Восстановление здоровья роженицы и очищение от послеродовой нечистоты

В первые часы после родов в помощи и уходе нуждались и новорожденный (см. главу 2), и роженица. Помощь роженице оказывалась на месте родов, если там было достаточно тепло. Но чаще ее вели в баню. Бань даже в начале XX в. было не так уж много, поэтому нередко приходилось обращаться к соседям с просьбой разрешить протопить баню. В этом не отказывали, даже если баня была единственной на всю деревню и кто-то в ней уже собирался мыться (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 16). Баня для роженицы была не только санитарно-гигиеническим средством, но и магическим локусом, в котором женщину «очищали» от послеродовой «нечистоты».

Прежде чем приступить к оказанию помощи роженице, знахарка обычно обращалась с молитвой к Богородице: «Матушка, Пресвятая Богородица, пособи, помоги рабе божьей бабке (имярек) рабу Божью родиху (имярек) намыть, напарить, кости и суставы сложить. Сойдитесь, кости могучие, суставы человеческие, по-старому, по-прежнему. Во веки веков, аминь!» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 32, д. 17, л. 16). Иногда в бане произносились заговоры, в которых банных хозяев просили вернуть здоровье матери (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 16). Первоочередной задачей для повитухи или знахарки было остановить послеродовое кровотечение у роженицы. Для этого обычно пользовались заговорами и магическими приемами. Например, муж или свекор по просьбе знахарки либо повитухи выводил на огород и крепко привязывал к ограде барана. Знахарка проникновенно, с чувством повторяла слова заговора над роженицей: «Баран идет – и кровь идет, баран стоит – и кровь стоит» (Там же, д. 628, л. 27, 39). Известен в Водлозерье был также заговор, сопровождаемый привязыванием к забору собаки: «Иде(т) старуха стара, веде(т) на шелковом поводке собаку. Старуха встала, собака встала – кровь идти у рабы Божьей (имярек) перестала» (Там же, д. 628, л. 72). Применялся, как и повсеместно в Обонежье, заговор, в котором фигурировали «старый человек» и его конь: «Едет человек старь, под ним конь карь, кровь – не кань» (То же). Этот заговор сопровождался часто тем, что в поле за деревню отряжался старик на лошади, который сидел на животном верхом, придерживаясь левой рукой за изгородь, пока кровотечение не удавалось остановить. Как видим, основную магическую нагрузку в этих действах и заговорах несло уподобление «старого», «неподвижного» остановке крови, возвращения к прежнему («старому») состоянию.

В завуалированном виде эта же идея прослеживается и в водлозерском способе остановки кровотечения при помощи прикладывания к его источнику гладко обточенного озерной волной камня-голыша. Действо сопровождали слова: «Как у этого каменя нет никакой щербы, так бы у рабы Божьей (имярек) не текла бы кровь, не было б никакой щербы и щипоты» (АНПВ, № 2/77, л. 7). В заговоре в качестве символа неподвижности выступал камень, дополненный символикой «неразрушимости», «целостности». В качестве магического камня, останавливающего кровотечение, применялись и шлифованные сланцевые долота неолитического населения края, известные в Олонецкой губернии под названием «громовых стрел». Традиция использовать в лечебных целях массивные шлифованные орудия древнего человека была широко распространена по всей Карелии (Никольская, Сурхаско, 1994, с. 113–114). Поляков ошибочно полагал, что водлозерам об этом ничего не известно (Поляков, 1991, с. 177). Реальными кровеостанавливающими свойствами обладали травы, которые применялись повитухами. Но этот вопрос на водлозерских материалах остается не исследованным.

Помощь роженице в бане оказывалась не только для остановки кровотечения, но и для того, чтобы «поднять золотник», т. е. поставить на место матку. Делалось это посредством массажа и тугой перевязки полотенцем живота роженицы. Кроме того, знахарка или повитуха обязательно заговаривала мать от мастита («грудника»), тыкая комлем веника в матицу на потолке бани. Считалось, что если этого не сделать, мастит обязательно проявит себя, ребенок не будет сосать грудь, а мать тяжело заболеет и, возможно, умрет (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 196). В бане обязательно производилась процедура парения веником. Веник после этого всегда сохраняли. В народных верованиях он наделялся многими мистического характера свойствами (см. раздел 4 главы 2).

Таким образом, первая баня в послеродовой период для роженицы становилась наиболее значимой, как в практическом, так и в магическом отношении. Помывка роженицы в бане означала очищение не только от крови, пролитой при родах, но и от ритуальной послеродовой нечистоты. В Водлозерье говорили: «Мать и младенец – они как бы нечистые в доме» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 168). Нечистота эта считалась настолько существенной, что до прохождения очищения в трех послеродовых банях не допускали до приготовления мясной пищи и выпекания хлеба, который именовался водлозерами не иначе, как «дар Божий» (АНПВ, № 2/75, л. 1). Между первым и вторым, а также вторым и третьим посещениями роженицей бани должны были пройти сутки.

