Особенности декоративного убранства ряда общественных зданий в Гельсингфорсе (Хельсинки) поры расцвета «национального романтизма»
Оформительский талант А. Линдгрена проявился также в решении фасадов здания Национального музея на проспекте Маннергейма (его конкурсный проект относится к 1902 году). Как утверждает М. Хаузен, над образом этой монументальной постройки Э. Сааринен и Г. Гезеллиус почти не работали. Они только расписались под уже готовыми чертежами, которые самостоятельно подготовил А. Линдгрен. Последний также руководил строительством здания, которое затянулось на десятилетие и продолжалось уже после закрытия совместного архитектурного бюро зодчих.36
Декор на фасадах Национального музея в Хельсинки творчески продолжает тему северной природы, столь ярко выраженную в скульптурном убранстве здания страховой компании «Похъюола». Запоминающимся символом этого величественного сооружения может служить фигура медведя, встречающая посетителей у центрального входа. Ее автором был талантливый скульптор Э. Викстрем, который считался одним из видных представителей школы «национального романтизма» в Финляндии.
В своей творческой работе А. Линдгрен предложил новую концепцию музейного здания. Как пишет американский исследователь Д. Бултон Смит, в проекте специально предусматривалось размещение археологических и художественных экспонатов в окружении, соответствующем тем эпохам, к которым они принадлежат. Так, например, для демонстрации средневековой скульптуры, ювелирных изделий и глиняной посуды был отведен небольшой круглый объем, внешне напоминающий романские церкви-ротонды; оружие представлялось к осмотру в затемненных помещениях и узких коридорах, создающих иллюзию рыцарского замка; а гранитные валуны стен «доисторического отдела», расположенного на нижнем этаже, словно передавали суровый образ языческой древности.37
Разумеется, необычная планировочная схема постройки нашла отражение и в ее выразительной силуэтно-пространственной композиции. В центральной части здание акцентировала высокая башня с пирамидальным шпилем.
Вход в здание Национального музея
Над арочным порталом, в простенках между узкими окнами, были помещены исполненные в технике высокого рельефа стилизованные изображения стволов хвойных деревьев, как бы подчеркивающие вертикальные членения здания. Думается, этот декоративный прием был самостоятельно разработан А. Линдгреном. Похожий мотив зодчий также использовал и в украшении балкона на фасаде здания Северного банка в Хельсинки.
Методы облицовки внешних стен мало чем отличались от тех, что были использованы в здании страхового общества «Похъюола» – огромные прямоугольные блоки гранита в цоколе, положенные неровными рядами плиты стеатита с «рваной» фактурой, контрастно сочетающиеся с оштукатуренными поверхностями и оранжево-красным кирпичом. В облике здания присутствовало ощущение Средневековья, романтического гротеска. Рельефные композиции, украшающие фризы, представляли, непосредственно, картины живой природы или жанровые сцены из народной жизни. Могучая крона хвойного дерева с белкой и сидящим на стволе дятлом… Притаившийся заяц… Лыжник, бредущий по заснеженному лесу… Рыбаки, отправляющиеся на лодке в море…
Все это, как нельзя лучше, соответствовало духу Севера и общему назначению здания. Первостепенной функцией Национального музея было просвещение его посетителей – знакомство с таежной природой, историей, культурой и этнографией финского народа.
Дореволюционное фото здания Политехникума в столице Финляндии (из местного архитектурного журнала)
Среди шедевров архитектуры «финского национального романтизма» в Хельсинки, относящихся к поре ее расцвета, выделяется и здание студенческого союза Политехнического училища (т.н. «Vanha Poli») на Ленротинкату (№29), построенное в 1901—1903 гг. по проекту зодчих Вальтера Томе и Карла Линдаля. История его сооружения во многом показательна. Дело в том, что первоначально уличный фасад кирпичного здания предполагалось оштукатурить. Но на заключительном этапе работы на молодых архитекторов оказали сильное давление владельцы карьеров по добыче природного камня. Руководствуясь собственными коммерческими интересами и ссылаясь на современный строительный опыт, они убедили В. Томе и К. Линдаля использовать гранит для облицовки фасада. В итоге, здание приобрело еще более экспрессивный облик. Плиты серого камня, с грубо обработанной поверхностью, положенные с нарочитой неровностью, придали ему сходство со средневековыми замками.
