31.2. Христиания

Христиания в Копенгагене — не просто сквот, это целый район в датской столице, дома и склады в котором не имеют номеров и опознаются почтальонами по граффити. Эти биофильские фрески порой с загадочными для неместного обывателя, а иногда и политическими знаками на большинстве заборов и стен. Сорок лет назад датские анархисты и битники в своих газетах призвали начать «конфискацию имущества и территории у военных» с дальнейшей целью «полного упразднения армии и других атрибутов классового империалистического государства». В реальности за этим воинственным манифестом скрывался всего лишь план захвата нескольких пустующих в столице армейских казарм и складов, которые давным-давно никто не охранял. Власти города не стали этому препятствовать, мудро рассудив, что, учитывая тогдашний рост «неформалов» и стихийных бунтарей, удобнее будет наблюдать все их чудачества в каком-нибудь одном месте, а не по всему городу. Перманентной проблемой сразу же стала «легализация всех видов удовольствия», которую объявили новые жители бывших казарм, то есть свободное распространение там наркотиков. Несколько полицейских операций «наркоконтроля» привели к тому, что людей в форме с надписью «POLITI» немедленно встречали в Христиании местные в точно такой же форме с надписью «IDIOTI» и всячески мешали их работе. Кроме того, пушеры, продающие «запрещенный товар» на центральной улице Христиании («Пушер-стрит»), в знак протеста против репрессий, пару раз объявляли забастовки, то есть раздавали всем желающим гашиш и экстази бесплатно, чтобы не было никакой «торговли дурью». Эта «дестабилизация города» понравилась властям еще меньше, чем торговля, и увеличила туристическую популярность Христиании как экзотического места во много раз. В настоящий момент в Христиании запрещены три вещи: оружие, тяжелые наркотики и автомобили — все ездят на велосипедах. Кто так решил? Христиания не считает себя частью Дании и управляется общим собранием, которое занято в основном улаживанием разногласий с городом. На собрании присутствуют и голосуют представители всех микрокоммун района, число которых постоянно колеблется от полусотни до ста.

Такая микрокоммуна и является ячейкой местного общества: она принимает новых граждан, и ей по решению собрания выделяется жилье. Часть строений в Христиании до сих пор так и пустует, но население «автономного района» часто предпочитает строить новые маленькие домики по своему вкусу, вместо того чтобы жить в огромных неуютных складах и казармах. На общее собрание может прийти и выступить любой, никем не уполномоченный, «гражданин Христиании», если считает свою проблему «не решаемой на низовом уровне», то есть внутри своей коммуны. Впрочем, эти собрания — самая неинтересная часть местной жизни, людно на них не бывает, и заканчиваются они быстро. Приблизительное население Христиании — около тысячи человек. Самый частый размер «базовой коммуны» — 30–40 человек. Все коммуны платят в общий бюджет «десятину», из которой рассчитываются с Копенгагеном за электричество и оплачивают общие для всех нужды. Например, когда требуется поработать не на свою «большую семью», а на благо всего «свободного города Христиании», гражданин получает из общего бюджета деньги, причем оплата труда почасовая, а не по результату сделанного. Источник дохода коммун, помимо продажи гашиша, экстази и «неформальских» сувениров на главной улице, — работа нескольких музыкальных студий, клубов, галерей, театров, вход в которые для граждан Христиании бесплатный, но для туриста будет стоить некоторых денег. Впрочем, тут все зависит от разговорчивости туриста и его внешнего вида.

Кроме «неоднозначности» с наркотиками, Христиания, к которой за сорок лет все вроде бы привыкли, остается для государства политической проблемой. Именно отсюда стартуют многие экстремистские демонстрации антикапиталистов, именно здесь часто скрываются разыскиваемые полицией радикалы и именно границы Христиании чаще других попадают в новостную хронику ночных баррикадных боев с полицией. Конечно, прежние надежды левых радикалов на то, что с подобных Христиании «автономий» начнется планетарная и (почти) ненасильственная коммунистическая революция по всему свету, сейчас мало кто разделяет, но центр внепарламентской оппозиции, антибуржуазного беспокойства и активности все равно находится здесь. В последнее время власть избрала «нерепрессивный» путь «нормализации» этого района. Городские юристы не признают того факта, что вся недвижимость и земля в Христиании общая (микрокоммуны являются лишь временными арендаторами пространства), а частная собственность на такие вещи при «анархосоциализме» невозможна: «можно иметь собственную зажигалку, но нельзя иметь собственный дом». Представители властей Копенгагена пробуют договариваться и подписывать договоры на землю и здания с отдельными харизматиками — лидерами коммун, объявляя их законными собственниками конкретных строений, чтобы впоследствии у них можно было эту собственность выкупить и «вернуть городу Копенгагену». Капитализм пытается, сначала хотя бы формально, вернуть свои права и отношения на анархистскую территорию сквоттеров.

