И КАКОЙ ЖЕ РУССКИЙ...
И КАКОЙ ЖЕ РУССКИЙ...
О РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ И ЛЮБВИ
Итак, rendez-vous.
Объяснение девушки: неподдельный испуг и поддельная бравада. В партии мужчины доминирует неуверенность. Фишка в том, рассуждает Онегин, Печорин, Рудин и прочий совокупный герой-мужчина, чтобы заставить девушку умолять тебя позволить тебе помочь. А потом ты по бесконечной доброте душевной, окажешь ей любезность – разрешишь тебе помочь.
Полюбить женщину. Ради уюта. Покоя. Детей. Безопасности. Чтобы не быть одному. По всем, как говорится, обычным причинам – не для героя русской литературы.
Мысль об обзаведении семьей, чтобы вести жизнь приличного человека, обремененного серьезными отношениями, кажется Онегину, Печорину, Рудину и прочему совокупному герою-мужчине русской литературы не менее экзотичной, чем заняться наркотрафиком из грибоедовской Персии в карамзинский Париж.
Любовь – это тема, к которой обычно русский герой-мужчина равнодушен, но может вдруг разразиться мнением. Отметим, мнением банальным: про хандру, про печаль, опять про хандру. Вновь про печаль.
Вопрос. Интересно, есть ли у героя-мужчины русской литературы какое-нибудь хобби, любимые занятия в свободное время?
Ответ. Не интересно. Нет у него хобби, кроме хандры.
Вопрос. Интересно, можно ли считать хандру любимым занятием героя-мужчины русской литературы?
Ответ. Не интересно. Нет, он слишком хандрит, чтобы у него было любимое занятие.
Вуди Аллен как-то сказал, что, если секс получается, все остальное получается также.
Похоже, у нашего человека ничего не получается. Особенно секс. Сейчас прозвучит экспозиция самого смешного анекдота: «Летит самолет, в нем сидят пьяный француз, немец-раздолбай и сексуальный русский...» Не смешно!
Вот он идет, наш герой-любовник на полставки.
Вот она, отечественная любовь – музыка природы для людей, которые не любят музыки и природы.
С любовью в русской литературе как-то тяп-ляп. Все как-то у героев неважнецки выходит.
В жизни все как-то обустраивается. Так или иначе, почти каждый находит своей душе пристанище. Девушки выходят замуж, рожают, бабятся, готовят обеды, стареют. И нет во всем этом ничего пошлого. Но только не для писателей.
Может, единственное, что в жизни отсутствует и чего в литературе избыток, – так это душераздирающие конфликты четырехстопным ямбом: чтобы встретились наши герои, повлюблялись, а потом давай друг друга психологически мутузить. Она его в четыре стопы, а он ее – ямбом, ямбом.
Конечно же бодрые литературные пророчества и грустные эпитафии куда интереснее, чем муж, обеды и дети. Редко кто из авторов наших романов предупредил: «Милая девушка, для счастья потребны характер и железная настойчивость, вера и любовь. А надежды – так этого у любого хоть отбавляй».
Безусловно, литераторы в обилии предлагают всевозможные экстремальные случаи вероятных любовных кандидатов. Появится, к примеру, какой-нибудь радикалист и прочитает лекцию об идеологическом счастье – наша девушка тут как тут, у двери с чемоданчиком стоит, ожидает. Но красивых идей не напастись, чтобы обеспечить счастье каждой героини. Точнее, каждой женщины.
Отечественной литературной женщине свойственна эксцентрика. Авторам как бы невдомек, что побудить ее совершить экстравагантный поступок, а то и сотню дерзких выходок намного легче, чем, к примеру, отправить на курсы больничных сиделок. Или устроить на любую другую добротную работу.
Упаси господь упрекать писателей в нежелании социализировать литературных героинь и побуждать девушек осваивать профессиональные высоты. Речь лишь о том, что в русской классической литературе куда более интересен образ страдающей девушки, нежели героини, тихонечко и без любовных истерик созидающей более или менее удовлетворительную повседневность.
А жизнь редактирует характер многими оскорбительными подробностями. Учатся наши женщины на своих ошибках. Некому их надоумить и образумить.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.