Глава 3 ВЗЛАМЫВАЯ КОДЫ

Глава 3 ВЗЛАМЫВАЯ КОДЫ

Остальные, «некалендарные» иероглифы по-прежнему оставались тайной за семью печатями. Прекрасным наглядным примером служит Плита 21 из Йашчилана. Этот образец показывает, чего достигли, а чего нет лингвисты к середине XX в.

Всякий, кто не знаком с письменной системой майя, бросив взгляд на рисунок, даже не поймет, где, собственно, начинается сам текст. При более внимательном рассмотрении можно разобрать некоторые вполне реалистичные элементы: головы людей и животных, черепа, раскрытые ладони, скрещенные ноги и даже фигурки маленьких птичек. Иероглифы, которые нельзя интерпретировать моментально, вполне могут навеять вольные и даже фантастические образы. Теперь неудивительно, что некоторые исследователи (например, Вальдек) увидели среди иероглифов слонов, экзотические музыкальные инструменты и многое другое, чего попросту не могло быть.

Плита 21 из Йашчилана. На заштрихованных участках — переведенные фрагменты текста, относящиеся к календарю майя. На незаштрихованных участках — иероглифы, которые не относятся к календарю и были дешифрованы совсем недавно

Базовые элементы майяской письменности — индивидуальные знаки, или глифы. Часто они сгруппированы в очень тесные группы, так называемые блоки, имеющие вид квадратов или прямоугольников. Блоки, или иероглифы, читаются слева направо и сверху вниз сначала в первой паре колонок, затем во второй и т. д. Среди исследователей-дешифраторов с давних пор укоренилась традиция обозначать колонки и ряды подобно тому, как это делается на шахматной доске. Таким образом, на Плите 21 иероглифы читаются так: А1, В1, А2, В2, АЗ, ВЗ и так далее до В8. Затем мы переходим к следующим двум колонкам и читаем иероглифы так: Cl, Dl, С2, D2, СЗ, D3… и до D8.

Однако некоторые тексты представляют собой неправильную форму либо, как иногда встречается на глиняной посуде и украшениях из нефрита, вытянуты в одну строчку. Правда, и в этом случае иероглифы читаются слева направо и сверху вниз, пусть и не по парам.

Чтобы установить хоть какой-то порядок в исследовании текстов, дешифровщики классифицировали иероглифические элементы по размерам и позициям, которые они занимают в блоке. Наибольшие по размерам элементы условились называть основными знаками, а более мелкие элементы, окружающие основной знак, — аффиксами. Последние в зависимости от расположения подразделяются на префиксы (находятся слева от основного знака), суперфиксы (стоят над основными знаками), постфиксы и субфиксы (расположены соответственно справа и снизу). Очень редко основной знак окружен полным набором аффиксов, довольно редко встречаются и совершенно «голые» основные знаки, представляющие собой целый блок-иероглиф. Порядок чтения внутри блока следующий: префикс, суперфикс, основной знак, субфикс и, наконец, постфикс. То есть порядок чтения элементов блока такой же, как и при чтении самих блоков в тексте: парами слева направо и сверху вниз. Однако такой порядок иногда не выдерживается — все зависит от числа и позиции аффиксов и личных пристрастий неизвестных майяских писцов. Вышеописанная методика принадлежит современным исследователям; сами майя, кажется, не различали ни основных знаков, ни аффиксов. Подобная мысль приходит в голову при анализе текста с Плиты 21 из Йашчилана.

Часть иероглифов прочитана уже более полувека назад, и сейчас мы рассмотрим, какие это иероглифы. Чтение начинаем с иероглифа А1 — это «вводный иероглиф начальной серии». Как правило, он служит для введения даты в календаре долгого счета. Сама дата долгого счета обозначена иероглифами В1-А2-В2-АЗ-ВЗ, которые соответствуют дате 16 октября 454 г. н. э. Иероглифические элементы, представляющие долгий счет — бактуны, катуны, туны, уинали и кины, — являются основными знаками, а столбики и точки слева от них выступают в форме префиксов. В связке блоков А4-А7 представлена некоторая некалендарная информация и датировка по Календарному Кругу. В этом же промежутке находятся довольно любопытные иероглифы — например, В4, представляющий одного из «Хозяев Ночи». Впервые он был определен еще Эриком Томпсоном. Каждое из девяти божеств подземного мира по очереди патронировало дни майяского календаря. Следующий блок, А5, остается нерасшифрованным, и за ним следуют иероглифы В5-А6-В6 из так называемой «Лунной серии». Они обозначают появление Луны в определенный день долгого счета. Впервые эти иероглифы в 1930-х гг. расшифровал Джон Типл, старый друг Томпсона, энтузиаст и большой любитель майяологии. Так, блок В5 говорит о том, что прошло семь дней со дня последнего новолуния; иероглиф А6 указывает, что три Луны завершили цикл из 6 лунных месяцев, а в блоке В6 содержится информация о том, что текущий лунный месяц насчитывает 29, а не 30 дней. Из всего прочитанного следует вывод, что майя уважали точность и недвусмысленность.

