии, громадный, сложный, многопалубный, больше трехсот лет он плывет под флагом гуманизма. На флаге золотыми буквами написано: Человек. «Все во имя человека, всё для блага человека!» – это лозунг не только коммунизма, который (не)долго строили, но, по сути, всей нововременной цивилизации, эпохи, наступившей после Средневековья, в котором жили «ради Бога». Сначала идеал всестороннего и гармоничного развития личности, потом богатство, комфорт и свобода как отказ от служения чему-либо Высшему, стали последней высшей целью пассажиров этого корабля. С возникновением общества потребления, казалось, что люди, конечно, не все, но на верхних палубах определённо, попали в Гуманистический Рай.

И вот в конце XX – начале XXI века – перелом, разрыв с этой великой эпохой. Рай возникает, но какой-то другой. Все громче слышны голоса о кризисе гуманизма, его конце и катастрофе. Впервые не шепотом, а вслух об этом, как известно, сказали структуралисты, объявив, что «человек» изобретение недавнее и он/о скоро исчезнет как рисунок на песке морского берега (М. Фуко). Наследник структурализма, пост-структурализм довел идею заката гуманизма до логического конца, провозгласив «смерть человека» вообще. Но это все-таки были косвенные, абстрактно-теоретические, как бы посторонние сигналы. Их почти не воспринимали: «постмодернизм». Они плохо доходили до представителей остальной, более чем двух тысячелетней исторической метафизики, тем более не затрагивали собственно гуманистическое мировоззрение и обыкновенных, не теоретизирующих людей. Которые продолжа(ли)ют считать гуманизм смысловой вершиной в развитии человеческого духа, выдвигая лишь, с учетом времени, задачу его совершенствования в духе идей так называемого нового (реального) гуманизма (И. Фролов).

Настоящий отказ от гуманизма происходит только сейчас, со становлением информационного общества, практической эксплуатацией микро и мегамиров и распространением высоких = постчеловеческих технологий, в контексте принятия постмодернизма в качестве нормы философствования. По мере того как корабль гуманизма входил в эти техногенные воды и перед ним открывались невиданные перспективы воздействия наряду с природой на самого человека, он стал терять своих пассажиров. Более того, его начали покидать члены команды. Ряды гуманистов редеют, молодое поколение теоретиков in toto отказывается от земли и моря, записываясь в очередь на виртуальные и космические путешествия. Остающиеся на корабле твердые приверженцы гуманизма попадают в стан консерваторов и традиционалистов, а скоро, вот-вот и реакционеров, они посылают сигналы sos, но им никто не спешит на помощь. Философско-теоретическое сообщество, оглушаемое известиями о последних новейших достижениях технонауки, возможностях «улучшения» человека, а может, ради его блага, и уничтожения, дабы заменить чем-то другим, более совершенным – их не слышит.

С увеличением числа ситуаций, в которых человек перестает быть субъектом, превращаясь в фактор технологии и агента сетей, опирающаяся на традиционную метафизику «гуманитарная парадигма» начала размываться. Пошли толки о «симметричной антропологии» как равенстве вещей и людей (Бруно Латур), о «конце человеческой исключительности» (Ж. М. Шеффер) и т. п. В умах наиболее легко-мыслящи(енны)х и «безрефлексивных» теоретиков она уже рухнула. Притом речь идет не о гуманизме как мировоззрении, возникшем в эпоху Возрождения, когда человек занял место Бога в качестве высшей ценности бытия. И не о критике гуманизма с религиозных или экзистенциалистских позиций. Вернее, не только об этом. Наряду с отказом человеку в статусе субъекта, цели и смысла развития общества (собственно гуманистическое мировоззрение), речь пошла об его замене как сущего. Чем-то другим. Об отказе от человека, каким он был до сих пор. Которого, т. е. нас, ныне существующих на Земле людей больше нельзя считать ни вершиной эволюции, ни целью своей собственной деятельности. Он/мы, скорее, материал для изменений и дальнейшего продвижения к какой-то высшей форме бытия. Человек может = будет = должен сознательно и целенаправленно улучшаться, радикально повысив свои физические силы и умственные возможности, ликвидировав болезни, старение и смерть. И, в конце концов, достигнет бессмертия. Ради этой великой цели надо перестать бояться «перестать человеком», наоборот, преодолев его, превратиться в некое «более совершенное существо».

