И КАКОЙ ЖЕ РУССКИЙ...
И КАКОЙ ЖЕ РУССКИЙ...
ОН НЕ БУДЕТ БОЛЬШЕ МОЛОДЫМ
Застольный сюжет позволяет представить мгновенные метаморфозы характеров: у самых скромных героев появляется богатырская удаль и титаническая мысль: Крошка Цахес превращается в Ахилла. Новоиспеченному герою «море по колено», «семь верст не крюк», Цицерон не оратор, Боян не певец.
Вот оно, волшебство перевоплощения. Ты силен. Ты красив. Ты остроумен. Все вокруг вызывает симпатию. Когда протрезвеешь, тебе расскажут, что ты разговаривал с придорожными тумбами и пытался пригласить торшер на танец.
Настала пора произнести тост за женщин. Хотя и допускается чеховская мысль, что «отечеству женщина не приносит никакой пользы. Она не ходит на войну, не переписывает бумаг, не строит железных дорог, а, запирая от мужа графинчик с водкой, способствует уменьшению акцизных сборов», что часто она «за неимением других тем начинает говорить о детях или пьянстве мужа» и т. д., и все же осознается необходимость торжественного признания неоспоримого факта, что «женщина есть опьяняющий продукт, который до сих пор еще не догадались обложить акцизным сбором». Будет много выпито за прекрасных дам, вдохновляющих на подвиги, вливающих в холодные жилы мужчин огонь творчества. Будет обязательно поднят тост за жен – за эти путеводные звезды, на свет которых скоро отправятся ослабевшие от возлияний застольники: «Расшатанные, клюя носом, забыв адресы наших квартир, поедем странствовать во тьме. И кто же, какая светлая звезда встретит нас в конечном пункте нашего странствия? Все та же женщина! Уррррааа!»
Доходит очередь и до отчаянных страстей. Пьяная душа стремится к самовыражению; ей необходимо общение, коллектив, громогласно заявляющий печальную истину: «Я не буду больше молодым» – и сомневающийся в ней уже самим фактом дружного и нестройного песнопения.
Но это, так сказать, мирный вариант развития событий. Возможен и другой. Вместо того чтобы использовать свои способности, думать, творить, человек врубает ракетные двигатели дурного характера на полную и наскоро прикапывает всех, кого угораздило оказаться в зоне взрыва. Истерика на всю округу: накачавшись до бровей, человек бушует в ярости на мир. На себя.
Застолье движется к завершению; все уже выпито и съедено, теперь можно и дальше отправиться, чтобы, по Чехову, «беспорядков искать». Нередко собравшиеся, исчерпав жанр пьяного праздника жизни, пребывают в состоянии странной тоски и непонятного отвращения к себе и окружающим. Об этом рассказывает персонаж А. Аверченко: «Есть во всякой подвыпившей компании такой психологический момент, когда все смертельно надоедают друг другу и каждый жаждет уйти, убежать от пьяных друзей. Но обыкновенно такой момент всеми упускается. Каждый думает, что его уход смертельно оскорбит, обездолит других, и поэтому все топчутся на месте, не зная, что еще устроить, какой еще предпринять шаг в глухую темную полночь».
Потом приходит следующий день... Мироздание просыпается медленно. Складывается впечатление, что оно больно. После вчерашнего.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.