Теперь мы вступаем в область «некалендарных» иероглифов — от А7 до D2, - значение которых более 60 лет оставалось непонятным. С иероглифа СЗ майя снова обращаются к своему календарю. Несколько важных дат он вложили в следующие 6 блоков, от СЗ до D5. Здесь подразумевается, что нужно считать от первой даты долгого счета до второй даты Календарного Круга, а именно даты 7 Мулук 17 Сек (иероглифы С5 и D5), что соответствует 12 мая 752 г. н. э. Томпсон первым предположил, а затем и убедился, что иероглиф D4, который он назвал «идентификатором последующей даты», указывает на то, что считать нужно ко второй дате Календарного Круга, а сама разница в датах выражается блоками СЗ и С4 и составляет 16 уиналей, 1 тун и 15 катунов. Но что это все-таки значит? Причем здесь фазы Луны и какая связь может быть между датами, отстоящими друг от друга почти на три столетия? Вторая дата могла оказаться для первой какой-нибудь годовщиной либо означать окончание какого-то временного цикла. Однако никто из исследователей ничего конструктивного относительно этих дат не предложил.

Что касается группы блоков C6-D8, то она в 1950-е гг. совершенно не поддавалась дешифровке, и, таким образом, непрочитанной оставалась третья часть всего текста. Теперь-то мы знаем, что именно в этой части скрывался весь смысл странного послания.

Сейчас мы чуть отвлечемся, а затем вновь вернемся к Плите 21. Сделаем паузу и попытаемся понять, почему такие люди, как Томпсон и Типл, пришли именно к тем выводам, к которым пришли. Очевидно, они решили, что «концепция времени» является одной из основных, если не основной категорией в мировоззрении майя. Что касается «некалендарных» частей текста, то Томпсон, например, был убежден, что неподдающиеся расшифровке иероглифы скрывают какие-то абстрактные понятия, имеющие отношение к религии, ритуальной практике либо религиозным откровениям.

Так или иначе, Томпсон опубликовал каталог из 800 иероглифических элементов, как основных знаков, так и аффиксов, — труд, который имеет непреходящую ценность до сих пор. Наряду с публикацией каталога Томпсон пришел к выводу, что иероглифы — не буквы. Алфавиты большинства языков состоят из 20–40 знаков, и их достаточно для передачи звуков. Это наводит на мысль об истинно иероглифической природе майяской письменности, когда каждый иероглиф (как, например, в китайском языке) означает либо смысловое понятие, либо отдельный слог определенного слова. Насколько известно из лингвистики, в иероглифической письменности не может быть менее 100 иероглифов. Ограничение же количества знаков говорит о том, что (как считали Томпсон и Морли) майя выражали в письменном виде довольно скудный набор идей, мыслей и тем, которые к тому же имели ритуально-мистический и даже изотерический характер, понятный, скорее, майяским жрецам и старейшинам, нежели современным лингвистам-дешифраторам. И все-таки с конца 1950-х гг. цитадель под названием «письменность майя» начала сдаваться. Несколько независимых друг от друга исследований наконец-то позволили ученым заглянуть в тайны майяской письменности и совершенно точно понять, что же скрывалось за рядами странных, таинственных иероглифов.

Секреты письменности майя

Первые лучики надежды забрезжили на научном горизонте лишь с приходом на историческую сцену некоего бизнесмена немецкого происхождения Генриха Берлина. У проживавшего в Мехико бизнесмена было весьма достойное хобби: он посвящал свой досуг расшифровке древних текстов и надписей.

