Карло Лидзани.

Карло Лидзани.

Опасности конформизма

Помимо дискуссии более общего характера об опасности смерти, которая нависла над итальянским кино и будет ему угрожать еще очень долго; помимо полемик относительно той или иной статьи закона, того или иного распоряжения о доброй или злой воле правительства — помимо этой более широкой битвы за само физическое существование итальянского кино оно уже несколько месяцев переживает кризис, возможно более специфический, чем кризис финансовый, но, несомненно, столь же глубокий и тяжелый. Это кризис форм и тенденций, это менее заметная борьба вокруг «содержания» фильмов, это дискуссия о главных духовных ценностях итальянского киноискусства, это опасность отступления, которая сегодня только угроза, но которая, однако, завтра может стать реальностью, с тех передовых позиций, что многие из нас выразили одним лишь словом — неореализм.

Когда в прошлом году итальянские режиссеры, критики — одним словом, все люди доброй воли начали борьбу против правительственной цензуры, которая хотела запретить фильм «Заблудшая молодежь»1, и одержали победу — фильм вышел в прокат и имел успех, — также и правительственная цензура добилась своей первой победы. Победа эта, возможно, и была пирровой и к ней примешивался стыд за то, что пришлось вернуться к прежним методам и грубым угрозам, но все же это была победа. В самом деле, ведь именно с тех пор некоторые продюсеры начали говорить о необходимости придать кинопродукции новое направление, о предполагаемой усталости публики от некоторых слишком горьких и печальных фильмов, о том, что, мол, следовало бы изменить тон и содержание. Дамоклов меч цензуры, полемические выступления со стороны некоторых органов печати, заинтересованных в том, чтобы вторить начальственным окрикам, напоминали о том, что если в первый раз защитники «морали» дали осечку, то во второй и третий раз они нанесут удар без промаха и, если эта дуэль с высшими властями продлится долго, в результате дело кончится серьезным и неминуемым поражением. Поскольку речь идет о фильмах, то есть о промышленной продукции, поражение означает потерю денег, процентов по ссудам. Стоит немедля сложить оружие и перебежать на сторону более сильного. В последние месяцы критика, которой подвергались со стороны официозных кругов фильмы «Похитители велосипедов» и «Трудные годы», вновь пробудила у некоторых продюсеров такое убеждение и подобные настроения. Эти круги, с одной стороны, не могут не испытывать и даже официально не выражать своего удовлетворения победами и успехами наших «реалистических» фильмов; а с другой — находят своих сторонников (даровых и тем более удобных, что они неофициальные и притом весьма деятельные) среди тех, кто, обладая деньгами, располагает действительными возможностями подвергать цензуре нашу кинопродукцию, — априори отбраковывая некоторые сюжеты, препятствуя априори определенным инициативам, даже оказывая на некоторых режиссеров воздействие посредством в той или иной мере официальной и достоверной статистики, в той или иной мере отеческих и искренних советов.

Маневры, угрозы были бы не опасны, если бы не вели как к первому следствию к кризису: не только к некоторым чрезмерным формам реалистического «пессимизма» и к вульгарному, второсортному псевдоверизму (формы эти — неминуемые издержки самых высоких достижений), но к истощению самой существенной, главной жилы нашего кинематографического реализма — к постепенной ликвидации итальянского кино. Когда сегодня вопреки нашим традициям этих последних лет, вопреки также и тому, что происходит в таких странах, как Франция или Соединенные Штаты, начинают подвергать обвинениям всякий фильм, в котором изображается народ и драма его повседневного существования; когда в некоторых сферах кинопроизводства поистине начинают воспитывать страх вообще перед правдой; когда, скажем, даже в лицемерную полемику против, допустим, публичных домов или уличных писсуаров пытаются внести тот вековечный, традиционный дух инквизиции, который из столетия в столетие (или из двадцатилетия в двадцатилетие), принимая самые неожиданные формы, пытался преследовать в Италии правду, изгоняя ее из наук, искусств и политики; когда под предлогом охраны «морали», «кассы» и даже «угрозы туризму» (преступление, о котором не должны забывать некоторые лица, любящие порядок и ненавидящие нищенские лохмотья и заботящиеся об иностранцах, которые приедут загорать нагишом на остров Искию); когда под прикрытием всей этой болтовни и риторики хотят сделать все для того, чтобы уничтожить знамя правды, которым является наше кино, — тогда мы чувствуем необходимость снова подать сигнал тревоги.