В Христиании верят, что их защитит Русалочка из сказки Андерсена, точнее ее статуя, сидящая на камне. А еще точнее, несколько ее отпиленных голов, хранящихся в тайниках здешних «коммун». Отпиливать Русалочке голову раз в несколько лет во время массовых беспорядков стало ритуалом и делом чести для особо пассионарных местных жителей. Русалочка (и Андерсен вообще) воплощает для сквоттеров все, что не нравится им в буржуазной культуре и обывательской психологии. Фарисейская сентиментальность и мечтательность, примиряющие нас с абсурдной моделью общества и властью меньшинства, противоестественность нежизнеспособного гибрида, химерические упования, мазохистская жертвенность и согласие с высшей властью, неэквивалентный обмен, пассивная роль женщины и много чего еще… Большинство жителей Христиании далеко не христиане, так что отпиленные бронзовые головы этой милой героини, которые тайно хранятся у них, — нонконформистские обереги, защищающие Христианию от оккупации. Их показывают только самым надежным и проверенным жителям. Здесь вообще особое отношение к скульптуре: на центральной площади райончика вас встречает антиамериканская «статуя свободы» в нимбе из ракет-лучей, сжимающая в руке наручники и кандалы.

В современном Стамбуле полно выселенных пустующих домов, но захватывать их под сквоты никому не приходит в голову, ибо это вызвало бы слишком быструю и решительную реакцию местных полицейских. Сквот по-стамбульски — это вовсе никакой и не сквот, а совместно снятый группой единомышленников дом. Тотем сквота в районе Таксим — пустой аквариум в центре главной комнаты, в которой по ночам все смотрят кино. Аквариум окружен бутылками с разнообразным алкоголем. Это традиция: каждый приезжающий в сквот из своей страны привозит местный алкоголь и сквоттеры его пробуют и обсуждают, задавая новоприбывшему краеведческие вопросы. лумусульманской стране такое поведение воспринимается как оппозиционное обычаям. Хотя и здесь пьют меньше, чем курят. Что курить — выращивают в садике на крыше.

На дне пустого аквариума мраморные камушки, гладкие, как монеты, грот для рыб и пластмассовый джазист с саксофоном. На все вопросы гостей и новичков о рыбах, турецкие сквоттеры отвечают: «Все рыбы в Босфоре».

Это правда, и ее легко проверить. Рыбы сплываются на свет прибрежных ресторанов и просто фонарей, и их можно рассматривать. Аквариум в центре стола остается пуст, и это наполняет всех надежным ощущением свободы, за которую не нужно выплачивать высокую цену. Тотемом сквота могла бы быть птичья клетка, но клетка означала бы то же самое и в любом другом городе — в Москве или Берлине. В Стамбуле, где ветер с Мраморного моря сменяется ветером с Черного, а в конце любой улицы видны корабли, аквариум — гораздо точнее. Организаторы сквота местные программисты и врачи — довольно престижные для Турции профессии, и потому сквот считается «богатым». Степень обобществления вещей и денег каждый определяет сам, дело добровольное, и потому эта степень очень высокая. Показателем внутреннего уровня доверия может быть, например, то, что никто никогда не убирает свои деньги, и они открыто лежат, где их оставили — на столах, коврах, стопках книг или подоконниках. Во-первых, все справедливо уверены, что их никто не возьмет, а во-вторых, если вдруг такое редчайшее событие случится, это не вызовет протеста, потому что кому-то из сквоттеров они оказались вдруг нужнее, чем тому, кто их оставил на виду. Кроме организаторов, в таксимском сквоте постоянно тусуются гости со всего света, местные левые активисты и университетская богема.

Живой тотем второго, более аскетичного и радикального сквота в особняке района Саматия — белая болонка, у которой нет конкретного хозяина и которая живет и кормится сразу на всех этажах особняка. Здесь живут режиссер, писатель и несколько музыкантов, их доходы гораздо скромнее, чем в таксимском сквоте, и потому, наверное, вся собственность в их доме объявлена необсуждаемо общей. Здесь не стесняются слушать «Дорз» и «ЭйСи/ ДиСи». На закате длинноволосые — для Турции это до сих пор редкость — обитатели саматийского сквота с воодушевлением смотрят на видео, как какие-то японские энтузиасты хором исполняют «Smoke on the water» на народных самурайских инструментах, барабанах и смычках. Эта редкая версия песни стала гимном общины и заглушает азан, влетающий в открытые окна. Потом все жарят на решетке общую курицу во дворике с пальмой, вишней и цветущим гранатом, не забывая подкармливать местных кошек и наблюдая за их дракой из-за куриных костей, обсуждают биологическую и социальную сторону конкуренции и взаимопомощи, ссылаясь на Кропоткина. Общая болонка, демонстрируя врожденный шовинизм, бешено лает на кошек и, кидаясь ко всем по очереди, страстно протестует против того, чтобы им доставалось мясо, ведь кошки не обитатели сквота и не члены братства, на что обитатели сквота напоминают болонке о необходимости поддерживать приятельские отношения с местным населением. Местное население, судя по одобрительным и шутливым выкрикам с ближайших балконов, к сквоттерам относится прекрасно и воспринимает их как некий современный аналог дервишей, чудаков и вообще бесплатное реалити-шоу, за которым можно следить каждый день. Про свою тотемную болонку сквоттеры говорят: «Единственная турецкая девушка, которая готова с нами жить».

Действительно, для большинства турецких девушек, даже очень университетских и богемных, сквоттерский образ жизни неприемлем, а весь этот японский дым над водой их отпугивает. Такая проблема решается за счет множества девушек приезжих, которые останавливаются в обоих сквотах, списавшись с их обитателями по Интернету и пользуясь этим местом как бесплатным хостелом.