Глава 6 ЛЮДИ И БОГИ

Глава 6 ЛЮДИ И БОГИ

В этой главе мы попытаемся подробнее осветить те элементы культуры майя, которые называются верованиями народа, или религией, — то, что является каркасом, основой любого развитого общества. О верованиях майя времен классического периода мы знаем даже больше, чем о повседневной, будничной жизни народа. К сохранившимся письменам, из которых мы черпаем львиную долю информации о той эпохе, мы можем добавить кое-что из кодексов постклассического периода. Хотя записанные там сведения датируются временем, непосредственно предшествовавшим испанскому завоеванию, к отображенным там фактам следует относиться с известной долей осторожности; наличие хоть каких-то дополнительных сведений о майяском обществе — блестящий подарок для ученых. В кодексах весьма ощутимо влияние письменных летописных традиций Центральной Мексики, и, значит, выполнены они подробно и обстоятельно. В них собрана вся многовековая мудрость майя, их воззрения, их отношение к окружающему миру и многие свидетельства, подтверждающие особую приверженность майя к математике, астрологии и летоисчислению. Испанские хронисты и майяские авторы раннего колониального периода уделяют много внимания религиозным традициям и практикам майя, которые, как им кажется, существовали и в более древние времена. Их предположения и даже уверенность основаны на наблюдениях за современными крестьянами-майя, за тем, какие ритуалы и традиции они соблюдали.

Собранные воедино, все эти сведения, наблюдения и доказательства демонстрируют нам, что религия майя основана на восприятии мира, которое разительно отличалось от восприятия окружающего мира современными им народами Старого Света.

Страница Мадридского кодекса

Так, они не видели существенного отличия между повседневным, материальным миром, в котором живут люди, и сверхъестественным миром богов и духов. Всякое одушевленное существо и неодушевленный предмет и даже абстрактное понятие, по верованиям древних майя, наполнены сакральной сущностью или энергией. Эту энергию они видели в небесных явлениях, погодных феноменах и в силах, управлявшихся из подземного мира. Майя считали, что в той или иной степени энергия-сущность, называемая к’улель, или ч’улель (_в переводе означает «священство», «божество»), присутствует в человеке. Часто иероглиф «к’улель» встречается в выражении «к’уль ахау» — то есть «божественный властитель». Притом майя верили, что божественная сущность любого живого существа находится в его крови.

Несомненно, по представлениям майя, сакральная сущность присутствовала в элементах окружающей природы и ландшафте. Священными считались источники, озера, реки, ручьи и даже пещеры. Некоторые места стали для майя центрами паломничества, как например, Священный Сенот[2] в Чичен-Ице или огромная, покрытая рисунками пещера Нах-Тунич в юго-западном Петене. Эту пещеру посещали правители и знать Калакмуля, Караколя и других важнейших городов майя. Археологи нашли здесь множество захоронений позднеклассического и постклассического периодов, однако пещера к моменту ее обнаружения в 1979 году была разграблена. Вообще, пещеры, представлявшиеся майя разверзнутыми пастями земных чудовищ, считались входами в Шибальбу, то есть в царство мертвых. Горы также были объектами поклонения, их майя считали проводниками в мир небесных богов, «ответственными» прежде всего за дожди, а значит, и за само сохранение жизни на земле.

Древние майя обожествляли многих животных; особенная сакральная сила приписывалась ягуарам, кайманам, змеям и хищным птицам прежде всего из-за тех свойств и качеств, которых нет у человека. Например, быстрый и жестокий ягуар видит в темноте и может охотиться ночью; змеи сбрасывают старую кожу, и, как казалось майя, умели рождаться заново. Животным подвластна жизнь в разных царствах — на суше, в небе и в воде.

Танцующий правитель майя — наполовину человек, наполовину ягуар. С разрисованной вазы позднеклассического периода

Правители майяских городов неспроста называли себя ягуарами и нескромно считали свою кровь божественной, то есть «к’улель».

В их персональных иероглифах часто присутствует понятие «ягуар» как символ сверхчеловеческих способностей и доминирующего положения в обществе.

Подобное видение мира уходит своими корнями в далекую эпоху собирателей и охотников, тогда первыми проводниками в потусторонний мир духов были шаманы. Шли столетия, с появлением и ростом новых поселений, с превращением примитивного общества в сложный, централизованный организм политическое и религиозное лидерство перешло к правящим династиям. Прежние деревенские шаманы передали эзотерические знания новым властителям дум — царям и правителям, которые стали принимать участие во всех важнейших религиозных церемониях. Именно у майя классического периода выработались самые сложные и блестящие формы религиозного выражения во всей древней Месоамерике. В каждом городе-государстве и небольшом поселении существовала своя версия распространенных ритуалов и церемоний, но все эти версии объединяла одна важная особенность — главная роль в отправлении религиозного культа принадлежала местному царю — посреднику между его народом и миром духов.