Однажды Берлин взялся за расшифровку майяских текстов, собранных из разных мест, и после их тщательного анализа сделал удивительное открытие: во многих текстах, обнаруженных в одном и том же городе, очень часто повторялся какой-нибудь единственный, характерный только для данного города иероглиф. Причем аффиксы, окружавшие основной знак, были практически одинаковыми, а вот сами основные знаки от города к городу разительно отличались. Например, наиболее часто встречающийся в Тикале знак напоминает стянутые жгутом волосы, а иероглиф-эмблема Копана — ни дать ни взять, голова крысы! Тут-то «мексиканского» немца и осенило: не обозначают ли эти иероглифы сам город, в котором они так часто употреблялись, а может, это имя тамошнего правителя? И тогда почему некоторые иероглифы явно топонимического или антропонимического характера иногда обнаруживаются не в «своих» городах? Возможно, это указывает на политические, экономические и иные связи между данными городами…

Иероглифы-эмблемы

Более того, Генрих Берлин совершил еще одно блестящее открытие, на этот раз после того как мексиканский археолог Альберт Рус в 1952 г. обнаружил под Храмом надписей в Паленке обширный склеп вместе с находившимся там каменным саркофагом с крышкой. В саркофаге, судя по всему, покоился майяский правитель — лицо совершенно реальное. Это было первое открытие археологов подобного рода в Месоамерике.

На этот раз Генрих Берлин заметил, что письмена на саркофаге сконцентрированы необычным образом: изображения, являющиеся, по всей видимости, портретами неких людей, сопровождаются короткими иероглифическими пояснениями. Бизнесмен-энтузиаст предположил, что это портреты предшественников усопшего правителя, а пояснения — их имена. Таким образом, Берлин сделал вывод, что иероглифы несут не только сакральный смысл и отражают ход времени, но могут описывать и самые обычные, житейские факты, события и явления.

Следующим, поистине революционным прорывом в майяологии стали исследования выдающегося ученого русского происхождения Татьяны Проскуряковой — потомка русских эмигрантов, переселившихся в США в 1915 году. Закончив университет Пенсильвании в 1930 году, Татьяна Авенировна вскоре стала сотрудницей университетского музея. В ее обязанности входила организация археологических экспедиций, в том числе и участие в раскопках. Наиболее частые и плодотворные исследования и раскопки проводились в Пьедрас-Неграс. Татьяну долгое время интересовали стелы, монументы, архитектурные элементы — одним словом, сама эстетика и художественные формы, к которым прибегали безымянные майяские зодчие. И лишь к 1959 году под влиянием работ Томпсона и других великих предшественников Татьяна Проскурякова увлеклась историей письменности майя.

Мы знаем, что к концу 1950-х гг. ученые совершенно точно умели «считывать» иероглифы, обозначавшие временные даты. Изучая изображения и надписи на стелах в Пьедрас-Неграс, Татьяна обратила внимание на одну важную особенность: изображенные на многих стелах иероглифы, стоявшие по соседству, обозначали точные даты, временной промежуток между которыми был не больше, чем длится обычная человеческая жизнь. Эти даты, предположительно рождения и смерти, всегда сопровождались множеством иероглифов, которые, вероятно, описывали земной путь человека — правителя или какого-то замечательного персонажа. Татьяна обратила внимание еще на один нюанс: часто на одной и той же стеле рядом располагались три даты, и первую сопровождал иероглиф, который Томпсон назвал «перевернутая лягушка». Возле второй даты стоял иероглиф, походивший на «челюсть грифа». И, соответственно, третьей дате сопутствовал свой знак. Интересно отметить, что две соседние даты обозначали промежуток от 12 лет до 31 года.

Иероглифы: а) рождение; б) восхождение на трон; в) смерть

Проанализировав и сопоставив все эти элементы, Татьяна Проскурякова пришла, как оказалось, к неожиданному и блестящему выводу: первая дата и сопутствующий иероглиф обозначают дату рождения правителя; вторая пара иероглифов — его восхождение на трон; третья — дату смерти. В итоге женщина-ученый определила, что на шести стелах в Пьедрас-Неграс увековечены вехи жизни шести правителей, царствовавших, соответственно, 35, 47, 42, 28, 5 и 17 лет.

Оказалось, что после смерти одного правителя его преемник приказывал возвести стелу или группу стел в честь себя самого, причем не всегда подле того же храма, что и предшественник. Итак, работы Татьяны Проскуряковой, ее упорство и логика стали первым настоящим шагом на пути покорения абсолютно неприступной вершины, коей всегда казались майяская филология и, в частности, письменность.