Эта критическая по отношению к гуманизму, а, в сущности, антигуманистическая идеология Human enhancement («расширения», улучшения человека) к началу XXI века нашла, как известно, свое позитивное выражение в феномене трансгуманизма. Нет необходимости пересказывать все его обещания, прельщения и соблазны, особенно тем же бессмертием. Конечным идеалом трансгуманизма являются теории не просто улучшения существующего человека, добавления ему рук, ног или других органов, а его изначального «(переконструирования», создания фактически постчеловека, вплоть до disigner baby – ребёнка, который бы изготавливался согласно техническому проекту, что отражает реально идущие технологические работы по биофизической трансформации млекопитающего вида Homo sapiens как такового. Да много, много, непрерывно множащихся вариантов того, что будет после человека, хотя у них есть и названия: нелюди, людены, трансхьюманы и т. п., которые вовсе не обязательно будут естественными и живыми. Он могут/будут функционировать на иной субстратной основе, например, кремнии, быть автотрофными, сначала как киборги, а потом вообще с искусственным телом и математическим интеллектом.

Переход к ним неизбежен, потому что параметры человека начали ограничивать возможности дальнейшего развития цивилизации. Гуманизм, то есть ценностный антропоцентризм становится тормозом этого процесса. Прогресс техники посылает заказ на то, чтобы не технику подгонять под человека, а человека под ее всё нарастающие возможности. Он требует «переступить через человека», традиционного Homo sapiens, толкая к созданию нового мыслящего сущ(вещ)ества или нейро-коммуникационного комплекса и т. п. нечто. Технократы изощряются в вариантах преодоления ограниченности человека и трансгуманизм – прямой вызов ему, его идентичности, как(ую)ого мы знаем, какими в темпах природы развивались тысячи лет или какими нас, Адама и Еву, сотворил Бог (старый «биокон»), сказав: «Это хорошо».

Таким образом, собственно говоря, мы имеем дело с кризисом и отказом не гуманизма, а антропологизма и речь идет о замене людей тем, что обычно называли роботами. Пресловутый трансгуманизм – это трансантропологизм, транс-гомо-низм, а если учитывать обе тенденции: отказ от гуманизма как ценности и как антропологизма, да и ради благозвучия, то это трансгоманизм. Отказ от человека как Genus Homo, Homo vitae sapies, просто sapiens в пользу e-Homo, Гомутера, Кибернавта и т. п. Совсем смелые, наиболее последовательные и без(д)умные говорят уже о трансвитализме (!), т. е. преодолении жизни на Земле и ликвидации традиционных, исторически возникших на ней живых существ как наилучшем способе решения всех наших, прежде всего, экологических(!?) проблем. Нет человека – нет проблем, это все-таки мало. Не будет живого – тогда и наступит настоящая жизнь[44].

Под давлением подобных проектов преодоления человека и всего живого, начали колебаться ключевые фигуры, стоящие на капитанском мостике человеческого корабля, наследники знамени «реального гуманизма», как он мыслился в XX веке. «Для тех, кто связывает будущее с проектами технологической модификации человека, – пишет главный редактор журнала «Человек», член-корреспондент РАН Б. Г. Юдин, – традиционный гуманизм оказывается слишком узкой платформой: свою позицию они характеризуют как трансгуманизм. И пока трудно судить, является ли трансгуманизм развитием, современной фазой гуманизма, либо же с позиций трансгуманизма, привычный нам гуманизм должен быть вообще отброшен как нечто архаичное»[45].

