Готфрид Бенн. Хорошая постановка лучше, чем достоверная

«Иди ко мне, Ной», – говорит Астрид Гельхоф-Клес [42] своей собаке, и та подбегает, женщина открывает дверь дома и смотрит на серые воды Рейна, протекающего перед домом, она смотрит наверх, на тополя, на которых уже так много зеленых листьев здесь, в Дюссельдорфе, в конце апреля, и ей даже не приходится звать воронов, они слетаются сами. Они знают, что эта женщина в вязаной шапке каждый день приносит им хлебные крошки. Может быть, они знают также, что на письменном столе этой женщины стоит бронзовый ворон, день и ночь он молча смотрит через большое окно на Рейн и на тополя. Но они не знают того, что эта женщина ровно сорок восемь лет назад, 14 апреля 1954 года отправила свое первое стихотворение в Берлин, поэту Готфриду Бенну, и это стихотворение называлось «Ворон». Бенн ответил в тот же день: «Жаль, что не я это написал». «Вы же понимаете, – говорит она, пока Ной лениво пытается прогнать воронов, клюющих крошки, – меня это потрясло».

Астрид Клес была тогда юной красивой девушкой, склонной к меланхолии, она тайком писала стихи, сначала ей пришлось по желанию отца пойти учиться чему-то «нормальному», а потом она написала докторскую работу о поэзии. Она влюбилась в поэтические сборники Готфрида Бенна «Статичные стихи» и «Пьяный поток», а особенно ей полюбились эти строки: «Кто в одиночестве, / тот в тайне». Она, одинокая, почувствовала здесь понимание и утешение. Но ничего не сказала об этом своему профессору германистики Рихарду Алевину; она брала эти сборники стихов, садилась на скамейку в парке и читала Бенна: «Он был моим единственным товарищем», – говорит она. Никакой информации об авторе или критики в ее распоряжении не было, и она, изучавшая тогда еще и древнюю историю, разбирала стихотворения подобно хирургу, констатировала: «Существительные с двумя прилагательными чрезвычайно редки»; составляла списки составных слов и обнаружила у автора «выраженную склонность к общему смешению». 19 декабря 1953 года двадцатипятилетняя Астрид Клес защитила в Кёльнском университете диссертацию «Стиль поэтического языка Готфрида Бенна». Как мы узнали из недавно опубликованных писем Бенна к Астрид Клес, поэт был польщен таким вниманием, он ощущал себя объектом «вивисекции», но затем шестидесятивосьмилетний Бенн тоже проявил активность и стал искать сближения с Астрид за рамками поэзии и докторской диссертации: «Один знакомый из Кёльна, который знаком с Вами, сказал мне, что Вы стройная, элегантная и привлекательная барышня – это так? Может быть, Вы пришлете мне Вашу фотографию?»

Астрид Гельхоф-Клес спокойно сидит в своем зеленом кресле, мы запиваем маленькие пирожные игристым вином, за окнами Рейн и вороны на тополях, в одной руке она держит фотографию, которую она тогда послала Бенну, а в другой – докторскую диссертацию, сто семьдесят восемь машинописных страниц, у первых страниц загнуты уголки. Два способа приблизиться к кумиру. Потом эта изящная дама говорит низким голосом: «Я быстро поняла, чего он хочет». Позволила ли она ему реализовать желание – об этом спорят историки. Однако из писем Бенна, которые наконец-таки увидели свет, становится ясно, что этот донжуан остался не совсем удовлетворен тем, что произошло между ним и Астрид 29 июня 1954 года в период между тремя часами дня и десятью утра следующего дня в «Парк-отеле» в Касселе. Четыре дня спустя он сделал эмоциональную запись: «Я продолжаю вспоминать Кассель и все подробности, но я бы предпочел, чтобы было больше подробностей, о которых я мог бы вспомнить». Впрочем, «милая фройляйн Клес» тоже была, разумеется, в смятении и влюблена, позднее она увековечила свои переживания в тонком рассказе под названием «Джин», в котором перемешаны фрагменты из писем Бенна и ее собственных писем и где главные герои в конце оказываются довольно близки друг другу: «Поэт неожиданно распростер объятия… Земля была прекрасна».

