4. Дневные и ночные бдения над мертвым телом и прочие приготовления к похоронам

Остаток дня и первую ночь после омовения и обряжения усопший находился на неподвижной лавке. Клали его всегда на «смертную» лавку вдоль боковой стены, опять же головой под образа, а ногами к выходу.

Изготовлением гроба («домовины», в причитаниях – «домика») родственники не занимались. Делали его соседи и знакомые из сухой сосновой доски по мерке из обычной нитки. До революции моды красить гроб красной краской или оббивать кумачом не было. Гроб был естественного цвета дерева. Теперь его оббивают сверху черным или красным ситцем, а изнутри выстилают белым коленкором. В старину дно гроба застилали слоем сухих листьев с веников, такими же листьями набивали подушку для изголовья. Ныне очень часто используют вату.

Колдунам, много нагрешившим при жизни, как говорят водлозеры, гроб не подходил. Их тела настолько скрючивало в момент смерти, что попытки расправить члены посредством поливания горячей водой к успеху не приводили. В подобных случаях для погребения усопшего сколачивался длинный и высокий ящик (ФА ИЯЛИ, № 3297/13).

Тело в гроб перекладывали на второй или третий день. Только последнюю ночь усопший обязательно должен был провести в гробу. Для этого гроб в избе ставили на стол, наискосок от входа, изголовьем под иконы. После перекладывания тела в гроб в руки усопшего вкладывали купленную в церкви «заупокойную» молитву, именуемую в народе «пропуском». Верхняя часть от «пропуска» с молитвой Иоанна Богослова, по русской православной традиции, отрезалась и накладывалась в виде венца на лоб. Нижняя часть «пропуска» с текстом псалма 90-го вкладывалась в правую ладонь усопшего так, чтобы правая рука накрывалась левой рукою. В старину считалось, что без церковного «пропуска» «на тот свет не пускают». В период, когда священников на Водлозере не было, покупка такой молитвы представляла большую сложность. Отпевание же тел стариков и старух, а также намаливание «отпетой земли», необходимой для похорон, нередко совершалось самими водлозерами. Тексты молитв, которыми пользовались водлозеры для отпевания, несколько отличались от канонических. Такими они выглядят, по крайней мере, в небольшой книжечке, хранящейся в Музее крестьянского быта Водлозерья в Куганаволоке. Документ этот пока не атрибутирован, и точную ссылку на него автор сделать не имеет возможности.

Каждый, кто входил в дом усопшего, должен был первым делом перекрестить глаза, подойти к усопшему, поклониться и сказать: «Успокой, Господи» (ФА ИЯЛИ, № 3297/31). Затем полагалось обмахнуть усопшего носовым платком, как бы вытереть слезы. Фраза «Прости меня, имярек, а тебя Бог простит» в Водлозерье звучала намного реже, чем обычное «Успокой, Господи» (Там же, д. 404, л. 216–217; д. 491, л. 74). В том и другом варианте приветствия родного усопшего требовалось поцеловать его в лоб. Только после этого можно было кивком головы поприветствовать людей, присутствующих в избе, и присоединиться к ним. К вечеру народ расходился, на ночь оставались близкие родственники и старухи-соседки, знающие молитвы. Если за день пол оказывался сильно затоптанным, то его мыли так, чтобы мокрая тряпка по полу двигалась только в сторону выхода. Лицо усопшего на ночь закрывали саваном (теперь его заменяет тюль). Тело в одиночестве не оставляли, кто-нибудь при нем ночью бодрствовал. Над телом пожилых усопших даже в советский период читались молитвы. В перерывах вспоминали усопшего добрым словом. Некоторые водлозеры полагали, что усопший, пребывая в гробу, не только все слышит, но и видит (Там же, д. 404, л. 219). Поэтому следили, чтобы глаза усопшего не открылись. Если такое происходило, веки усопшему снова закрывались, на них накладывались медные пятаки, «чтобы он не присмотрел себе товарища» из числа окружающих. Как и у всех православных русских, предполагалось, что душа способна наблюдать за происходящим на земле до 40-го дня, хотя и с некоторыми перерывами (см. ниже). Нарушение живыми традиционных норм похоронно-поминальной обрядности считалось опасным в течение всего этого срока.

Во время ночных бдений над телом усопшего сидеть нога на ногу и качать ногой под столом запрещалось. Считалось, что человек берет на себя грех тем, что тешит, качая на ноге под столом, души предков, тоже собравшихся на ночные бдения (Там же, д. 628, л. 56).

Если в прижизненных заветах содержалась просьба исполнить над усопшим какую-либо его любимую песню, старушки исполняли завет. Большую любительницу петь Холодную даже в гроб опускали под ее любимую песню «На нем рубашка голубая» (ФА ИЯЛИ, № 3297/31). Традицию развлекать усопшего веселыми разговорами, песнями, а иногда и музыкой у русских Обонежья принято возводить к влиянию похоронно-погребальных традиций вепсского народа (Сурхаско, 1985, с. 72; Строгальщикова, 1986, с. 81). Радио, проведенное в советское время почти во все деревни Водлозерья, при усопшем слушать не полагалось (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 338, л. 27).

Во время ночных бдений возникали разговоры о том, кому и что достанется из имущества умершего. Когда речь шла о лицах, не обладавших имущественными правами, дальше мелких разногласий дело не заходило. Не спорили много и при усопшем, который был главой семьи, поскольку в старину имелись четкие правила наследования. Не обходилось без конфликтов при ночных бдениях в ситуации, когда умирала замужняя женщина, у которой не было детей или ее дети еще не достигли брачного возраста. Почти все личное имущество такой женщины считалось принадлежавшим семье, из которой ее брали замуж. При этом могла возникнуть такая ситуация, что малолетним детям женщины вообще ничего не причиталось.

Вопиющий случай произошел в Куганаволоке совсем недавно, когда умерла одинокая женщина, проработавшая всю жизнь в торговле. На мебель, ковры, посуду и другое ее имущество стало претендовать сразу много родственников, собравшихся на ночное бдение у мертвого тела. Договориться друг с дружкой не смогли, начали ссориться, силой отнимать друг у друга вещи и растаскивать по домам. Прежде чем наступил рассвет, в доме остались одни лишь обои и усопшая на столе в гробу (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 678, л. 12–13). А ведь до истечения 40-го дня у водлозеров вообще ничего, кроме полотенец и платков, на которых опускался гроб в могилу, отдавать из дома умершего не полагалось. Нельзя было менять интерьер, переклеивать обои, «чтобы душа, возвращаясь с кладбища в свой дом, могла узнавать родное жилище». Случай тот поразил всю деревню. Да и сами участники события, надо думать, изумились своему поведению не меньше, но дело уже было сделано.

В старину последнюю ночь усопший иногда проводил в гробу в деревенской часовне (Там же, д. 404, л. 218–219). В этом случае обрядность в канун и в день похорон развивалась по иному сценарию, чем обычно.