Узнать, какие боги входили в майяский пантеон, оказалось делом весьма непростым. В 1904 году после изучения «кодексов» Пол Шеллхаз идентифицировал некоторых основных богов, которым поклонялись в позднеклассический период. Мало кто из исследователей сомневается, что главные общепризнанные божества майя были не чем иным как олицетворением природных сил, явлений и тел: ветра, молний, дождя, планет и даже маиса. Этим божествам приписывались характеристики человека и животного (например, человека и ягуара), одновременно они могли находиться в разных, порой противоположных ипостасях — мужчины и женщины; быть молодыми и древними, добрыми и злыми; иметь днем одну наружность, а вечером — другую. Все это выражало одно из фундаментальных воззрений майя на окружающий мир: дуализм природы, сосуществование в одном предмете или явлении двух противоположных начал, подобно китайским инь и ян.

Видимый мир, населенный людьми, майя считали плоскостью, разделенной на четыре сектора, каждый из которых был обращен к одной из сторон света. Это стало понятно после прочтения надписей на одной из тумб в Рио-Асуль: в описанной модели мироздания ученые выделили четыре иероглифа, обозначавших север, юг, восток и запад. Эти же самые иероглифы появились в по-стклассических «кодексах», где каждой стороне света приписывались «сакральная сила» и прочие атрибуты. Восток — сторона света, где восходит солнце, — связан с рождением, плодородием и красным цветом. Запад — заход солнца — олицетворял собой смерть, уход в подземный мир и черный цвет. Север, откуда приходят долгожданные дожди, обозначался белым цветом и ассоциировался с восхождением на небеса, в то время как юг, наоборот, был связан с землей и обозначался желтым цветом. Каждой стороне света соответствовали свои божества-покровители: бака-бы, поддерживающие небо в четырех углах Вселенной, павахтуны (боги ветра) и чаки (боги дождя); все они также различались по цвету, связанному с той или иной стороной света. В некоторых сообществах майя Земля представлялась как маисовое поле, в других — как спина крокодила; еще ученые обнаружили описание Земли в виде панциря черепахи.

Мы упомянули о четырех сторонах света — столпах космогонии майя, однако существовал и пятый — центр мироздания, некая точка, где в момент создания мира небо отделилось от земли. Эту конструкцию майя называли мировым древом, корни которого находятся глубоко в подземном мире, а ветви распростерлись высоко в небесах. Художественно и геометрически — это аналог христианского креста. Именно это мировое древо археологи увидели на саркофаге Пакаля и в храмах Паленке. Центр композиции обозначен цветом «йаш» — голубовато-зеленым оттенком, символизирующим воду, небо, нефрит и молодые зерна маиса. Это фундаментальное восприятие мироздания в виде «дерева-креста» сохранилось у потомков древних майя по сей день. Так, в высокогорье Гватемалы шаман (на языке майя — чучк’ахау), прежде чем приступить к ритуалу, складывает перед собой деревянную модель древа, украшает ее свечами и цветами и обязательно отмечает центр конструкции как центр мироздания.

В мифологии майя Вселенная управлялась множеством богов, роль которых ученые идентифицировали достаточно точно: К’инич-Ахау, или Наижарчайший Владыка — бог солнца. Этим именем, присоединив его к своему персональному, щеголяли многие майяские правители. К’инич-Ахау управлял движением планет и солнца, и с его функциями были тесно связаны идеи жизни, смерти и возрождения. В искусстве майя бог солнца часто трансформировался в своего «ночного коллегу» из подземного мира — Ягуара-Солнца.

Чак, древний бог дождя, как мы уже упоминали, сопровождал стороны света — отсюда такие странные, на первый взгляд, сочетания: белый чак севера, желтый чак юга, и т. д. Интересно, что культ Чака на севере Юкатана жив и поныне. Перед посевом культур или приходом сезона дождей молебны воздаются именно в адрес Чака, потому что если этот бог обидится на недостаток внимания к своей персоне — жди засуху и ураган.

Самым главным среди небесных божеств был Ицамна, морщинистый старик с крючковатым носом и беззубым ртом (см. рисунок). Ранние колониальные хроники повествуют о том, что Ицамна — творец мира и основатель жречества; а в древних письменных источниках указывается, что этот бог изобрел письменность и покровительствовал обучению. Его женой считалась Иш-Чель — богиня луны, врачевания и деторождения. Иш-Чель поклонялись исключительно женщины; испанские хронисты сообщают, что наблюдали ее культ на острове Косумель и на Исла-Мухерес (острове Женщин). Собственно, название последнему конкистадоры дали, обнаружив там многочисленные статуи женщин, которые ясно свидетельствовали о царившем на острове культе прекрасной половины человечества.