То, что началось со слов, вернулось в словесное русло. В письмах, написанных после кассельской встречи, которая так и осталась единственным их свиданием наедине, Астрид Клес постоянно ускользает от сближения и все сильнее распаляет донжуана, он отправляет ей цветы, делает комплименты, разливается соловьем. Он каждый раз переживает из-за ее «падений с лошади» – дипломированный врач Бенн заботится о милой далекой девочке. «На самом деле я ни разу не ездила верхом, – говорит Астрид Клес, – но нужно же было придумать причину, по которой я не приезжала к тому, кем так восхищалась как поэтом и человеком». Она уже знала тогда о его репутации дамского угодника, о его параллельных связях в 30-е годы с «небесной и земной любовью», с Элинор Бюллер и Тилли Ведекинд. «И я хотела избежать этого», – говорит Астрид Клес и на мгновенье закрывает глаза, и по ее стихам, по ее письмам того времени, по ее закладкам в сборнике писем мы понимаем, как тяжело это ей давалось. «Я хотела, чтобы на всю жизнь», – говорит она. И с любовью смотрит на своего мужа Йоахима, бывшего журналиста, писавшего об экономике, – она познакомилась с ним, когда получила в 1956 году в Нью-Йорке известие о смерти Бенна.

Во время нашего разговора он спокойно сидит за вторым письменным столом и смотрит на сирень в саду, которая уже готова зацвести. «Мы поженились четыре года назад», – говорит он с гордостью и нежностью. Она много написала за эти четыре года: сочиняла стихи, занималась ранней возлюбленной Бенна Эльзой Ласкер-Шюлер, а этой весной [43] выйдет ее автобиография под названием «Острова воспоминаний». «Одним из самых прекрасных островов был, конечно, Бенн», – говорит Астрид. Она хочет наконец написать о том, что же тогда произошло с ее «вечерним спутником из Касселя», как он сам себя называл, – а чего не было. О том, как Бенн восторгался ее любовью к деревьям, к их силе, к их пониманию того, что нужно сначала потерять все, чтобы оно вернулось. А потом она читает вечные строки из последнего стихотворения Бенна «Apr?slude» («Постлюдия»): «Die Natur will ihre Kirschen machen, / selbst mit wenig Bl?ten im April / h?lt sie ihre Kernobstsachen / bis zu guten Jahren still. // Niemand wei?, wo sich die Keime n?hren, / niemand, ob die Krone einmal bl?ht – / Halten, Harren, sich gew?hren / Dunkeln, Altern, Apr?slude» [44]. «Ах, Бенн», – говорит она, делает глоток вина и смотрит на Рейн. Не жалеет ли она о чем-нибудь, оглядываясь назад? «Да, – отвечает она, предпоследняя муза, – теперь, когда я сама состарилась, я понимаю, как было Бенну тяжело, когда я в 1955 году так резко раскритиковала его сборник „Постлюдия“. Мне казалось, что некоторые стихотворения ниже его уровня, но лучше бы я тогда промолчала».

«Постлюдия»: в 1955 году старый поэт Бенн удивил литературную общественность прекрасным, смелым сборником стихов, который стал для него последним. После того, как в прошлом году Урсула Цибарт опубликовала письма Бенна к ней с комментариями от себя лично, общественность знает, что многие из этих стихотворений были созданы во время их бурного романа летом и зимой 1954/1955 года. За «комментарии» Цибарт на нее вылили не один ушат помоев, как будто возлюбленная несет ответственность за историческую справедливость. Пикантность ситуации в том, что теперь, пятьдесят лет спустя, когда у нас есть и письма Бенна к Урсуле Цибарт, и письма к Астрид Клес, читатель может наблюдать, как он параллельно флиртует, как он дурит голову одной по дороге к другой, как он после серьезной размолвки пишет Урсуле, какая же вредная эта Астрид, а в письмах к Астрид он жалуется, как тяжело ему с Урсулой. А еще у этого изобретателя двойной любовной бухгалтерии все время была (как бы не забыть) верная супруга Ильзе, с которой он делил квартиру, приемную и постель в берлинском районе Шёнеберг на Боценерштрассе, 20. Между Урсулой, Астрид и их издательствами велась жаркая переписка, когда в последние годы они обсуждали, что и как должно стать достоянием общественности, адвокаты отстаивали их личные права. Но теперь, когда у нас появилась возможность нескромно заглянуть в обе переписки и почитать, что там Бенн говорит об одной и о другой, становится очевидно, кому тут не стоит доверять: Бенну.