Когда произносились эти слова феномен трансгуманизма в самом деле было трудно квалифицировать. Сейчас, наблюдая агрессивное развертывание данного направления деятельности и мысли, ничего трудного в его оценке не остается. Трансг(у)оманизм есть прямое отрицание человека и его идеологического выражения – гуманистического мировоззрения, о чём недвусмысленно заявляют его адепты и говорит само название направления: транс = после, сквозь, через. Как новая, приходящая на смену гуманизму идеология, он благословляет превращение человека в фактор технического прогресса, его, в конечном счете, поглощение им. Ну, приставите вы себе третью руку, любой второй член или чип в мозг, однако поскольку «прогресс не остановишь», то адепты следующей технологической волны сочтут это недостаточным. Они предложат поставить другие, более мощные: руку-член-чип, дабы вновь усовершенствовать то, что казалось хорошо на предыдущей стадии техноэволюции. И т. д., по пути самоде(ре)конструкции.

По дороге в ад (The Road to Hell), как пел об этом знаменитый рок-музыкант Крис Ри (Chris Rea). Сопровождая эту дорогу искажением и клеветой на пройденный путь. «Ни одно преступление не совершалось без примеси каких-то гуманистических ценностей, идеалов. И чем крупнее преступление, чем больше его масштаб (и война, естественно, является таким преступлением), тем больше и значимее этот гуманистический посыл, который содержится внутри тех, кто совершает это преступление, или тех, кто развязывает войну. Любые гуманистические обобщения, любые гуманистические декларации, лозунги, транспаранты всегда склеиваются с помощью крови»[46]. А спасет мир и принесет всем счастье, по мнению такого рода перерожденцев во врагов человека, отказ от гуманизма как идеологии возвышения людей, да просто их сохранения, в пользу трансгуманизма как идеологии того, что будет после них. И лучше них/нас.

В академических текстах не принято давать жесткие оценки, но иногда, по-видимому, надо. Это, конечно, бред, но он симптоматичен как показатель того, что уже стало возможным городить про людей и их духовные ценности. По всему чувствуется, что, пусть смягченные, но похожие взгляды на гуманизм будут распространяться все шире и его вместе с человеком «сдадут» в самое ближайшее время. Сдадут человека. Ибо: 1) под трансгуманизмом имеется в виду не преодоление гуманизма как доктрины эпохи Возрождения, поставившей на место Бога человека, а преодоление самого человека как Homo sapiens. Трансгуманизм, говоря точнее, есть трансгомонизм, или, говоря благозвучнее, трангоманизм; 2) продолжая мыслить в парадигме универсального эволюционизма, которая стоит на вооружении современной науки и обслуживающей ее философии, этого нельзя не сделать. «Снятие» живого человека искусственным конструктом, киборгом и т. п. является логическим следствием, неизбежным этапом дальнейшего технологического прогресса, если смотреть на него как на однонаправленный к какой-то цели процесс. Человек вовсе не ко(ве)нец непрерывного эволюционного развития. Им может быть и что-то другое. (Или же надо мыслить бытие без ве(ко)нца).

Отказ от гуманитарной парадигмы есть проявление той самой антропологической катастрофы, которая ещё недавно мыслилась как нечто чудовищное, ею пугали, а теперь приходит «по-тихому» и всё большим числом людей, в том числе инерционно считающих себя гуманистами, приветствуется. В общефилософском плане она коррелирует, точнее, является частью идеологии постмодернизма, трансформирующегося в трансмодернизм. Пост(транс)модернизм в целом суть отражение происходящей на глазах всех, кто хочет видеть, замены естественной, макро, вещно-предметной и живой среды нашего бытия искусственной, информационно-виртуально-коммуникационной, мега (космо) и микро (нано) технологической реальностью. Трансгоманизм – идеология самоотрицания жизненного мира человека и самого его. Как фазис и продолжение постмодернизма, который сначала решительно отвергали, а потом, на передовых рубежах без(д)умия, почти безоговорочно приняли, он в настоящее время находится в процессе такого при(н)ятия.