«Бог К» (по классификации Шеллхаза), известный в эпоху Конкисты как Болон-Ткацаб, а в классическую эпоху как К’авиль, покровительствовал царям майя и считался богом войны. Чаще всего К’авиль изображался в виде фигурки, которую держали в своих руках правители. Альфред Модели назвал это «куколкой на трости». Именно с такой «тростью» (а точнее, со скипетром) предстает перед нами юный Кан-Балам на фронтальных рисунках Храма надписей в Паленке. Передача или принятие скипетра символизировали переход верховной власти к царю-преемнику.

Особое место в пантеоне майя занимали бог ветра и планеты Венеры Кукулькан и бог кукурузы. В письменных источниках ученые идентифицировали десятки других богов и божков, которые покровительствовали вполне определенным аспектам жизни: торговле, охоте, рыболовству, пению, танцам и даже разведению пчел.

Многослойная Вселенная майя с ее внушительным количеством богов кажется запутанной и сложной для понимания. Но сами майя, особенно посвященные в эзотерические знания, прекрасно разбирались в многообразии пантеона. Божественное сообщество было таким же многочисленным и разнообразным, как и природные феномены и проявления человеческого разума. Солнечные восходы и закаты, движение солнца, луны и планет по небосводу воспринимались как результат воздействия богов, управляющих всем мирозданием. Движение небесных светил отражало движение времени и, в конечном счете, бесконечный ход космических циклов, жизни и смерти нового рождения. Величие времени осознавалось как величие божественного провидения, поэтому майяские астрономы и математики так трепетно относились к величайшему своему творению — календарю.

Все народы во все времена всматривались в небеса, затаив дыхание. Кроме влюбленных и звездочетов, с большим интересом смотрели на небо земледельцы, заинтересованные во всходах посевов и обильных урожаях. Тот факт, что на календарь сельхозработ по всему миру влияли одни и те же звезды и планеты, вовсе не говорит о трансокеанском контакте цивилизаций, как пытаются нас уверить некоторые энтузиасты. Скорее, это указывает на всеобщий прагматизм, трудолюбие, наблюдательность всех народов, проживавших по обе стороны океана. Все они с восхищением взирали на звезды, но майя — с особым, сакральным благоговением.

Изображения астрономических обсерваторий в «Кодексе Нутталь» и «Кодексе Селден»

Астрономы майя наблюдали за светилами невооруженным глазом: у них не было ни телескопов, ни сложных измерительных приборов, ни часов. У нас есть иллюстрации работы древних астрономов Месоамерики. В миштекском «Кодексе Нутталь» имеется изображение человека, находящегося в обсерватории и вглядывающегося в сторону горизонта сквозь скрещенные брусочки одинаковой длины — очевидно, какой-то простейший астрономический прибор наподобие квадранта. Подобное изображение присутствует еще в одном сохранившемся кодексе миштеков. Правда, здесь через перекрестие квадранта глаз древнего астронома смотрит прямо на нас.

Современные астрономы уверены, что древние майя вели наблюдения за горизонтом, а точнее, за светилами, готовыми горизонта коснуться. Фиксируя тот промежуток времени, когда определенное светило касается горизонта в той же самой точке, древние астрономы вычисляли синодический цикл этого светила. Этой задаче помогали и топографические особенности горизонта. В Йашчилане, например, астрономические наблюдения облегчала гряда холмов на горизонте, прекрасно просматривающаяся с местной возвышенности в центре города. Более того, сам город спроектирован так, что многие здания находились на линиях, проведенных от места наблюдения до точек восхода и захода солнца в день зимнего и летнего солнцестояния. А с одного здания — сооружения № 41 — видно, что восход солнца в день летнего солнцестояния происходит точно между самыми высокими холмами-близнецами, расположенными неподалеку.

В Ушмале все здания выстроены по линии север-юг, и лишь одно из них — впечатляюще красивый Дворец правителя — почему-то выбивается из общей городской геометрии, обратившись фасадом к северо-востоку. Проведя линию от центрального входа здания к той точке над горизонтом, где в 900-м году в момент наибольшей яркости и максимального смещения к югу находилась Венера, ученые наткнулись на пирамиду в местечке Сеетцук, в пяти километрах от Ушмаля. Важность Венеры для местного царя, носившего имя Властитель Чак и выстроившего Дворец правителя, отражена на фасаде этого здания. На нем изображены две сотни мозаичных масок бога дождя, и каждая (!) из них сопровождается иероглифом, обозначающим Венеру. Культ Венеры отображен и в Чичен-Ице, где одно здание (по-видимому, обсерватория) ориентировано именно на самое северное склонение утренней звезды. В различные фазы Венера обязательно «заглядывает» в определенные окна обсерватории.