Внес свою лепту, и существенную, американский лингвист Бенджамин Уорф, который еще в 1930-х гг. на основе «Дрезденского кодекса» предположил, что в майяском предложении после глагола следует существительное. Это предположение своего соотечественника Татьяна Проскурякова развила еще далее. Она установила, что в надписях на стелах в Пьедрас-Неграс сразу за датой следует глагол, затем — существительное, а дальше идет короткая серия иероглифов, представляющих властителя. Кроме того, знаменитой исследовательнице культуры майя удалось идентифицировать некоторые глаголы — «умереть», «родиться» и т. д.

Американская исследовательница не только установила правильный порядок языковых элементов в текстах, но и определила иероглифы, относящиеся к женщинам. Мы выяснили, что на стелах после даты рождения указывались имена реально существовавших людей. Так вот, «женские» иероглифы начинаются с префикса — головы женщины со стянутыми в жгут волосами.

Свои выводы Татьяна Проскурякова опубликовала в 1960 году в американском журнале «Американские древности» под скромным заголовком «Исторические аспекты дат, увиденных в Пьедрас-Неграс, Гватемала». Все заключения исследовательницы оказались не только смелыми и новаторскими, но и правильными, что подтвердилось впоследствии.

«Женские» префиксы а) и б) — отдельные префиксы. Префикс в) соединен с основным знаком, обозначающим город Калакмуль. Иероглиф посвящен Госпоже Вечерней Звезде — местной принцессе, ставшей одной из жен йашчиланского правителя Щита-Ягуара

Надписями, обнаруженными в Пьедрас-Неграс, Татьяна Авенировна не ограничилась, и вскоре она обратила свой взор на тексты, найденные в Йашчилане. Напомню, что местные плиты и стелы вначале тщательно зарисовал Модели, а затем в свое время сфотографировал Теоберт Малер. Знаменитые йашчиланские плиты чрезвычайно информативны. Жанровые сцены, фигуры и портреты непременно сопровождаются пояснительными текстами. Изучая источники из Пьедрас-Неграс, Татьяна Проскурякова уже пыталась увязать скудные изображения с текстами, однако именно в Йашчилане для этого были предоставлены все условия.

В этом городе русская американка впервые установила историю династического рода, правившего около сотни лет в VII–VIII вв. н. э. Без сомнения, это была эпоха расцвета и экспансии — эпоха, когда правили два могущественных правителя. В отличие от свидетельств в Пьедрас-Неграс письмена в Йашчилане настолько пиктографичны и наглядны, что Татьяна Авенировна дала именным иероглифам свои прозвища. Так, одного правителя она нарекла Щит-Ягуар, потому что обозначающий его иероглиф состоял из комбинации головы ягуара с маленьким иероглифическим элементом, напоминающим щит. Этому человеку довелось править долго, и умер он в 742 году в возрасте старше 90 лет. Власть перешла к наследнику, но лишь через десять лет, то есть в 752 году.

Наследником престола стал, по всей видимости, сын Щита-Ягуара, которого Татьяна Проскурякова назвала «Птицей-Ягуаром», так как в его именном иероглифе голову ягуара обрамлял префикс в виде птицы.

Йашчиланские тексты по аналогии с текстами Пьедрас-Неграс повествовали о рождении правителя, его восхождении к вершинам власти, о некоторых событиях, случившихся в годы его царствования, и, наконец, о смерти. Выяснилось, что (вопреки бытовавшему мнению о том, что древние майя сплошь были мирными пахарями, собирателями и страстными любителями астрономии) оба «ягуара» не прочь запечатлеть себя на фоне славных военных побед. Особенно животрепещущей получилась батальная сцена на Плите 8, где текста совсем мало, но рисунок так прост и понятен, что Татьяне Проскуряковой не составило труда прочитать все относящиеся к данному рисунку текстовые пояснения. На плите изображен Птица-Ягуар в примечательной одежде, несущий копьё в левой руке. Рядом с правителем изображен один из его воинов, и оба заняты одним и тем же делом — пленением врагов. Один несчастный схвачен за руку, а другой — за волосы. Подобный «сценарий» пленения в батальных изображениях майя встречается наиболее часто.

