122 «Ты, долина ль моя, долинушка…»

Ты, долина ль моя, долинушка,

Раздолье широкое!

Ничего-то на тебе, долинушка,

Да не уродилось:

Нет ни травушки, ни муравушки, ни алых цветочков;

Уродился на тебе, долинушка, один ракитовый кустик.

Возле кустика, возле ракитова дороженька пролегала.

Как никто-то по этой дороженьке не ходил, не ездил,

Только шли-прошли по этой дороженьке горьки солдаты;

Они шедши эти солдатушки, шедши приустали.

Приустамши эти солдатушки, сели, отдохнули;

Отдохнумши эти солдатушки, в поход подымались.

Во сыры?м-то бору на сосенке кукушечка куковала.

Не кукуй ты, не кукуй, горькая кукушечка, во сыры?ем во борочке.

Не давай ты, не давай тоски-назолушки молодым горьким солдатам!

Уж и так-то нам, солдатушкам, служить очень тошно:

Что загнал-то нас, загнал православный царь во иные земли,

Поморил-то нас православный царь голодною смертью;

Он не день-то нас морил, не неделюшку, — ровно три годочка.

Нет ни весточки, нет ни грамотки с родимой сторонки.

Пришла весточка, пришла грамотка, и та не весела:

Что родимого мово батюшки давно в живе нету,

Что родимая моя матушка давно овдовела,

Молодая-то жена-хозяюшка, слышно, замуж вышла,

Малы детушки мои, батюшки, давно сиротеют.