Венера в мифологии и религиозном сознании майя была самой «кровавой» планетой, сродни Марсу в древнегреческой и древнеримской мифологии. Первым это заметил антрополог Флойд Лaунсбери во время исследований в Бонампаке. На городских стенах он обнаружил надпись, повествующую о том, что во время нижнего соединения Венеры с Солнцем (то есть 2 августа 792 года, когда Венера прошла по диску Солнца) произошла «великая битва». Чуть позже пленных врагов публично казнили, а именно тогда, когда Венера вновь стала привычной утренней звездой. Почему именно Венера стала символом войны и жертвоприношений, пока непонятно, но эта планета стала для майя важнейшим после Солнца небесным светилом. В майяской мифологии они считались «героями-близнецами», видимо, из-за астрономической особенности сопровождения Солнца Венерой на небосклоне. Венера появляется на небосклоне либо вечером сразу после захода Солнца, либо утром непосредственно перед восходом дневного светила.

Обсерватории майя, выстроенные в доклассический период, обнаружены в Вашактуне, Тикале и Калакмуле. Доказано, что во многих городах астрономические наблюдения велись еще в незапамятные времена.

Пирамида E-VII — солнечная обсерватория, Вашактун

Майя наблюдали не только за Солнцем и Венерой, немало их занимали и фазы Луны. Сведениями о фазах Луны часто сопровождаются датировки на стелах, сооруженных в классический период. 29-30-дневные лунные циклы вошли в основу календарного долгого счета. Древние астрономы заметили, что 149 лунам соответствуют 4400 земных суток, иными словами, майя выяснили, что лунный месяц состоит из 29, 53020 земных суток. По современным данным, определенным с помощью атомных часов, лунный месяц составляет 29, 53059 суток. Точность поразительная! Венерианский календарь майя допускает ошибку в один день за 500 лет! Кроме того, майя наблюдали за движением Марса, Юпитера, Меркурия и Сатурна. Таблицы солнечных и лунных затмений, созданные майя на основе наблюдений, проводившихся в течение жизни многих поколений, и сегодня поражают своей точностью.

Преуспели астрономы майя и в определении солнечных циклов. Кстати, майяский иероглиф «кин» имеет два значения — «солнце» и «день». Все аспекты жизни людей так или иначе связаны с дневным светилом, оно играло ключевую роль в жизни всех слоев майяского общества — от простых землепашцев до жрецов и правителей, определявших дату очередного ритуала и жертвоприношения. Майяские календари и таблицы, рассчитанные на основе наблюдений за солнечными циклами, современные астрономы считают математически безупречными.

Остановимся подробнее на венерианских таблицах, или эфемеридах, как их называют современные ученые. Их точность обусловлена наблюдением за Солнцем. Предсказания движения Венеры по небосводу сложны из-за того, что планета периодически появляется и исчезает, оставаясь значительное время невидимой. Каким образом можно рассчитать прохождение диска Венеры по диску Солнца, не имея ни телескопов, ни соответствующего математического аппарата? Майя делили полный венерианский цикл движения по небосводу на четыре фазы (этого же деления придерживаются астрономы и сегодня). В качестве утренней звезды Венера сияет 236 дней в году. Затем в течение 90 дней планета не видна, потому что пребывает в так называемом «верхнем соединении», то есть для землян как бы прячется за Солнцем. После этого Венера предстает перед нами в качестве вечерней звезды на целых 250 дней, а затем вновь прячется от наших взоров в течение 8 дней в «нижнем соединении». В общей сложности полный цикл Венеры составляет 584 земных суток. Майяские астрономы заметили, что пять полных венерианских циклов соответствуют восьми 365 дневным солнечным годам. В результате майя приняли за одну из основ при составлении календаря восьмилетний солнечный цикл, который соединял в себе движения Солнца и Венеры.

Солнечное затмение, изображенное в «Дрезденском кодексе»

О масштабах достижений майя в математике, астрономии и искусстве составления календарей мы можем судить по хранящемуся в Европе «Дрезденскому кодексу». В этом фолианте, листы которого выполнены из обработанного луба фикуса и достигают в длину 3,5 м (страницы размером 9x20,5 см сложены «гармошкой»), помещены таблицы с предсказаниями затмений, заходов и восходов Солнца, эфемеридами планет. Все данные сопровождаются изображениями богов, соответствующих каждому определенному дню. Большая часть фолианта посвящена серии 260-дневных циклов с астрологическими предсказаниями. Современные ученые до сих пор поражаются точности таблиц Венеры с расчетами движения этой планеты, а также лунных таблиц для вычисления возможного времени затмений.