Совместный проект зодчих получил хрестоматийное для Финляндии название «Сампо». Миф о чудо-мельнице является одним из наиболее важных в эпосе «Калевала», поскольку имеет прямое отношение к жизни и судьбе финского народа. Две великолепные фрески, некогда украшавшие потолок в павильоне Финляндии на Парижской Всемирной выставке 1900 года, тоже были посвящены теме Сампо («Кузница Сампо», «Защита Сампо»).
Здание Политехнического студенческого общества в Хельсинки – характерный пример архитектуры «северного модерна». В его подчеркнуто асимметричной композиции доминирует экспрессивный объем башни со шлемом, как бы противопоставленный монументальному порталу и плоскости фасада. Высокие крыши покрыты натуральной черепицей. Как пишет об этой постройке американский специалист Джонатан Мурхауз «каждая часть здания полна идеями и идеалами подобно молодому уму. Его архитектура говорит о деятельном, бесстрашном и даже смелом языке». Схожего мнения придерживается и авторитетная исследовательница финского зодчества Сирпа Хайла. Она считает здание студенческого союза Политехнического училища «наиболее радикальной версией нового стиля, вызвавшей сильную реакцию за и против». В проекте этого сооружения все приемы национального романтизма были выражены наиболее полно, а внешние детали исполнены ярко и выразительно.
Входной портал в «Сампо»
Вход в здание архитекторы подчеркнули эффектным арочным порталом, который явился своеобразной «цитатой» из архитектуры Средневековья. Его полукруглая дуга получила обкладку блоками стеатита с вырезанными на них рельефными изображениями.
Что представлено на этих рисунках по камню?
Центральный замковый камень портала оформлен в типично национальных традициях. В четких линиях резьбы угадывается образ совы – птицы, которую в Финляндии считали хранительницей северной природы. В холодной зимней ночи, когда даже медведь спал в своей уютной берлоге, только ее всевидящий глаз наблюдал за жизнью леса. Здесь же другие обитатели карельской тайги – цапли, белка. А рядом образы людей – древних жителей «страны лесов и озер». Маска языческого бога… И еще какие-то непонятые существа, напоминающие эмбрионы насекомых или земноводных. Это глубоко индивидуальная фантазия художника, выраженная в филигранной технике низкого рельефа!
Сводчатый потолок в вестибюле – еще одно проявление изысканного вкуса оформителя. В мягких по тону фресках хорошо «читаются» национальные орнаментальные мотивы. Интерьер будто напоминает помещения в средневековых замках, выстроенных на финской земле опытными мастерами-строителями из Швеции…
Безусловно, одним из самых запоминающихся в Хельсинки является здание бывшей Телефонной ассоциации на улице Коркеавуоренкату. Его можно, по праву, отнести к числу шедевров местного зодчества.
Монументальное здание было построено по проекту архитектора Ларса Сонка в 1905 году и, вскоре, стало одним из символов «финского национального романтизма. Но, с другой стороны, оно также ознаменовало собой «точку кульминации» или начало заката нового архитектурного стиля в Финляндии.
Некоторые интересные сведения из истории проектирования здания Телефонной компании, в частности, приведены в книге П. Корвенмяя «Innovation versus tradition: The architect Lars Sonck». Так, например, финская исследовательница подчеркивает, что заказчиков постройки еще до начала конкурса не устраивали ранее существующие в то время типы сооружений для деловых нужд. Л. Сонк, волею обстоятельств, был вынужден искать кардинально новое решение конторского здания.