Открытые, «без самообмана» выразители трансгоманизма – это люди, чьё сознание похищено силами Иного, оно больше не воспроизводит их жизненную реальность, а стало орудием саморазвития техники. В философии, это чаще всего представители технонауки, понимающие первую как обобщённый пересказ достижений и перспектив последней. Сциентисты, технократы, футурологи, космисты, начиная с «русского», их сознание озабочено вопросами «как нам обустроить Вселенную». А поскольку во Вселенной жизни не найдено, они ликвидируют ее и на Земле, заполняя своей естественный дом теоретически и предметно изобретаемыми артефактами по образу и подобию безжизненного космоса. Люди рассудка, не доросшие до разума. По отношению к кораблю гуманизма они пираты, берущие его на абордаж. Если в быту эти людоделы могут быть вполне симпатичными, обычно молодыми людьми, то в рассуждениях о судьбе людей (и себя), а нередко и в профессиональных занятиях, они становятся людоедами (самоедами). Врагами всего живого.

Они приветствуют трангсуманизм, эту, по известным словам Ф. Фукуямы, самую опасную идею XX века, все более бездумно, да еще как, с телячьим восторгом. Не довольствуясь клеветой на гуманизм, А. Ашкеров, например, пытается лишить его смысла не только сейчас, но и в прошлом. «Трансгуманизм спасет мир» – вот лозунг предлагаемого им нового универсального мировоззрения[47]. Как обычно бывает при поверхно-презентистском мышлении, корни нового явления ищутся и, естественно, находят у фараонов, в первобытном обществе, ab ovo, или раньше: «Трансгуманизм – это то, что отличало человечество всегда… человек – это конгломерат живого и мертвого, все более сложный, растущий вместе с агрегированием в себя мертвого, впитыванием в себя мертвого, а не только с отделением от него[48]. Как видим, под киб-орг-изацию, под внедрение в человека программирующих его поведение чипов и замену некими монструазными биотехническими конструктами подводится общефилософская историческая база. И вместо «высокого человеческого соприкосновения», на что надеялся И. Т. Фролов, на переднем крае новационного развития находится самоценная, ставшая идолом для поклонения Техника. Она превращает людей в свою обслугу не только на практике, но и в теории. Теоретики, будто бы философы, на самом деле рефлекс этой техники. Трансгуманизм – их/ ее идеология, в которой гуманизм, соответственно, дискредитируется: «Гуманизм превращает человека в арену экспериментов (!? – В. К.)… помещает человека в сеть абстракций и человек, как муха пойманная пауком, запутывается в этой сети»[49]. Сказать тут нечего. Все так перевернуто, что поневоле застываешь в изумлении (no comment) и, глядя на подобные выверты, в отчаянии, что оказывается, никакой истины не существует. Главное – состояние человека и если он переродился, «сдвинулся», то любые факты бессильны. Сознание этих новаторов и ученых рабов Большого Брата переформатировано уже на бессознательном уровне и никакая логика, призывы к самосохранению для них не указ. Ими овладела воля к небытию, к превращению в питательный бульон для «Матрицы» и они будут писать все что угодно, вплоть до явного абсурда, лишь бы оправдать (само)убийство существующего вида Homo sapiens.

Есть, однако, и глубокомысленные авторы, кто, желая следовать по пути прогресса, не хотят «сдавать человека», совсем отказываться от гуманитарной парадигмы. А хотят, учитывая новые веяния, её усовершенствовать, предлагая сделать это через «сдвиг» в классических метафизических представлениях о мире и гуманизме. Притом, критически относясь к постмодернистской деконструкции тысячелетней культуры человечества, ликвидации в нём субъекта, автора, логоса, замене общения коммуникацией. Как типичных носителей идеи такого сдвига, пожалуй, наиболее известных в российской философии, можно назвать М. Н. Эпштейна и Г. Л. Тульчинского. В их работах удивительным образом сочетаются безоговорочное принятие техницизма, любых его, в том числе самых антигуманных тенденций, с попытками предложить решения, ввести понятия, которые как бы позволили сохранить человека. Они хотят быть техницистами и гуманистами сразу, в одном флаконе. В результате, к сожалению, мы имеем именно «как бы», маскировку негативного тренда нашей цивилизации, сглаживание скрытого фальшивым блеском и патологическим богатством трагизма современного положения человечества, его убаюкивание перед фактом происходящей антропологической катастрофы, в обыденном сознании предстающей как «конец света».