Майя не были учеными в строгом, современном значении этого слова, но не были они и просто созерцателями. В движении небесных светил они искали смысл, практическое значение для повседневных занятий, а также ответы на свои вопросы.

Сотворение мира и жертвенная кровь

Во времена конкисты Диего де Ланда заметил, что все майя от мала до велика время от времени пускают себе кровь в качестве жертвоприношения богам. В классический период эта практика была распространена практически повсеместно. Благодаря произведениям искусства и проведенным раскопкам ученые сделали однозначный вывод: представители майяской знати, например, прокалывали себе языки, уши, губы и, пропитав кусочки древесной коры кровью, поджигали их, наблюдая, как кровавый дымок поднимается ввысь, к богам. Ритуал кровопускания был настолько священен, что даже инструменты для прокалывания и разрезания кожи (выполненные из обсидиана, кости или позвоночника морского ската) разукрашивались как настоящие ритуальные принадлежности. Кровопускание — не только дар богам, но и своеобразный способ установления связи с потусторонним миром. Кровопотеря сама по себе может привести к полуобморочному состоянию, напоминающему транс, а майяские кровопускания к тому же сопровождались курением табака и других растений — большей частью галлюциногенных. Входя в транс под мерные удары шаманских бубнов, майя посещали мир духов. По всей видимости, этот ритуал занимал первостепенное место во всей религиозной практике майя, а правители считались главными жрецами-шаманами всего общества, способными контактировать со сверхъестественными силами и даже влиять на них ради блага своего народа. Общение с потусторонним миром должно было проходить вдали от любопытных глаз — и действительно, под Дворцом в Паленке обнаружены подземные ходы, ведущие в помещения с каменными скамьями. Попасть в такое помещение — все равно что опуститься в таинственный подземный мир. «Меня не покидает мысль, что все эти ходы и камеры предназначены для каких-то религиозных штучек» — писал Эрик Томпсон много лет назад.

Сегодня мы можем смело рассуждать о том, что именно представляли собой эти «религиозные штучки». Боги хотели получить от людей в подарок не только кровь, как думали майя, а нечто более существенное: им была необходима человеческая плоть. С самых первых лет испанского владычества ужасная религиозная традиция майя — убийство человеком человека ради принесения его в жертву — пугала и изумляла европейцев.

Ваза семи богов. Шесть божеств стоят у трона верховного владыки. В начале текста приводится дата сотворения майя

Теперь мы видим у майя какую-то гипертрофированную жажду крови, что роднит их с ацтеками, но до сих пор трудно сказать, насколько далеко зашло у майя «увлечение» жертвоприношениями и как велико было число жертв. Барельефы на стелах и рисунки на керамике и во дворцах не дают однозначного ответа: являлись ли изображенные там люди единичными жертвами, или же они были частью огромной армии обреченных на смерть во имя богов? Первое предположение кажется более правдоподобным, и в реальности во время проведения важнейших религиозных ритуалов на заклание отправлялись немногие несчастные. По крайней мере, не в тех «промышленно-конвейерных» масштабах, какие были приняты у ацтеков. Однако в случае с майя нельзя не содрогнуться, узнав о подробностях «подготовки» жертв к казни: их били, унижали, вырывали у них ногти и, главное, мучили бесконечными кровопусканиями. Самые же знатные пленники, как, например, правитель Паленке К’ан-Ой-Читам, могли пребывать в заточении годами, до тех пор, пока боги сами не подскажут мучителям дату казни. Жертвам обычно отсекали головы, но иногда, по ацтекской «традиции», у них живьем вырывали трепещущее сердце. Бывали случаи, когда у палачей разыгрывалась фантазия, и тогда жертвам отрубали конечности, сжигали их на костре, стреляли по привязанным к столбу людям из лука и даже сталкивали обреченных вниз по каменной лестнице.

Тем не менее на некоторых рисунках прослеживаются элементы уважения к пленникам. На костяной дощечке из Тикаля изображен узник, с гордым безразличием взирающий на веревки, которыми он опутан. Источники указывают на то, что если приговоренный вел себя достойно, то заслуживал к себе такого же отношения. Вообще, для майя жертвоприношение было скорее праздником, чем убийством ради убийства. Тот, кому предстояло встретить свою кончину, по сути являлся актером, игравшим смерть и возрождение жизни; и уж наверняка он мог рассчитывать на почетное место в загробном мире.