Ранее, пишет П. Корвенмяя, шведский зодчий Т. Теслиф уже разрабатывал более традиционный проект постройки с внутренним двором для Телефонной ассоциации в городе Васа. Однако, Л. Сонк не мог использовать его в качестве ориентира из-за его скромных размеров и ретроспективного по характеру «неоренессансного» фасада. Хотя участок, выкупленный в Хельсинки дельцами из Телефонной конторы, и располагался близко к городскому центру, он несколько отстоял от наиболее оживленных улиц, был чуть в стороне от исторической застройки. В связи с этим, заказчики не были связаны с так называемой проблемой архитектурной среды. У Л. Сонка была возможность смело экспериментировать объемами, добиваться силуэтной выразительности. От зодчего лишь требовалось понимание функционального назначения постройки, создания помещений, удобных для размещения технического оборудования, просторных залов для персонала и посетителей компании.38
Л. Сонк, принимая это внимание, тем не менее остался верен своим художественным принципам. Он решил уличный фасад в гротескных национально-романтических формах, со схемой членений и проемов, не соответствующей общей структуре внутренних помещений. Зодчий придал постройке гипермонументальный облик, используя характерный прием облицовки стены тяжелыми гранитными блоками. Л. Сонк как бы зрительно увеличил здание, спроектировав его в необычно крупном масштабе.
Здание Телефонной ассоциации на Коркеавуоренкату
Грубая фактура камня, сочетание приемов квадровой и бутовой кладки, эффекты полихромии облицовочных материалов создали ощущение яркой живописности. Следуя архитектурным воззрениям «модерна», Л. Сонк, сознательно, внес в композицию фасада элемент асимметрии. Расположенную на углу, квадратную башню с пирамидальной кровлей, с другой стороны, по диагонали, уравновесили массивный портал и эркер с большим круглым окном. Здание получило выраженную «неороманскую» стилистику, напоминающую о творчестве американского зодчего Г. Ричардсона и замках средневековой Шотландии.
Иллюзорному ощущению тяжеловесности постройки (на самом деле, ее внутренние стены, перегородки и части конструкции сложены из кирпича) способствовало также введение мотива лоджии с массивными, «коренастыми» опорами – своего рода стилизации под зодчество Древнего Египта. Это смелое и неожиданное решение было творческим экспериментом Л. Сонка, с молодых лет проявлявшего определенный интерес к загадочной культуре Востока. Однако, как считает П. Корвенмяя, «египтианизацию» в проекте зодчего следует понимать не как экзотику, а как нечто, имеющее прямое отношение к применению в зодчестве естественного материала – гранита. Она пишет:
«В то время как общие средневековые характеристики, определяющие облик асимметричного фасада, отсылают к раннему периоду заальпийского монументального строительства, египетские архитектурные мотивы (растительные капители) заставляют вспомнить о древнейших основах каменного зодчества. Оба этих первоначала, восходящих к различным культурам и эпохам, как бы „ограничивают“ греко-римскую классику… […] Кроме того, „египтицизм“ отчасти объясним здесь еще и тем, что монолитные гранитные колонны, связанные единым антаблементом, в действительности, несут на себе огромной тяжести каменные глыбы».39
Декор в здании на Коркеавуоренкату тоже отличается достаточным своеобразием. В архитектуре модерна функциональную принадлежность того или иного общественного сооружения было принято непосредственно отражать в структуре украшений фасада. Но ту тематику, которую предполагали заказчики, Л. Сонк развил в проекте декора лишь частично. Так, например, во фризе, опоясывающем скругленный эркер, на поверхности каменных блоков были искусно вырезаны изображения новых технических элементов – магнитов кольцеобразной формы, мембран и катушек с медной проволочной обмоткой; входной портал, по бокам, украсили исполненные в низком рельефе переплетающиеся ленты кабелей связи; а флюгер на башне приобрел очертания телефонной трубки. И в то же время, зодчий не отказался для более привычных для него мотивов стилизованного растительного и геометрического орнамента. Декор, в целом, как бы отразил многовековую историю средств человеческой коммуникации – от примитивных знаковых рисунков до электрических «говорящих» устройств. Это был, по сути, нескрываемый восторг Л. Сонка перед достижениями научной мысли, взгляд, устремленный в будущее. Финский архитектор уже предчувствовал наступление новой индустриальной цивилизации, но при этом, по-прежнему, не хотел изменять своему идеалу вдохновенного романтика.