В самом деле, не будем забывать о том, что все усилия спасти итальянское кино от нынешнего его внутреннего кризиса, от иностранной конкуренции окажутся затраченными напрасно, абсолютно впустую, если мы потом передадим его — отдав без остатка все свои силы и всю свою добрую волю борьбе — в руки новых апостолов пустой риторики, если мы, связав кино по рукам и ногам, погрузим его в болото нового конформизма, в атмосферу новой «строгости нравов».

Итак, вот в чем заключается глубочайший кризис, угрожающий нашему кино. Ибо, преодолевая этот кризис, мы столкнемся с еще большим числом противников, чем раньше, а самих нас в этой борьбе, наверное, будет меньше. Поэтому мы должны сговориться между собой, взвесить свои силы и убедить всех, и прежде всего самих себя, что правы мы, а наши противники не правы. Первым делом мы заявим о том, что не изменим обязательствам, которые приняли на себя не сегодня, а уже целых десять лет назад, — обязательствам не случайным, которые, несмотря на все разногласия, тесно объединяли нас столь долгое время на общей почве. Мы напомним прежде всего о двух нормах, которые должны соблюдать: искренность, правда по отношению к самим себе и по отношению к обществу, в котором мы живем.

На страницах этого журнала можно найти немало неясных фраз — зашифрованных в силу необходимости, — призывавших уже семь-восемь лет назад к борьбе за новое и подлинное кино. Неореализм, но лучше было бы раз и навсегда начать называть его итальянским реализмом, — это не какая-то мода, возникшая в результате преходящих, чисто случайных обстоятельств, не гнилой плод послевоенных лет, не находка какого-то талантливого человека или рекламный лозунг, пущенный какой-то иностранной газетой. И даже не реакция на двадцатилетие, в течение которого царила риторика. Это одно из проявлений восстания определенного числа представителей италь янской интеллигенции и художников против самых древних, извечных надстроек старой культуры, которая слишком долго откладывала дело собственного пересмотра, а теперь вынуждена за это расплачиваться и трансформируется — непоследовательно, толчками, в сфере то одного, то другого вида искусства, неожиданно и болезненно, и в силу этого результаты порой несовершенны и чуточку грубы. Кино порвало со старой итальянской культурой, нанесло всему ее организму глубокую травму, и, может быть, еще не все отдают себе отчет в том, насколько важное значение имел этот разрыв. И эту пропасть необходимо продолжать еще больше расширять, чтобы в нее хлынули, нашли в ней выход или возможности развития другие настроения, которые сегодня, в климате демократии, с каждым днем все более властно о себе заявляют. Не случайно, что трещина проявилась именно в области кино: именно там у традиционности было меньше опорных точек, ее оборонные линии были слабее, предрассудки и догмы не столь глубоко укоренившиеся и старые. Итак, теперь главное не дрогнуть, идти вперед, тщательнее все взвешивать и обдумывать.

Действительно, необходимы различия, и каждый режиссер, и с полным правом, заботится сегодня о том, чтобы представлять собственную тенденцию; также и в этом смысле наши споры были не бесполезны. Однако нам кажется, что в эти последние месяцы все несколько отвлеклись от главной темы и уделили слишком большое внимание частностям. Вполне законно стремясь отличаться от других, желая выработать, уяснить для себя самих черты собственного индивидуального стиля и пытаясь, возможно ошибочно, углубить собственные открытия, некоторые режиссеры затевают косвенную полемику против неореализма. Кое-кто говорит: «Мои фильмы не реалистические; я тяготею к высшей форме фантазии... Я не верист... режиссер должен воссоздавать действительность»; или так: «Хватит съемок с натуры... вернемся в павильоны» — и тому подобное. Помимо того, что подобные высказывания — и многие другие такого же рода — со стороны режиссеров и критиков, в том числе иногда и довольно талантливых, нелепы и наивны с философской точки зрения, мы хотим выразить также некоторое сомнение относительно исторической обоснованности этих и им подобных утверждений.

Поскольку они, по существу, являются признаком определенных настроений, которые можно резюмировать следующей формулировкой — «усталость от правды», у нас невольно возникает вопрос, действительно ли законна сегодня в Италии такая усталость в душах художников или же она порождена в них тем незаметным расколом, который происходит вокруг, распадом некоторых завоеваний в общественной и демократической жизни. Нам не хотелось бы, чтобы это бегство от действительности захватило также и тех, кто не отдает себе отчета в происходящем, еще не ощущает психологического климата, который формируется в нашей стране, той атмосферы заранее предрешенного запрета, грозящего всякому сознательному художнику, тех тонких и настойчивых призывов сдаться, что каждый день обращают к нам все, кто видит в нашем кино опасное оружие правды и суда над собственной совестью.