На утро второго дня после родов приходился взаимный обмен подарками в семье по случаю рождения ребенка. При первых родах мать дарила свекрови сорочку с вышитым подолом или вышитый подол к сорочке (НАКНЦ, ф. 1, оп. 50, д. 1135, л. 7), «чтобы свекровь ребенка любила». При последующих родах подарок свекрови ограничивался одним вышитым полотенцем. Свекру при рождении первенца доставалось вышитое полотенце или материал на рубашку из запасов приданого, при последующих рождениях – вышитый кисет для табака. За рождение первенца свекор со свекровью также дарили роженице подарки. Свекор – покупной платок, свекровь – домотканой материи для пошива детской одежды, продуктов для приготовления угощения подружкам, а муж давал немного денег (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 174–175). Золовки и деверья могли и вовсе ничего не дарить. Обмен подарками закреплял новое социальное положение в семье роженицы, впервые благополучно разрешившейся от бремени. Мать, родившая первенца, теряла прежний статус молодухи, переходила в разряд полноправной сельской женщины – «бабы». С рождением каждого нового ребенка ее положение в семье в качестве полноправного члена укреплялось.

При рождении девочки мать обязательно откладывала полотенце с вышитыми концами, чтобы сделать початок приданому дочери. Отдельные этнографы утверждают, что полотенце, предназначенное для использования в родильной обрядности и лечении детей, непременно несло на себе вышивку с магической символикой лягушки/жабы, уподобляемой матке роженицы (Баранов, Мадлевская, 1999; Баранов, 2000, с. 45–49). Водлозерские старухи подтверждают, что такого рода вышивку желательно, хотя и не обязательно было иметь на полотенцах, использующихся в лечебной магии при исцелении младенцев (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 627, л. 6–7).

После полудня второго дня после родов к молодой матери, чтобы поздравить ее с рождением первенца, шли девушки и женщины деревни. Получив известие, навестить роженицу приходили также и женщины из числа близко проживающей родни. По сути, это были «родины», хотя сам этот термин в Водлозерье отсутствовал. О таком традиционном для деревни мероприятии говорили описательно – «проведать роженицу» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 176). Из-за представлений о зараженности послеродовой нечистотой роженица к приготовлению пищи в русской печи в старину не допускалась. Она для гос тей только кипятила чайник. Всю необходимую для угощения выпечку приносили с собой те, кто ее навещал. Роженицу гости поздравляли с удачными родами и дарили подарки, которые могли пригодиться ребенку. Обычно это были подержанные детские рубашки, распашонки, материал на пеленки и т. п. Помощь одеждой новорожденному особенно была важна при первом рождении в малой семье, поскольку заранее готовить одежду для не родившегося ребенка запрещала традиция. Считалось, что в этом случае новорожденный умрет. Гости на принесенную с собой выпечку особо не налегали, только пробовали. По обычаю, все, что оставалось на столе, принадлежало только роженице на поддержание ее сил после родов. Свекровь не имела права отнести дары в кладовку, чтобы потом накормить семью. Она ждала, пока из подношений соседок и родственниц роженица возьмет себе, что захочет, и унесет за занавеску у печи, и только после этого убирала со стола. Проведение торжества девушками и женщинами деревни по случаю первого успешного разрешения роженицы от бремени было подтверждением ее нового статуса в семье и общине.

«Переходность» состояния роженицы, связанного с ритуальной нечистотой, после очистительных обрядов второй и третьей послеродовых бань преодолевалась лишь частично. В семье роженица получала право снова готовить пищу (кроме мясных блюд), выполнять все крестьянские работы. За обеденный стол в доме, в церковь или часовню ее пока не допускали. Даже в своем доме ей запрещалось прикасаться к иконам. Окончательно от послеродовой нечистоты женщина считалась очищенной лишь в день крещения ребенка, когда батюшка прочитывал над ней очистительную молитву.

Покинув после рождения первого ребенка социально-возрастную категорию молодых, супруги переставали по воскресеньям ходить на молодежные бесёды. Женщине надо было сидеть с ребенком, а мужу без жены в обществе молодых парней и девушек появляться не дозволяли традиционные правила поведения. Рождение первого ребенка сразу же отражалось в правилах ношения одежды в быту. Парадный наряд женщине полагалось носить только в те дни, в которые в деревне устраивался праздник с приемом гостей и гуляниями. Если брак оказывался бездетным, категорию молодоженов семейная пара все равно покидала через полтора года после свадьбы. В экономическом отношении было даже удобно жить в свое удовольствие, не будучи обремененными содержанием и воспитанием малолетних детей. Однако это состояние приносило и некоторые неудобства. В частности, мужчина и женщина даже в экономически самостоятельной, но бездетной семье до 30 лет и более не имели права величаться по имени и отчеству. Мнение такой семьи на мирских сходках выслушивалось в последнюю очередь, что ущемляло самооценку вполне взрослых по возрасту людей. Кроме того, в бездетной семье могли возникать (а могли и не возникать) межличностные ссоры и конфликты между мужем и женой – из-за взаимных обвинений в бесплодии. Ускорение перехода в социально-возрастную категорию полноценных мужиков и баб для бездетной пары достигалось путем выделения из родительской семьи и обзаведения собственным хозяйством, после чего не возбранялось брать в семью приемных детей. Также добиться всеобщего уважения в крестьянской общине бездетной паре можно было, например, за счет утверждения главы семьи в качестве успешного торговца и иными способами, о которых отчасти речь пойдет в следующей главе.