Пояснительный текст начинается с даты Календарного Круга 7 Имиш 14 Сек, что соответствует 9 мая 755 года. Затем следует блок, который Татьяна Проскурякова интерпретировала как страдательный залог прошедшего времени от «пленить» — то есть «пленен». Далее следует иероглиф, который продублирован на фигуре человека, плененного Птицей-Ягуаром, — вероятно, имя собственное несчастного. Проскурякова назвала этот иероглиф «Инкрустированным Черепом», потому что он напомнил ей человеческий череп, усыпанный драгоценными камнями.

Следующая серия иероглифов (над головой Птицы-Ягуара) начинается с блока, который сегодня переводится как «пленение кого-либо». Далее идут именной иероглиф Птицы-Ягуара и иероглиф-эмблема Йашчилана. В итоге текст прочитали так: «9 мая 755 года Инкрустированный Череп был пленен Птицей-Ягуаром, Властителем Йашчилана». Другой пленный, судя по надписям и рисунку, был захвачен вторым по значимости властителем Йашчилана, которого звали Канн-Ток-Вайиб.

Плита 8, Йашчилан

Сегодня мы знаем, что до этого эпизода Птица-Ягуар называл себя Пленителем Ах Ука, однако после поимки такой важной персоны, как Инкрустированный Череп, в анналах стеши упоминать имя только этого, видимо, очень опасного и ненавистного врага.

В своих исследованиях Пьедрас-Неграс Татьяна Проскурякова уже упоминала о важной роли майяских женщин в жизни общества вообще и в династических делах в частности. На некоторых плитах изображены женщины, принимающие участие в различных ритуалах. Наиболее сохранившуюся плиту Модели даже привез на родину и передал Британскому музею. По мнению Татьяны Проскуряковой, тексты на этих плитах гласили о ритуальных кровопусканиях, в которых участвовали как правители, так и множество подданных, среди которых было немало женщин. По крайней мере, в Йашчилане все происходило именно так.

Благодаря выдающимся открытиям американского археолога, лингвиста, исследователя культуры майя Татьяны Прскуряковой удалось впервые прочитать отдельные слова и фразы, не относящиеся к календарю майя, а также понять, что изображенные на стенах, плитах, тумбах и стелах человеческие фигуры могут быть не только божествами, но и вполне реальными, жившими много столетий назад персонажами.

Природа письменности майя

Мощнейший толчок к разгадке тайн письменности майя дали работы человека, который появился на научной сцене словно ниоткуда. Никто даже не смел предположить, что такой гигантский прорыв в маяологии произведет этнограф и языковед из далекой сталинской России, чудесные открытия которого в лингвистике майя сопоставимы с исследованиями Татьяны Проскуряковой.

Этот русский ученый никогда географически не приближался к империи майя. Воевавший в Красной Армии Юрий Кнорозов в 1945 году вместе со своим подразделением оказался в Берлине. Волей случая он очутился на заднем дворе Германской Национальной библиотеки, где в огромных кострах погибали тысячи книг, в том числе бесценные раритеты. Внимание красноармейца привлек фолиант, еще не успевший обуглиться. Мыском сапога Кнорозов отбросил книгу от костра, а затем поднял с земли, чем предопределил не только свою дальнейшую судьбу, но и прогресс майяологии как науки. Спасенный фолиант оказался собранием Дрезденского, Парижского и Мадридского кодексов.

По окончании Великой Отечественной войны Кнорозов продолжил обучение в Московском университете, где до призыва на фронт изучал древнеегипетские иероглифы. Теперь же он полностью сосредоточился на письменах майя, а точнее, взялся с молодым задором за расшифровку таинственной майяской письменности. В первую очередь, Юрий Валентинович обратился к отчету Диего де Ланда «Сообщение о делах в Юкатане», в котором его заинтересовал так называемый «алфавит» языка майя.

Молодой русский ученый пришел к выводу, как и многие до него, что знаки «алфавита» де Ланда настоящим алфавитом не являются. Однако в отличие от предшественников он не счел их бессмыслицей. Тот же Эрик Томпсон призывал изучать лишь календарные знаки, а все остальное он назвал «недоразумением и путаницей».