Хватит, не будем обманывать сами себя, не будем своими руками создавать огородные пугала, чтобы потом иметь возможность их с легкостью уничтожить и без труда дать доказательство собственного ума; не будем говорить себе, что наш веризм — «это пессимизм», грязь и гадость, писсуары, ругательства, преступники. Мы всегда знали, что наша решимость с головой окунуться в правду нашего пейзажа, стремление дышать вольным воздухом улицы не были мазохизмом, самоистязанием или поверхностностью. Осознаем прежде всего следующее: мы еще только в самом начале нашего пути поисков и открытий. Наша страна еще более девственна и не исследована, чем мы себе представляем. Столетия невежества и несправедливости расслоили наше общество, создали сложную его структуру, — постепенно исследовать, распутать этот клубок может помочь также и художник благодаря своей интуиции. Наш древний пейзаж скрывает в себе тайны и человеческие судьбы, представляющие собой драгоценные россыпи для художника-исследователя. Еще существуют деревни и фабрики, дома нашей провинции, переживающие глубокие драмы, которые ждут, когда мы их откроем и поэтически о них расскажем, есть наша история — подлинная, далекая от риторики, — тоже еще ожидающая истолкования. Есть Юг, который ждет, чтобы его показали без прикрас фольклора, так же как в политическом плане он горячо ждет реформ.

Было бы ужасно, если бы именно сейчас, в начале своего пути, мы поддались усталости и испугались контрнаступления официального конформизма, которого можно было ожидать; если бы мы сами заразились ядом этого конформизма. Смелее, Де Сика, Росселлини, Де Сантис, Висконти, Блазетти, Латтуада, Джерми, Дзампа! Сегодня судьбы нового итальянского кино в ваших руках. Своими фильмами, своим успехом в Италии и за границей вы завоевали престиж и возложили на себя ответственность перед лицом итальянской культуры, итальянской интеллигенции, всех своих сотрудников и друзей. Вы обладаете необходимой силой и престижем, чтобы сегодня заставить продюсеров — также и менее сознательных и менее смелых — выбрать тот путь, по которому следует идти. К вашему счастью и к счастью Италии, вы еще не в Голливуде, и если вы хотите продолжать свое дело открытия и морального и интеллектуального освобождения нашей страны и нравов, то помешать вам не в силах ни цензура, ни лицемерие. Ныне некоторых из вас занесли в индекс. Это добрый знак. В тот день, когда любители риторики, конформисты зачислили бы вас в свои друзья и союзники, даже и не самые близкие, когда вас стали бы привлекать «каноны» романтизма, новые формы символизма, новые литературные моды, новые попытки бегства от действительности, — в тот день вы перестали бы быть нужны итальянскому кино и итальянской культуре.

Перевод Г. Богемского

Темы, которые надо вновь обрести: Сопротивление и история

Помню, как в 1945 году, в Милане, когда мы снимали «Солнце еще всходит», некоторые удивлялись нашей смелости и нашему оптимизму. «Да неужели? — говорили нам. — Еще один фильм о Сопротивлении? Да разве кого-нибудь еще интересуют новые фильмы на эту тему?» Словно подобных фильмов было уже снято с целую сотню.

Ведь тогда вышел только «Рим — открытый город», а впоследствии были выпущены «Пайза», «Два анонимных письма»1, «Один день в жизни», «О, мое солнце»2. Конечно, фильм Вергано, как и все итальянские фильмы тех месяцев, был встречен сначала с некоторым равнодушием. Однако на сегодняшний день этот фильм, обошедшийся в тридцать миллионов, принес продюсерам чистых шестьдесят миллионов лир. Необходимо открыто признать, что мы, итальянцы, несколько перебарщиваем с нашим страхом перед риторикой. Наверное, это оттого, что мы ее хватили лишку во время двадцати лет фашизма, но мне кажется, что сегодня не следует себя связывать по рукам и ногам только из-за того, что фашизм заставил нас в течение стольких лет восседать на комических, рассыпающихся в прах тронах из песка.

Когда зрители ломятся в кинотеатры, чтобы посмотреть американские фильмы о войне, и люди выходят, насвистывая гимн морских пехотинцев (смотри «Иводзиму»3), и когда мальчишки в восторге аплодируют норвежским партизанам, «нашим» в фильме «Знамя еще реет»4, тогда только остается сказать, что это у нас уже даже не страх перед риторикой, а самокастрация. Мы приветствуем фильмы, показывающие усилия и героизм демократических народов в борьбе против нацизма: нам они куда больше нравятся, чем фильмы с гангстерами. Но почему же должны оставаться в стороне именно мы, итальянцы, которые, как это все говорят, породили самое организованное в Европе движение Сопротивления?