Конечно, в задачи археологов не входит оценка давно ушедших народов с моральной точки зрения. Тем более, что по прошествии стольких веков мы не сможем до конца разобраться в значении жертвоприношений и сопутствующих им жестокостей для майяского общества; здесь майя также загадочны, как и во всем остальном.

Религия и государство

Человеческие жертвоприношения, без сомнения, были не чем иным, как массовыми зрелищами, сродни древнегреческим Олимпиадам, боям гладиаторов в Древнем Риме и современным футбольным матчам. Издевательства и пытки, скорее всего, происходили в процессе «подготовки», то есть носили закрытый характер. На финальное действо в определенный праздничный день стекалось множество народа как из самого города, так и из предместий. Толпы любопытных, возбужденных людей заполняли центральную площадь, чтобы не пропустить самого главного — принесения в жертву богам какого-нибудь высокопоставленного пленника, а то и вовсе соседнего царя. Жертва обычно принимала свою смерть на поле для игры в мяч, либо на вершине пирамиды, откуда обезглавленное тело сбрасывали по ступеням, обозначая этим его поход в царство мертвых. Само жертвоприношение символизировало круговорот божественной энергии, а кровь жертвы, окропляющая землю, несла эту энергию бренному миру, вселяясь в растения, животных и людей.

Жертвоприношения свершались не затем только, чтобы задобрить богов, они представляли собой прекрасный испытанный инструмент укрепления власти правителей. Божественная энергия пролитой крови питала политический и религиозный авторитет майяских царей — тех, кто в глазах простого народа был посредником между земным и небесным. «К’уль ахау» называли они себя, то есть «священными властителями».

У богов майя обнаруживается очень много человеческих качеств: они старятся и умирают, враждуют между собой и мирятся. Более того, они могут позволить некоторым людям общаться с собой, как с равными, то есть как с живыми существами. Об этом повествует сага «Близнецы-герои». В ней рассказывается, как братья-близнецы, самые первые люди, искали свое место под солнцем в темное неопределенное время до создания мира. По сюжету братья в конце концов победили силы смерти и заслуженно заняли свое место среди небожителей. Современные исследователи склоняются к мысли, что сага придумана самими правителями, считавшими себя потомками «близнецов-героев». Такой вывод ученые сделали, исходя из лингвистических особенностей саги. Это произведение появилось и было зафиксировано в камне и на бумаге в эпоху первых династий майяских царей, то есть в конце доклассического периода. К позднеклассическому периоду сага превратилась в своего рода инструкцию к применению для новоиспеченных правителей. Поступки, судьба и влияние близнецов-героев сделались моделью для подражания, примером для майяских царей с замашками небожителей.

Место, где обычно происходило сакральное действо жертвоприношения, также выбиралось не случайно. По обыкновению, представление разыгрывалось на площадке для игры в мяч со скошенными боковыми стенами. Сеть подземных коридоров и камер (своеобразный макет Шибальбы) располагалась зачастую как раз под городским стадионом майяского города — таким образом, жертвенная кровь сразу же попадала в царство мертвых, напрямую к богу маиса. Из мифологии майя известно, что бог маиса, брошенный на произвол судьбы своими сыновьями, попал в Шибальбу; и хотя впоследствии он воскрес, выбраться из подземелья ему не хватило сил. Каждый правитель, считавший себя воплощением одного из «братьев-героев», брал на себя заботу о вызволении бога маиса из подземного мира, для чего требовалось как следует угостить незадачливого бога кровью вражеских пленников, напитать его необходимой энергией. Напоив божество жертвенной кровью и отогнав властелинов смерти, майя таким образом надеялись на высшее покровительство в делах совершенно приземленных — стремлении получить хороший урожай.

Герои-близнецы. Характерные точки на их телах означают родство с ягуаром

Большое значение правители придавали ритуальному одеянию: во время празднеств они надевали маски и костюмы, которые, по их мнению, «превращали» их на некоторое время в богов и наделяли особой сверхъестественной силой. Например, правитель 18-Кролик представал перед взором своих подданных в костюме бога маиса — в таком виде он запечатлен на стеле «Н» в Копане. В головном уборе из роскошных перьев царь танцует, радуя себя и других своей сверхъестественной силой. На гравированной притолоке, найденной в склепе царя Хасава-Чан-К’авиля в Тикале, изображен юный бог, спускающийся на каноэ в подземное царство. В этой же гробнице находился роскошный керамический сосуд, покрытый нефритовыми пластинками и увенчанный выполненной из зеленого обсидиана головой человеко-бога, создавшего жизнь на земле.

