6. Поминовение усопшего и поминовения предков (родителей)

С утра после похорон родственники отправлялись на кладбище. Могилу опахивали платком. Затем спрашивали, как усопшему ночевалось на новом месте, оставляли на могиле еду. По возвращению с кладбища соседям отдавали посуду, скамьи и стулья, одолженные на время похорон, убирали в доме. Поминок на второй или третий день на Водлозере не устраивали. В баню шли на третий день после похорон, где обязательно оставляли немного горячей воды, неиспользованный веник и комплект свежего белья для усопшего (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 338, л. 28).

Обязательными мероприятиями, связанными со смертью, здесь были поминки 9-го и 40-го дня, а также годовщины. Состоятельные крестьяне устраивали поминки и на 20-й день. Главными считались поминки 40-го дня. По представлениям верующих в Бога водлозеров, на 4-й день душу усопшего ангелы уводят в загробный мир, к которому она привыкает до 9-го дня. Там ангелы показывают душе все ее добрые и недобрые поступки на земле. На 9-й день душе впервые показывают и рай, и ад. Там душа видит души ранее умерших родственников, после чего ее отпускают, чтобы она могла незримо присутствовать на поминальной тризне девятого дня. В 40-й день душе позволяют облететь все места, которые человек посещал при жизни, побыть свидетельницей прощания с ней ее родственников. До истечения шести месяцев со дня смерти душу якобы подробно знакомят с раем и адом. Затем она пребывает в «чистилище», размышляет о прожитой жизни и своих грехах. В годовщину смерти наступает предварительный Суд Божий. Душа уже знает, что такое рай и что такое ад. Она страшится и трепещет, ожидая своей участи. Душе, узнавшей о приговоре, только на краткий миг позволено увидеть родной дом и живых родственников за поминальной трапезой на годовщине со дня смерти. После этого двери рая или ада за ней захлопываются. Считается, что ада не избежит тот, кто не уверовал в Иисуса Христа и его миссию на земле, кто не был крещен или стал атеистом. Но и праведно прожитая жизнь еще не гарантирует, по поверьям, рая. В ад якобы отправляют за греховные помыслы и желания, даже за мысленные пожелание другим людям зла, а не только за реальные действия (АВНП, № 2/73, л. 28).

С утра в день поминок, приготовив поминальный стол, родственники посещали кладбище. Побывать там следовало до полудня («Им на том свете тоже покой нужен»). К могиле подходили молча, перекрестив глаза, родные целовали крест или фотографию, а принесенную пищу складывали к кресту (ФА ИЯЛИ, № 3294/4; № 3298/1). Женщины, умеющие причитывать, вставали на землю на колени и, припав на могилу напротив груди усопшего, начинали «вопить». Глаза при этом прикрывали платком или руками. Пока память о печальном событии оставалась еще яркой, причитания носили четко индивидуальный характер (См. Русские плачи Карелии, 1940, с. 159–169, 175–177 и др.). В причитаниях указывалось на конкретные обстоятельства и особенности смерти, особенности отношений почившей личности с родными, соседями и т. п. Когда причитывать заканчивали, поминали усопшего принесенной с собой выпечкой и напитками. К усопшему в могиле обращались, как к живому: «Ну, давай вместе поедим, выпьем. Посмотри, что мы тебе принесли». При поминаниях до 40-го дня включительно произносили: «Упокой, Господи, душу грешную. Земля тебе пухом да прахом». Если поминали курящего мужчину, то к кресту клали спички и папиросы. В старину из еды на могилы приносили только рыбники, калитки и другую выпечку. Откусив или отломив кусок, вторую половинку выпечки оставляли на могиле. Мясо и молочные продукты на могилу относить было категорически запрещено из боязни поставить под угрозу жизнь домашнего скота и удойность коров. В наши дни несут мясо, простоквашу, пиво с водкой. Как и в старину, верят, что все, принесенное на могилы или употребленное на поминках в доме, переходит в распоряжение умершего. Перед уходом с могилы рассыпали у креста принесенную с собой крупу («душа прилетит в виде птички, покушает»).

