Начала Музыки Мартынова и конец времени композиторов.  Федор Гиренок

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Начала Музыки Мартынова и конец времени композиторов. Федор Гиренок

Прочитав интервью Екатерины Мень с Владимиром Мартыновым, размещенное в “КМ” (2006, №1), я хотел бы высказать несколько соображений по поводу данной публикации.

Мартынов говорит: “классическая музыка умерла в собственной постели”. Никто ее не убивал. Ее продолжают исполнять и слушать. Как будто смерти и не было.

Читая “Зону opus posth” я понял то, что не мог понять, слушая музыку Владимира Мартынова. Что же я понял?

1. Что музыка и мысль плодотворно совместились, и получился Мартынов — археоавангардист [120], хотя он об этом своем имени и не знает. Также я понял, что если наступил конец времени музыки композиторов, то этого никто не заметил. Так же как никто не заметил и конца философии, ибо преподаватели философии успешно создают иллюзию ее существования, играя в бисер с философскими именами и текстами. Мысль не завершилась знанием, научившись отсылать одну мысль к другой. И этот отсыл делает невозможной любую систему мысли. Последовательность, систематичность позволяет тебе думать, что ты поймал истину и держишь ее за поводок. А если система невозможна, то и истина на поводке невозможна, и поэтому не надо искать то, что замыкает, завершает мысль, превращая ее в нечто законченное. Да и само общество уже давно перестало быть системой, а социологи и политики этого не замечают, делая вид, что оно существует в виде чего-то завершенного, хотя оно уже существует как внутренне пустое и внешне упорядоченное образование, как симулякр, как живой труп.

Наоборот, поскольку ничто не завершено и все временно, нестабильно, постольку нужно искать то, что не позволяет системе замкнуться, что размыкает ее, будоражит. Ведь если она замкнется, то мир пропадет, мысль исчезнет. Поэтому-то симулякры и являются онтологически плодотворными, что они вяжут и связывают концы и начала, смерть и жизнь, хотя нам остается лишь реконструировать условия уже состоявшейся мысли и повторно переживать обнаруживаемые базовые метафоры философии. То есть мы уже не мыслим, а сопереживаем мысли. Хотя и тех, кто переживает, и тех, кто выражает мысль, осталось немного, ибо умножилось число тех, кто ею просто манипулирует. А поскольку симулякр мысли основан не на мысли и даже не на переживании мысли, а на публикации, на организационных ресурсах, постольку сегодня мыслят не мыслители, а менеджеры. Тенденции мысли актуализируются не в философах, а в издателях и организаторах философии. Все это и означает конец философии, которая теперь только делает вид, что существует, хотя она не существует. Я думаю, что ее нет давно, что ее похоронили неоплатоники, а все оставшееся время она только делала вид, что есть.

2. Далее, я понял, что можно пребывать в бытии, и тогда нет никакого искусства, ибо в бытии нет ни естественного, ни искусственного, а есть только сверхчувственное, гиперреальное. То есть бытие — это бог, а не существование. Внутри этого бытия звучит музыка опус факт, а также пребывает мысль как опус факт. И это бытие дает о себе знать, если в тебе душа поет. А если ты вне бытия, если ты в составе наличного, то ты переживаешь, исполняя не бытие, а свое сознание. То есть тебя, как ребенка, просят сыграть что-нибудь для публики, и ты играешь, например, “Турецкий марш” Моцарта. Это время представлений, и тогда получается проективное отношение к миру. Либо объект доминирует над субъектом, и тогда получается опыт. В том числе и художественный. В этом опыте субъект изменяет самого себя. Вот это время и является временем композиторов и философов. Вот оно-то и закончилось: выражения остались, а переживаний больше нет, ибо наступило время киборгов.

3. И еще я понял, что есть музыка opus posth, что Мартынов — сознательный симулякр музыки. Его тема — смерть искусства и философии, которые вышли из храма, прошли через концертный зал (аудитории) и умерли в наушниках. В конце концов оказался не конец, а пат, бесконечный тупик, или, как говорит Мартынов, опус пост. В рамках любого дела воля выходит за пределы знания, и поэтому в каждом из нас есть то, что не делается, а растет. Возможность симуляции связана сегодня с делом, со знанием. За пределами этой возможности находятся варвары, примитивы и наивные. На них и надежда. От них и страдания.