…И, как следствие двойственности такого подхода, глубокие, прикрытые паутиной слов, внутренние противоречия. Особенно, чувствуется, между типом, настрое/ни/м собственной личности и проповедуемыми концепциями. «Куда мы несёмся в XXI веке, смятенные и подавленные, утратив уверенность всех прежних идейных направлений, но подхваченные небывалым техническим вихрем? Мне кажется, мы движемся на тот свет. Как вслед за Старым Светом был открыт и обжит Новый, так теперь мы переселяемся с Этого света на Тот свет, только не замечаем этого»[50] – так драматично оценивает М. Эпштейн складывающуюся ситуацию. И тут же развивает идеи отказа от предметной реальности, предлагая заменить её потенциализмом, высшее состояние которого – Ничто, а происходящее фактическое осуществление – виртуализация нашего бытия. Отказывается от гуманизма, заменяя его гуманологией, суть которой в том, что живой человек уравнивается с бестелесным разумом.

Чутко следящий за техническими достижениями, он предвкушает время, когда «то, что традиционно понимается под субъектом, растворится в информационных потоках, в электронных сетях. Самоуправляемые компьютерные программы, как тютчевские «демоны глухие», будут вести беседу между собой… Грамматология, помноженная на мощь электронных и нанотехнологий, представляет человека как исчезающий субъект в грядущем мире машин письма»[51]. Потом, как бы одумавшись, выдвигает против грамматологии, лишающей человека эмпирической субъектности, скрипторику, в которой субъектность «возвращается». Возвращается, но так, чтобы лучше не возвращалась: «на уровне сверхэмпирического субъекта», то есть без индивидуального, живого человека. Вот перспектива, которую мы дальше обсудим подробнее, если сущее приравнивать к должному, лишая человека минимальной возможности влияния на происходящее, не говоря о выборе и «свободе» (кавычки потому, что технонаучная философия от идеалов свободы человека категорически отреклась; и бедные, беспамятные прогрессивные либералы, вспоминать о ней – удел реакционеров).

В конце концов, эти метания то «за», то «против» человека кончаются предложением ему исчезнуть, умереть, правда «творчески», послужив основой для некого нового небелкового интеллекта. «Лучшее, на что может надеяться человек как биологическая форма разума, – это на свою внутреннюю технизацию, которая дополнит технизацию и роботизацию всего социума. Биологически несовершенные органы все более будут заменяться искусственными, нестареющими…»[52]. Вот и вся тайна гуманологии и т. п. конструктивно-проективного «сдвига гуманитарной парадигмы». Сдвинуться или уже «сдвинулись» – все в тот же трансгоманизм. В Инобытие. Для собственно человека как специфической формы Сущего – в Никуда.

Г. Л. Тульчинский заботится о перспективах гуманитарной культуры, энергетике творчества, хвалит телесную, «хаотическую» эпистемологию и одновременно заменяет антропологию персонологией, в которой эмпирический телесный человек исчезает, вместо него будет некий концепт из «свободной духовности». Но о таких концептах (применительно к человеку «персона(жа)х»!), как раз и шла речь в будто бы отвергаемом им постмодернизме. В конце концов, он приходит к обоснованию «несущественности антропоморфности, человеческого. Можно считать, что современная культура расчеловечивает – и слава Богу! Причём в буквальном смысле. Это расчеловечивание открывает важность постчеловечности, позволяет за тремя соснами увидеть лес и путь в нём»[53]. Лес технопарков вместо парков и путь к «гуманитарной парадигме без человека». Другими словами, человек в ней не предполагается не только как центр и носитель смысла своего развития (гуманизм), а исчезает и как элемент, «человеческий фактор» технического прогресса. Особенно поражает это: «И слава Богу».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.