Юрий Кнорозов

Кнорозов с таким мнением не согласился, он посчитал, что де Ланда неправильно понял своего информатора — Гаспара Антонио Чи. Когда в середине XVI в. испанский миссионер решил составить алфавит языка майя, он совершенно логично попросил своего майяского визави написать против каждой буквы испанского алфавита иероглифический эквивалент. Ланда громко и внятно озвучивал каждую испанскую букву, а Гаспар Антонио Чи добросовестно вписывал те иероглифы, которые, по его мнению, лучше всего соответствовали названным буквам. Строго говоря, Диего де Ланда произносил все-таки слоги: как правило, название большинства букв состоит из двух звуков. Понял это и Кнорозов. Он решил, что «майяский» алфавит де Ланда — не что иное, как некий список иероглифов (причем далеко не полный!), звучащих так же, как испанские слоги. Таким образом, если иероглифический знак из перечня де Ланда обозначает реальное слово или его часть, то звучание этого иероглифа нам известно.

Далее ученый предпринимает следующие шаги: он подсчитывает, сколько знаков было в письме майя, число их повторов и частоту употребления в рукописях. Он установил, что последняя гласная последнего слога выпадает, и назвал этот принцип «сингармонией». По этому принципу слово, обозначаемое двумя иероглифами «ку», должно читаться «кук», а не «куку».

Русский ученый проверил свои идеи на текстах найденных кодексов. Считалось, что они написаны на юкатекском наречии языка майя за несколько столетий до испанского вторжения. Необходимо отметить, что существовало достаточно юкатекских словарей, лексикон которых не должен был отличаться от лексикона кодексов. Структура кодексов такова, что многочисленные изображения богов, животных и жанровых сцен сопровождаются поясняющими текстами — в идеале, это должно было облегчить их расшифровку. Некоторые иероглифы выступали практически в роли «ярлыков» к соответствующим, вполне однозначным изображениям. Тактику и ход мыслей Юрия Кнорозова поясним на простом примере. Одним из ключевых рисунков, или ярлыков, для него стало изображение индюка в Мадридском кодексе. На юкатекском диалекте в XVI в. слово «индюк» звучало как «кутц». Просматривая алфавит де Ланда, Юрий Валентинович обратил внимание, что один из иероглифических знаков, соответствующий испанской букве «q» (то есть «ку»), одновременно является префиксом для иероглифа, однозначно обозначающего индюка. В соответствии с принципом сингармонии основной знак этого иероглифа должен был звучать как «тцу». Затем, в Дрезденском кодексе Кнорозов обратился к состоящему из двух знаков иероглифу, однозначно обозначавшему собаку.

В этом слове первый иероглифический знак (префикс) идентичен второму знаку в иероглифе, который обозначает индюка, и теоретически должен звучать как «тцу». Основной же знак иероглифа имелся в списке де Ланда и был помечен испанским слогом «луж Именно слово «тцуль» переводилось как «собака» во всех старых юкатекских словарях. Таким образом, Кнорозов блестяще определил транскрипцию для двух древних иероглифов: «кутц» — индюк и «тцуль» — собака.

Разработанный метод позволил Кнорозову развить успех. Так, зная, как выглядит иероглифический знак «ку», ему удалось выяснить звучание знака «чу». Знаки «ку» и «чу» составили иероглиф «куч», что переводится как «ноша», «груз», «тяжесть». Этот иероглиф фигурирует в кодексах рядом с изображением некой богини, несущей тяжелую ношу. Знак «чу» Кнорозов обнаружил и в иероглифическом блоке «чу-ка-а» («пленный», «был пленен»), помещенном над изображением некоего плененного бога. Смысл этого иероглифа подтвердила и Татьяна Проскурякова на примере йашчиланской сцены пленения с участием правителя Птицы-Ягуара.

Метод Кнорозова кажется донельзя простым, даже примитивным — невероятно, почему никто до этого не додумался раньше. Значит ли это, что Кнорозов смог бы составить полный иероглифический словарь языка майя и перевести все тексты до единого? Не все так просто. Фонетическая и лексическая расшифровка майяских текстов продолжается и по сей день. Не забудем, что де Ланда записал лишь ограниченное число иероглифических знаков, которые зачастую весьма приблизительно соответствуют буквам испанского алфавита. Многие иероглифические знаки и целые блоки не поняты до сих пор. Кнорозов пришел к выводу, что письмо майя не является пиктографическим или слоговым — это типичная иероглифическая письменность сродни древнеегипетской или китайской.

«В письменности майя, как и в других иероглифических системах письма, употребляются знаки фонетические (алфавитные и слоговые), идеографические (обозначающие целые слова) и ключевые (поясняющие значение слов, но не читающиеся)».