После поминания все возвращались домой, куда собирались родные, а также специально приглашенные. Среди приглашенных на поминальную трапезу обязательно бывали те, кто омывал и обряжал усопшего. На поминках в доме трапеза устраивалась со сменой первых и вторых блюд и неизменным ягодным киселем, именуемым «выгонщик». Место за столом с отдельным столовым прибором для усопшего на поминках 9, 20 и 40-го дня не резервировалось. Особенностью поминок 40-го дня было то, что по их завершении во исполнение воли умершего раздавалась часть принадлежавшего ему при жизни имущества. Кому-то отдавали барана или теленка, кому-то наряды и т. п. Завещанное умершим на устроение погребальных и поминальных застолий животное к 40-му дню должно было быть большей частью употребленным в пищу. В старину все разногласия по поводу наследования имущества умершего к этому сроку оказывались окончательно урегулированными.

В наши дни ситуация с наследованием имущества умерших принципиально иная. Деревенские традиции приходится согласовывать с гражданским кодексом (вступление в права через полгода после смерти и др.). Водлозеры, переехавшие жить в города, претендуют на часть наследства родителей. Те из них, кто ухаживал за больными родителями (приезжал на Водлозеро или забирал родителей к себе в город) до последней минуты, иногда считают, что именно они вправе решать, как распорядиться наследством. Такой подход современным сообществом жителей Куганаволока решительно осуждается (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 723, л. 13). Большинство считают, что имущество умершего должно распределяться среди всех детей умершего, поскольку не каждый из них мог, будучи занят на производстве (в торговле и т. п.), участвовать в уходе за больным. Разногласия между детьми умершего иногда обостряются настолько, что родственники не просто желают смерти друг другу, но и ввязываются в противостояние на магическом уровне. Начинается подбрасывание мертвых костей к входам в жилые и хозяйственные строения, закалывание жженых и гнутых иголок в косяки дверей, привязывание синих ниток и т. д. Изредка применяются способы смертоносной порчи из арсенала современной эзотерики (семь кучек могильной земли, смешанной с костями и волосами покойников с кладбища – Там же, д. 722, л. 53–55). Конфликт по поводу наследства среди водлозеров может углубляться от уровня словесной перепалки и небольшой потасовки до рукоприкладства и пожеланий смерти близкому родственнику. До заказных убийств дело пока еще ни разу не доходило. Подключение к взаимному соперничеству магических специалистов с их тайными ритуалами по причинению смертоносной порчи свидетельствует о необычайной остроте таких конфликтов.

Хотя возвращение усопшего в родной дом до 40-го дня после похорон у водлозеров предполагалось, многие страшно пугались привидевшегося покойника, особенно умершего неестественной смертью («синника»). Некоторые ложились спать при свете лампы, но это не всегда помогало. Самым радикальным способом предотвратить наваждения считался ночной поход в туалет с куском хлеба. Справляя нужду, требовалось помянуть усопшего «во имя Отца и Сына и Святого Духа» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 10, 27, 47). Реже знахарка или ведун в полночь стегали конской уздой «от необъезженного жеребца» или тремя стволами молоденькой рябины, не успевшими дать боковых отростков, все углы и закоулки в доме. При этом призывали покойника покинуть дом и никогда в нем больше не появляться (НАКНЦ, ф. 1, оп. 1, колл. 73/88). Впрочем, многие водлозеры считают, что во избежание прихода покойника вполне достаточно выставлять каждую ночь топор у порога (Там же, ф. 1, оп. 6, д. 404, л. 216; д. 628, л. 89). Снов, в которых видели возвращение усопшего в дом, боялись меньше. Если в снах излагалась какая-то просьба, то она исполнялась. Откладывать это дело не полагалось. Считалось, что длительное неудовольствие покойника может навлечь на человека болезнь, а то и смерть (Там же, д. 491, л. 72). Очень опасались наваждений и снов, в которых видели недоброго и завистливого покойника. Считалось, что такой покойник до 40-го дня или до года со дня смерти может забрать с собой на тот свет еще двух родственников (Там же, д. 628, л. 47). О главе семьи Белкиных из Кевасалмы, например, рассказывают, что он «забрал» четырех человек: двух сыновей, жену и внука (Там же, д. 404, л. 207). Как видим, конфликты между живыми и усопшим предполагались исключительно на иррациональном уровне.