Думаю, с этим, наверное, согласятся и те, кто сегодня ведет полемику против нового итальянского кино, видя в нем слишком откровенную и горькую иллюстрацию действительности нашей страны. Не хочу здесь углубляться в этот вопрос, хотя, естественно, я с ними не согласен. Но разве Сопротивление не следует рассматривать именно как самый позитивный аспект нашей национальной жизни? Разве не благодаря Сопротивлению и участию в войне частей итальянской армии наша страна обрела достойные условия существования среди демократических народов? Разве не благодаря Сопротивлению наши дипломатические и внешнеторговые отношения, а следовательно, и наши материальные условия жизни лучше, чем эти отношения и условия жизни в Германии и Японии?

Но рассмотрим более внимательно чисто технические и зрительские аспекты этой проблемы. Некоторые прокатчики, услышав, что я собираюсь снимать в наши дни фильм о Сопротивлении, сразу скривились. «Зрители устали от военных фильмов!» Оставляя в стороне уже приведенные примеры — американские фильмы об участии в войне Соединенных Штатов, а также ленты о Сопротивлении в других европейских странах, — следует заметить, что Сопротивление отнюдь не является темой, которую надо обязательно рассматривать в привычном свете приключенческого повествования — со стрельбой, неожиданными поворотами сюжета, расстрелами, сценами пыток и тому подобным. Сопротивление было коллективным опытом миллионов мужчин и женщин, оно явилось кризисом отдельных индивидуумов и целых социальных слоев, оно было тяжким испытанием, которое, хотя и в различной степени, по-разному, охватило всю нацию и привело ее к общему пересмотру своих исторических позиций и положения. Оно показало неизбежность новых отношений между людьми и рождения нового общества.

Первая мировая война способствовала появлению не только сотен приключенческих лент, но и таких произведений, как «Западный фронт, 1918»5, а позднее — «Великая иллюзия». То была война, которая обрушилась на человечество, поглотив и раздавив отдельные индивидуумы, дав начало ужасному, неразрешимому кризису. Пережив опыт второй мировой войны, итальянцы обрели новые надежды; в борьбе за освобождение они увидели конец злосчастного периода своей истории и начало, основу длительного мира. Поэтому сделать фильм о Сопротивлении означает — если суметь придать слову «Сопротивление» то широкое значение, которое следует ему давать — сделать фильм исторический. Исторический фильм, несмотря на оргию «костюмных» фильмов в ранний и последующие периоды истории итальянского кино, — это именно тот жанр, которого нам не хватает. Сейчас много говорят о необходимости углубления итальянского киноискусства после первых открытий неореализма. Так вот же путь к углублению нашего кино! Обратимся к нашей истории, недавней и прошлой, помимо нашего настоящего, исследуем нашу природу, наше общество, наши нравы, переживаемые нами кризисы — и мы раскроем для самого широкого зрителя, который до сих пор не имел возможности учиться или получил в школе извращенные сведения по истории, вместо знания — олеографические картинки, глубокий смысл событий нашей национальной истории. Продолжим путь — в числе других возможных путей развития нашего кино — фильма «1860». Поищем в истории последнего тридцатилетия (именно к этому призывал некоторое время назад на страницах нашего журнала Ренцо Ренци6) факты, мотивы и персонажи для точного понимания и драматического истолкования обрушившихся на нас событий, для проницательной и новой иллюстрации жизни итальянского общества в период между двумя войнами. И продолжим с новыми силами также развитие темы Сопротивления. Поистине достойно сожаления, что период Рисорджименто и еще так мало известные события борьбы и страданий последнего тридцатилетия не оказали на наше кино того глубокого влияния, которое история и определенные традиции оказывают в других странах на их киноискусство. В лучших американских фильмах полно положительных примеров в этом смысле, а советское киноискусство завоевало славу во всем мире благодаря тем суждениям и оценкам, которые оно сумело выразить в отношении русского общества и истории русского народа. Как жаль, что даже совсем недавно в Италии была упущена еще одна благоприятная возможность экранизации режиссером Лукино Висконти прекрасного романа Васко Пратолини «Повесть о бедных влюбленных»7, действие которого происходит во Флоренции в первые годы фашизма.

Последние сто лет жизни нашей страны могут предоставить безграничное множество сюжетов и персонажей, которому может позавидовать любая другая нация. В наших городах каждый уголок, каждая улица, каждый дом могли бы рассказать о событиях и людях, о которых можно было бы создать значительные и реалистические фильмы и которые способны подвигнуть художника на интересные поиски, на глубокую разработку темы. И я полагаю, что зрители ждут всего этого от итальянского кино. Я верю в самую главную способность кино — способность «нести информацию». Широкий зритель хочет, чтобы его информировали...

Перевод А. Богемской