Первую свою статью Юрий Кнорозов опубликовал в 1952 году в журнале «Советская этнография». Статью предваряло короткое вступление (написанное, конечно, не им), где осуждались империалистические академики, а также восхвалялась сталинская наука. Естественно, на Западе эта статья не встретила восхищения — не забудем, начиналась холодная война. Сам Кнорозов поступил довольно мудро: он не стал безапелляционно продвигать свою теорию сингармонии и оставил в статье место для критики и сомнений. Критики не заставили себя долго ждать: выяснилось, что принцип Кнорозова «работал только на короткой дистанции», и при дальнейшей работе он нарушал свои же собственные правила. Особенно свирепствовал Эрик Томпсон, энергично выискивавший в умозаключениях «дерзкого русского» слабые места. Он считал, что Кнорозов предлагает полностью фонетическую систему, что, конечно же, мировое научное сообщество принять не могло. В ходе дальнейших исследований Юрий Валентинович отказался от идеи голого фонетизма, что тотчас получило одобрение широких академических кругов и таких корифеев, как Майкл Коу (его жена переводила работы Кнорозова) и лингвисты Флойд Лаунсбери и Дэвид Келли.

Следующим этапом в майяологии должна была стать интеграция теорий Татьяны Проскуряковой и Юрия Кнорозова. Отправной точкой стала серия семинаров и конференций в Паленке в 1973 году, где главными действующими лицами стали Лаунсбери, Питер Мэтьюз и Линда Сикл.

Подход Татьяны Проскуряковой условно можно назвать «структурным». Работая в рамках твердых знаний о календаре майя и тщательно изучая видимую связь между рисунками и сопровождающими иероглифическими фразами, она выяснила, что должны значить определенные иероглифы, и пришла к ряду простых, очевидных выводов о порядке слов в текстах. Лаунсбери на одном из семинаров заявил: «Мы должны взять за основы методы Проскуряковой, базирующиеся на работах Кнорозова». Сам Лаунсбери в сотрудничестве с Мэтьюз и Сикл пролил свет на тайну правящей династии Паленке, царствовавшей в течение последних двухсот лет истории города. Первый правитель получил условное имя Щит — из-за сходства его именного иероглифа со щитом. Ученые установили также, что после Щита городом правили еще пятеро человек — вплоть до конца IX в. н. э., то есть до конца истории города. Останки, обнаруженные в каменном саркофаге в склепе под Храмом надписей, принадлежали Щиту. В конце концов, удалось установить его настоящее имя — Пакаль. В Паленке обнаружено три способа написания этого имени, что является наглядным примером «комбинационной» природы майяской письменности (см. рисунок).

Различные способы написания слов Пакаль и Балам а) в виде отдельного логографа; б) фонетически; в) комбинированное — логограф + фонетическое дополнение

Первый способ: отдельный иероглиф-логограф — изображение маленького щита, часто встречающееся в батальных сценах. Второй способ — полностью фонетический: имя записывается как «Пака-л(а)», причем последний гласный, в соответствии с принципом сингармонии Кнорозова, выпадает. Третий способ: к иероглифу, обозначающему щит, добавляется так называемое фонетическое дополнение. На нашем примере показаны и способы написания слова «Балам», что значит «ягуар».

Часто при расшифровке того или иного текста создавалась путаница из-за различного звучания одного и того же знака. Иногда же знаки звучат одинаково, но имеют совершенно разное значение. Например, слово «кан» означает следующие понятия: «змея», «небо», «четыре». Знак, звучащий как «кан» и обозначающий змею, составляет именной иероглиф наследника Пакаля — Кан-Балама, или Змеи-Ягуара.

Думаю, все согласятся с тем, что письменность майя является не только коммуникативным средством, то есть служит для передачи информации, но и представляет собой своеобразную форму искусства. При этом каждый майяский город имел свой неповторимый стиль, свою «школу» письменности — от размашистого написания иероглифов в Копане и Киригуа до монументального, объемно-скульптурного стиля в Тикале.