После ритуалов на кладбище в 40-й день умерший у водлозеров считался окончательно перешедшим в мир иной. С этого дня «контакты» родственников с умершим относились уже не на счет покойника, а на счет нечистой силы, принявшей на себя личину умершего (Виноградова, 1996, с. 208). У водлозеров считалось, что эмоциональными проявлениями горя человек почти неизбежно провоцирует силы «темного мира», контакт с которыми ничего хорошего живым не сулит. Особенно опасным представлялась сильная тоска по мужу молодой вдовы. Верили, что, тоскуя, она вызывает с того света нечистых духов, которые, приняв облик мужа, начинают навещать ее по ночам. В этой связи довольно обычны былички о том, как после вмешательства знахарки мнимый муж последний раз являлся под окно и грозил: «Хорошо, что спохватились, а то бы я тебя на тот свет увел» (Там же, д. 628, л. 81). Подобные сюжеты подробно изложены в сборнике быличек Водлозерья (Кузнецова, 1997, с. 98–103, 105).

Тоска по умершему, как считалось, могла привести к психическому и умственному расстройству, даже к физической смерти (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 491, л. 71–72). Тоску отводили знахарки специальным молитвенным «отпуском» (Там же, д. 490, л. 67). Слова наговаривались в горбушку хлеба, половинка ее относилась в полночь знахаркой на могилу того, по кому тосковал человек, а вторую половинку требовалось съесть с чаем на ночь за три раза. Второй способ состоял в том, что слова «отпуска» наговаривались знахаркою на соль, которую тоскующий человек самостоятельно разводил в воде. Такой водой умывались на ночь подряд трое суток, утром и вечером эту воду добавляли в чай (Там же, д. 610, л. 3). Знахарка Л. Н. Сухова, когда повесился ее муж, воспользовалась помощью З. Ф. Болтушкиной, чтобы избежать страха перед «нечистым» покойником. Болтушкина пришла в три часа ночи к Суховой, заговорила на месте смерти ее мужа кружку воды, спустилась с чердака в дом и приказала пить заговоренную воду. Остатками воды Сухова умывалась утром, а на день на кружку клала крест-накрест две стружки с коневого бревна дома. После трехкратной процедуры страх исчез (АВНП, № 1/85, л. 13). Тем не менее после каждого посещения могилы мужа Лидия Николаевна в доме снимала заслонку с устья печи, вставала на заслонку и трижды произносила: «Не было, нет, не будет, не надо» (То же, л. 13). Самый простой способ снятия тоски по усопшему на Водлозере состоял в том, что с его могилы доставлялось немного земли в платочке, а в полночь эта земля просыпалась за шиворот человека, стоящего на третьей ступеньке подполья (ФА ИЯЛИ, № 3297/16).