Самое яркое отождествление правителя с богом (в частности, с богом маиса) найдено в Паленке. Речь идет об уже упоминавшемся саркофаге Пакаля, обнаруженном стараниями мексиканского археолога Альберто Руса в 1952 году. Композиция изображения на крышке саркофага производит фантастическое, «космическое» впечатление. Верхняя часть рисунка буквально усеяна небесными символами, а во многих местах мы видим изображения предметов, символизирующих к’улель — божественную силу, присущую человеку-Пакалю, — раковины, нефритовые бусы и цветы.

На самом верху композиции, венчая крестообразное мировое древо, расположилась фантастическая птица, символизирующая край небес и бога Ицамну. Ветви древа оплели двухголовые змеи — символ, так полюбившийся царям майя. В центре композиции — сам Пакаль в нефритовых одеяниях бога маиса, попавший в крепкие объятия подземного мира мертвых. Под ним изображен большой сосуд, предназначенный для сбора жертвенной крови. На сосуде нарисован проглоченный тьмой бог солнца. Все изображение целиком посвящено смерти Пакаля, вернее, тому моменту, когда он попадает в царство мертвых. Смысл композиции заключается в том, что из (смерти) крови Пакаля, так же, как из смерти бога маиса, обязательно вырастет новая жизнь и произойдет обновление на всех уровнях мирового древа.

На крышке саркофага Пакалю отведено центральное место, то есть в самом центре майяского универсума. Этой же привилегии удостаивались и другие правители, причем не только после смерти. Каждый считал себя центральной точкой мироздания, и в подтверждение этого художники окружали царские изображения космической символикой.

Интересно, что воззрения майя о строении Вселенной четко прослеживаются и в архитектуре их городов. Особенно это заметно на примере «Пирамид-близнецов» в Тикале. Здесь с высоты птичьего полета видно, как две пирамиды, западная и восточная, образуют две ветви мирового древа, а девятидверное здание к югу символизирует царство мертвых. На севере комплекса на открытом пространстве находится единственная стела, на которой отображен вечный ход времени.

Конечно, не в каждом городе представление о вселенной подано в такой ясной, четкой манере. Ученые, расшифровывая иероглифы, нашли другие способы выражения космологических идей, к которым прибегали майя. Например, центральные площади городов символизировали поверхности царства мертвых и зачастую проектировались так, чтобы во время сезона дождей их затопляло водой — по аналогии со всемирным потопом в момент сотворения мира. Площадки для игры в мяч служили переходом в подземное царство. Особая роль отводилась стелам; майя их называли «тэтун» — «каменные деревья». Стелы-деревья вырастали из подземного царства, и для каждого правителя «личная» стела с его изображением была тем столпом, на котором держалась его империя.

План комплекса 4Е-4. «Пирамиды-близнецы» в Тикале

Если площади и площадки соотносились с подземельем, а стелы — с деревьями, то пирамиды считались горами, с помощью которых устанавливалась связь между землей и небом. Интересный факт: строительство малых пирамид на плоских вершинах более крупных пирамид — как в Копане или Тикале — отражало древнее представление майя о том, что на вершинах холмов обитают духи умерших людей.

Вдали от пирамид

К VIII в. н. э. между майяскими городами простирались многие тысячи плантаций, занимаемых преимущественно маисом — главной культурой и основой благополучия майя. Хозяйничавшие на этих плантациях крестьяне вели тот же образ жизни, что и многие столетия назад. Основной ячейкой крестьянского сословия так же, как и сегодня, являлась «расширенная» семья — по существу, часть рода. Как правило, это были три-четыре семейные пары, объединенные родством по мужской линии. Естественно, в такой фамильной группе мы увидели бы множество детей, в том числе и работоспособного подросткового возраста, а также уцелевших представителей старшего поколения. Один из них, возможно, самый старший и опытный, признавался главой всей семейной группы.

Большую часть времени мужчины проводили в поле или на охоте, а также занимались такими фундаментальными вещами, как строительство жилья, хозяйственных построек, дренажных каналов. Они рыли колодцы и помойные ямы. А женщины, оставаясь у очага, присматривали за детьми, работали в огороде, готовили пищу и занимались ремеслами — ткали, изготавливали глиняную посуду. Такая семейная группа жила в небольшом поселении из 6-10 зданий — жилых и хозяйственных построек. Расположенные по окружности строения образовывали внутренний двор — «патио», где люди занимались хозяйственными делами. Здесь же горел общий очаг, играли дети, а вечером собирались уставшие мужчины. Жилища были такими же, какие мы видим сегодня у индейцев бразильской се львы: однокомнатные хижины, построенные из бревен на земляной платформе-возвышении. Бревна обмазывали глиной или обкладывали глиняным кирпичом. От дождей обитателей хижины спасала крыша из широких пальмовых листьев. При участии всех родственников такой дом собирался за считанные дни. Внутри такой хижины было достаточно прохладно.