Да, в кёльнском издательстве «Winkler» был конфликт, когда Бенн попросил одну свою пассию, то есть Астрид, найти местечко для другой своей пассии, то есть Урсулы. Астрид выполнила его просьбу, потому что, по ее словам, была очень благодарна своему ментору за то, что он пристроил «Ворона» в журнал «Akzente», но потом разразился скандал: ведь Бенн не сказал ей, что Урсула была его любовницей; ударная волна от того конфликта чувствуется в переписках с обеими соперницами. Когда я вхожу в квартиру Урсулы Цибарт на Инсбрукерштрассе в Берлине, всего в нескольких кварталах от последнего пристанища Бенна, и спрашиваю ее о письмах к Астрид, она закатывает глаза и после паузы говорит, что двум таким старым женщинам нет смысла больше ссориться. Ее квартира расположена на первом этаже, дверь на террасу открыта, во дворе много зелени – но все же не так много, как в Дюссельдорфе. «Смотрите, – говорит она, – у меня опять прядь волос свисает со лба, в те времена я тоже так носила, а Бенну не нравилось, он всегда был настоящим пруссаком». Восьмидесятилетняя писательница, получившая известность в 1976 году благодаря своей книге «Ведьмино зелье», сидит в абсолютно здравом уме у себя на кровати, вокруг нее стоят деревянные скульптуры со всего мира, стеллажи доверху забиты книгами, а где-то среди них – картонная коробочка с теми двумястами пятьюдесятью двумя письмами, преисполненными усталости от жизни, что Бенн отправил ей за свои последние два года. У нее в глазах тот же хитрый блеск, как на фотографиях того времени, когда очаровательная женщина тридцати трех лет сидела рядом с мудрым пожилым мужчиной и он был влюблен в нее по уши. А она, ворвавшаяся 3 августа 1954 года второй музой в пару к Астрид Клес, стала последней женщиной в длинном ряду.

Урсула Цибарт тогда хотела получить Бенна целиком, но это ей не удалось. Зато ее любовь благодаря Бенну стала литературой, и это, наверное, самое долговечное, что может приключиться с любившей его женщиной. Бенн написал стихотворение «Олимпия»: «Erhebe dich nun aus der Reihe / der Frauen, die das ganze Land durchbl?hn, / du trittst hervor, du tr?gst die Weihe / der Hochberufenen zum Liebesgl?hn» [45]. А в третей строфе он прямо обращается к Урсуле, к той женщине, что поднялась из ряда: «Wer trinkt dich so und wer erkennte dich / in deiner Ewigkeit aus Lust und Trauer – / erwartest du den Gott? – Erwarte mich» [46]. И вот последняя муза становится редактором, после бурного романа с «нёбным персиковым соком» [47]. Бенн на протяжении одиннадцати писем летом 1955 года подробно обсуждает с Цибарт стихотворения, их последовательность, состав сборника «Постлюдия». Когда сборник вышел, Астрид Клес гневно написала: «Вы не можете делать с именем Готфрида Бенна все, что вам заблагорассудится», – а потом она, филолог-германист, написала скептическую рецензию на сборник для литературного журнала «Kritische Bl?tter». Она не знала, но, возможно, чувствовала, что рецензировала в основном любовь Бенна к своей сопернице.

Мог ли Бенн, этот холодный прагматик в любви, быть нежным? Урсула Цибарт спокойно сидит на диване, закрывает глаза и говорит: «Не беспокойтесь, молодой человек, он был прекрасный любовник».