После поминок 40-го дня обустраивали могилы, обкладывая их дерном, но окончательное оформление могил производилось лишь после годовщины. В деревне Половина, соседствовавшей с поселениями старообрядцев Водлинской волости, над могилами из досок по столбовой конструкции возводилась «погребница» – сооружение, напоминающее домик с двускатной крышей и прорезанным в торцевой части со стороны головы окошком (ФА ИЯЛИ, № 3294/4). На кладбище деревни Чуяла имелось несколько могил с возведенными над ними из дерева склепами в виде двускатной крыши на столбах с перилами (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 678, л. 23–25). В северной части Водлозерья могилу принято было укреплять, обкладывая ее камнями, как у саамов Карелии в XII–XIV вв. По внешнему сходству петрозаводские археологи приняли могилу охотника Фадеева на Веденаволоке за могилу древних саамов, и чуть было не вскрыли ее. В остальной части Водлозерья могилы в старину имели вид обычного земляного холмика (иногда обложенного с боков досками, чтобы земля не размывалась дождями) с крестом или высаженным на могиле (в ногах) деревом. В некоторых случаях высаживалась одна рябина или березка, реже – сосна, общая для всех погребенных внутри семейной ограды. Чаще, однако, деревца на кладбище вырастали сами по себе (самосевом). На Ильинском и Пречистинском погостах на могилах иногда встречаются каменные плиты с высеченными на них мадригалами. Это, как правило, могилы зажиточных водлозеров. Намогильными памятниками, характерными для России XX в. («тумбочками» со звездочкой сверху, надгробиями из каменных плит или нержавеющей стали и т. п.), деревянные кресты начали заменять в Водлозерье в послевоенный период. В последние полтора десятилетия наметилась обратная тенденция – возвращение православной традиции ставить на могиле крест, правда, уже не деревянный, а металлический. Ограды вокруг семейных могил тоже все чаще и чаще изготовляются из металла.

Согласно «теории перехода» А. ван Геннепа, для покойника после 40-го дня начиналось «восстановление в новом качестве» в мире умерших. С течением времени все умершие, в том числе дети, постепенно приобретали статус предков. Обязанность живых по отношению к предкам, в широком смысле этого слова, состояла в том, чтобы время от времени поминать и «кормить» их, чтобы не дать совершенно уйти в забытье, «лишающее поддержки» со стороны живых. В народе считалось, что и предки, если их не забывают, тоже оказывают помощь и поддержку живым, если те их об этом просят. Обязанность живых «кормить» предков выражалась в поездках на кладбище и принесении каких-либо съестных припасов на могилы (ФА ИЯЛИ, № 3297/45). Кроме того, в любой день за едой каждый водлозер, вспомнив об усопших, мог перекрестить глаза и произнести сакраментальную фразу: «Упокой, Господи, накорми, Господи, напои, Господи, помяни, Господи, батюшку родителя (родимую сестрицу и т. п.)». Такая фраза могла произноситься и при возложении пищи на могилу конкретного человека. Иногда эта формула частично изменялась: «…накорми хлебом солью и кажной мерой». На могилах поминальные слова могли звучать иначе: «Помяни, Господи, богосуженного моего батюшку, богосуженную мою матушку. Дай им, Господи, царствия небесного, упокой вечный» или «Помяни, Господи, роженного моего дитятка. Дай ему царствия Небесного» (НАКНЦ, ф. 1, оп. 1, колл. 133/16).

Когда не имели времени для частого посещения отдаленных кладбищ, то с расположенных там могил родственников один раз приносили немного земли, которую рассыпали на могилы родных на кладбище, расположенном у своей деревни. После данного действа, как считалось, все сказанное на могиле около своей деревни слышат захороненные на отдаленном кладбище (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 26). Своеобразная коммуникативная связь с захороненными на дальних кладбищах родственниками, по представлениям водлозеров, возникала также на период между Пасхой и Троицей благодаря звону в колокола. Надо было лишь вслух изложить повод, заставивший подняться на звонницу: «Зазвоню в колокол, пусть покойная матушка слышит за лесами, за озерами» (То же, л. 26).