Зачастую к одной фамильной группе, уже обосновавшейся на определенном месте, присоединялись другие. Так рождалась деревня. В каждой деревне обязательно находилась семья более удачливая, трудолюбивая и амбициозная; вскоре она начинала доминировать над соседями. По мере роста населения постепенно такая семья превращалась в местную знать. Дом правящей семьи, как правило, находился в центре поселения, выглядел более впечатляюще, чем остальные жилища, и располагался на большей земляной платформе.

Со временем разрастающиеся поселения превращались в города. К этому времени уже была сформирована элита, или правящая династия, где власть передавалась потомкам в рамках одной династической линии.

Интересно, что задолго до классического периода простые майя своих покойников не хоронили на кладбищах, не кремировали, не раскладывали на ветвях деревьев и не относили в сакральные места. Умерших зарывали в землю прямо под домом или рядом с ним. Таким образом, предки не расставались со своими потомками и, по поверьям, приглядывали за ними.

Главным строительным материалом для обитателей юкатанской равнины являлся лес. Огромное разнообразие видов деревьев в тропической сельве обеспечивало любую потребность древних земледельцев и охотников. Твердые сорта древесины использовались для строительства домов, изготовления мебели, каноэ, сундуков, статуй и стел и множества других предметов. Пальмовые и хвойные деревья, а также растения, содержащие волокно, шли на производство тканей и одежды, циновок, сандалий, корзин. Смола, добываемая из дерева копал («смоляного дерева»), считалась благовонием и при сжигании источала приятный аромат. Капок, мягкий материал, окружающий семена сейбы (местного шелковичного дерева), служил прекрасной набивкой матрацев и подушек. Кстати, на таких подушках, скрестив ноги, восседают многие герои на майяских рисунках и барельефах. Остатки набитых капоком подушек обнаружены в майяских захоронениях наряду с другими предметами. Многие виды растений и деревьев шли на изготовление лекарств, красок и даже яда; кроме того, майя всегда имели под рукой топливо для поддержания очага, приготовления пищи и обжига керамики. В лесах обитали звери и птицы, которые шли в пищу, а также служили поставщиками ценных перьев, кости, шкур и других нужных материалов.

Майя, которые жили по берегам океанов, озер и рек, ловили рыбу, собирали раковины, черепах и другую живность, пригодную в пищу. Они торговали вяленой рыбой. В могилах прибрежных майя, кроме игл скатов, использовавшихся для кровопускания, обнаружены кораллы и даже зубы акулы.

Вскоре после появления человека на Американском континенте исчезло животное, напоминавшее шотландского пони. Ученые полагают, что его полностью истребили древние американские охотники. В южноамериканских Андах предки инков сумели приручить горных верблюдов — ламу и альпаку. Инки пили молоко этих животных; шерсть в условиях горных холодов была неоценима, кроме того, они использовались как прекрасное средство передвижения и перевозки товаров. В Центральной Америке, к сожалению, не оказалось крупных животных, которых можно было бы приручить в тягловых целях. Свои грузы жители Месоамерики переносили либо на своей спине, либо перевозили на каноэ. Индюк, собака, голуби и мускусная утка — вот, пожалуй, вся одомашненная живность. Сюда можно добавить и пчёл, для которых выдалбливались специальные дупла-ульи. Собаки играли в жизни центрально-американских индейцев универсальную роль: служили охранниками, помогали в охоте, являлись источником мяса (некоторые породы). Во многих городах майя обнаружены оленьи кости, и археологические изыскания подтверждают, что олени содержались в загонах, а после сбора урожая их выпускали пастись на полях для уничтожения сорняков.

Майя употребляли в пищу обезьян, пекари, броненосцев, тапиров, кроликов и других грызунов — таких, как агути. Мясо животных жарили, варили и тушили в сочетании с овощами, острыми приправами и травами. Тушеная индюшатина — блюдо, самое упоминаемое испанскими хронистами. Однако реальная гастрономическая картина из жизни древних обитателей Месоамерики не такая радужная: они, в основном, употребляли растительную, вегетарианскую пищу — маис, бобовые, перец и тыквенные. Нельзя не упомянуть о других растениях, которые культивировали майя: острый перец чили, томаты, чеснок, маниока, табак, хлопок, какао; всего в сельскохозяйственном списке майя 55 видов культурных растений, что ставит майяских земледельцев в один ряд с их современниками — великими аграрными цивилизациями Китая, Индии и других жемчужин Старого Света.