Эмблема на камне

Военные глифы: а) «Раковина-звезда» — глиф, обозначающий войну; б) «Звезда над Сейбалем» означает, что город Сейбаль подвергся нападению; в) «Топор» — знак объявления войны

Несмотря на трудности и проблемы, которые поджидали и еще будут поджидать лингвистов в процессе расшифровки текстов майя, будем считать, что самые важные шаги и выдающиеся открытия были сделаны уже в 1970-х гг. А что же сегодня? Все ли иероглифы поняты и однозначно истолкованы? Послушаем Линду Сикл, человека на этом поприще не последнего:

Многое ли реально расшифровано? Я всегда отвечаю, что это зависит от того, что подразумевать под расшифровкой. Некоторые иероглифы интерпретируются абсолютно точно. Иногда мы знаем приблизительное значение иероглифа, но не можем выразить однозначным словом из современных языков. Например, один иероглиф интерпретируется как «держать» либо «хватать». Разница между возможными значениями, согласитесь, есть. В других случаях нам известно, что иероглиф относится к военной сфере, к свадебному обряду или связан с жизнью подростков, но нам понятна лишь тематика, в которой данный иероглиф уместен. А иногда мы можем определить только синтаксическую принадлежность — то есть выяснить, глагол перед нами или наречие, совершенно не понимая значения. И самое обидное, когда мы можем фонетически правильно, со всеми нюансами, прочитать иероглиф, но… это слово не встречается ни в одном современном майяском языке и диалекте, поэтому понять его мы не можем. Также у нас мало шансов определить значение иероглифа изолированного или встречающегося крайне редко.

На сегодня ученым удалось не только расшифровать точное значение примерно 50 % иероглифов майя, но и определить их правильное произношение. Общая доля непонятных по сей день текстов — около 20 %; то есть остался непрочитанным каждый пятый текст.

Пишущий кролик. Деталь керамической вазы

Рука с кистью. Резьба по кости. Из гробницы правителя Тикаля Чан-К’авиля

Древние майя — «крепкий орешек» для историков, лингвистов и археологов

Ученые довольно подробно восстановили историю зарождения, расцвета и упадка цивилизации майя. Мы даже знаем имена правителей и членов их семей: Пакаль и Кан-Балам из Паленке, Хасав-Чан-К’авиль из Тикаля и придворный художник Ах Машам из Наранхо — имена, дошедшие до нас сквозь толщу столетий и зазвучавшие вновь.

Объективные трудности, которые стоят на пути исследователей, не так-то просто преодолеть. Всякое изучение истории опирается на более или менее достоверные источники. К великому сожалению, сохранившиеся майяские письмена чрезвычайно скудно освещают повседневную жизнь простых людей — нет ни торговых записей, ни административных решений, ни описания житейских ситуаций. Некоторые исследователи полагают, что древние книги со страницами из обработанной коры содержали подобную информацию, но они исчезли. У майя нет ничего подобного шумерским клинописным табличкам, по содержанию которых можно было бы составить настоящую энциклопедию Месопотамии. Огромный древний пласт жизни майя так, по существу, и остается доисторическим. Ту никак не описанную эпоху можно реконструировать лишь посредством археологических методов в сочетании с ранними испанскими отчетами-наблюдениями, такими как «Сообщение» де Ланда, и этнографическими исследованиями традиций современных майя.

Дошедшие до нас письмена — на монументах или на изящных обсидиановых вещицах, найденных в усыпальницах, — все-таки отражают жизнь элиты майяского общества. Тексты, скорее всего, составлялись самими правителями, а придворные мастера вырезали их в камне, по дереву, записывали красной краской, и т. д.

Письменность майя, возникшая в эпоху становления городов-государств, то есть в конце доклассического периода, наряду с обозначением календарных дат и выражением определенных эзотерических идей, служила в качестве политического инструмента, который правители майя использовали для утверждения и укрепления своего влияния среди народа. Логично предположить, что читать и писать умели лишь избранные члены элиты, культивируемая исключительность которых (как владеющих сверхъестественными способностями) помогала внушать подданным страх и почтение.

Стела II в Каминальуйю, на которой изображен один из городских правителей позднеклассического периода в пышном головном уборе и маске птицы. В левой руке вождя — нож для обезглавливания

Степень грамотности среди простого населения оценить невозможно, но в любом случае она была крайне низка. Очевидно, что сюжетные сцены, изображенные на сценах и зданиях, играли роль этакой «наглядной агитации» для пришедших в город крестьян и просто для гостей города. Те, кто умел интерпретировать иероглифы, объясняли написанное и нарисованное своим неграмотным землякам. И неважно, какой стиль письма преобладал в данной местности: лейтмотив всех изображений и знаков был неизменным — культ местного правителя и его предшественников.

Зарождение и расцвет Тикаля