Календарные поминовения у водлозеров происходили на Радуницу, Троицу, на Петров день и День святого Николая Чудотворца, в шесть поминальных суббот православного календаря. В семик поминок не устраивали, но в лесу срубались и приносились домой березки, по веткам которых души предков должны были явиться на Троицу в жилище. Главным поминальным днем на Водлозере считалась Троицкая суббота – праздник не столько живых людей, сколько покойников (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 491, л. 75). На могилах исполнялись «троицкие» причитания (НАКНЦ, ф. 1, оп. 1, колл. 73/97). После поминок на могилах своих родственников в Троицу люди навещали могилы всех умерших, кого знали лично. Прощаясь, говорили: «Простите, бажоные дедушки (вариант – родители). Посидели мы, поели, попили, земелька вам пухом». На каждой посещаемой могиле в Троицу оставляли немного крупы или кусок выпечки. Уходя с кладбища, ворота и калитки оставляли на сутки открытыми. В первую после погребения Троицу на поминки в свой дом обязательно звали тех, кто омывал и обряжал усопшего. На Радуницу (9-й день после Пасхи) относили на могилы крашеные яйца. Называлось это «христосоваться с родителями». Николин день (22 мая и 19 декабря н. ст.) был поминальным праздником жителей Пелгострова. Односельчане собирались сначала на Быковском наволоке в часовне, расположенной посередине кладбища. За общим столом проводили тризну, лишь потом расходились по могилам родных покойников (ФА ИЯЛИ, № 3295/19). Наверное, это были поминки по погибшим в озере. Чудотворец Николай был покровителем всех путешествующих по воде, а жизнь водлозеров на озере обрывалась не так уж редко. На Петров день со всего Водлозерья жители съезжались и съезжаются на остров Пога с целью помянуть утонувших в Водлозере. Об этом водлозеры хорошо помнят и в наши дни, сохраняют данный обычай (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 628, л. 23). Один из престолов стоявшей здесь прежде Пречистинской церкви был посвящен Петру и Павлу, а Петр среди православных святых был покровителем всех рыбаков. По сведениям Н. Н. Харузина, на Поге коллективные поминки водлозеры устраивали также в случаях эпиозотий и повальных болезней, забивали и сообща съедали жертвенного быка (Харузин, 1894, с. 340). Из поминальных суббот кроме Троицкой водлозеры выделяли Кузьмов день (День святых бессребренников Кузьмы и Дамиана – 14 ноября) и Митров день (Дмитриевскую родительскую субботу). Кузьминки были часовенным праздником деревни Варишпелда, а Митров день – деревни Коскосалма (Там же, ф. 1, оп. 1, колл. 184/35). Хозяйки до рассвета готовили поминальную пищу: пироги-рыбники, яичницу на молоке, блины и мучной кисель (овсяной или гороховый). Затем столы помещали посередине избы, заставляли их едой и столовыми приборами. Потом женщины молились перед иконами, хозяйка выходила на крыльцо и причитанием призывала родителей, богоданных родителей и всех умерших родственников прибыть за поминальный стол. Члены семьи вставали вдоль стен и молчали, пока хозяйка вслух читала молитву. Это время отводилось, по поверьям, для того чтобы предки успели позавтракать. Затем снова читалась заупокойная молитва, хозяйка перемывала еще раз вилки и ложки, после чего за столы поминать предков садились члены семьи (АВНП, № 2/73, л.28). В наши дни древняя традиция приглашать родителей (предков) и «кормить их» до начала поминальной трапезы людей уже осталась в прошлом.

Причитывать по умершим или предкам в наши дни водлозеры почти разучились. В 1998 г. автор был свидетелем того, как на могилах отца и матери в урочище Жилой ручей причитала старейшая жительница Водлозерья Е. А. Демидова (НАКНЦ, ф. 1, оп. 6, д. 531, л. 17). Причитание длилось минут 15–20. Женщина припадала грудью к могиле матери, голосила, время от времени срывала бруснику с могилы, ела сама, бросала ягоды на могилу отца, просила его отведать ягод с могилы матери. В повседневности ягоды на кладбище срывать запрещено. Считается, что мертвые за это наказывают живых, насылая на них болезни и различные беды. В 2002 г. по просьбе автора Демидова попыталась причитывать на магнитофон. С трудом вспомнила лишь зачин: «Вы завейте, ветры буйные…» (общий для начала всех северно-русских причитаний по давно умершим людям) и еще пять четверостиший (Там же, д. 627, л. 2). Исчезновение причитаний и древних элементов поминальной традиции делает деревенские поминки Водлозерья во многом похожие на обычаи городских жителей Карелии.