Глава 6 От прабабки к матери городов

Глава 6

От прабабки к матери городов

Автобус Джидда — Худайбийя. 6/11 часов утра.

Широкая дорога, плоский, монотонный пейзаж. Автобус бесшумно несется по асфальту, словно масло скользит по нагретой сковороде.

Аталла, бодро вскочив со своего места, шепчет, что самое священное собрание будет, когда поворачиваешь к кыбле. Интересно, почему он предпочитает путешествовать не со своими компатристами, а с алжирцами?

«Знаешь, друг, среди них много людей из МТИ, ложных братьев…» — «Массачусетского технологического института?» — «Нет, это аббревиатура турецких разведывательных служб. И мне абсолютно не хочется есть, спать и уж тем более молиться в их милой компании».

Бог его знает, кто такой этот Аталла. Но, без сомнения, он маниакально одержим хадисами. С улыбкой, смягчающей вычурность его манеры разговаривать, он цитирует Мухаммеда, клявшегося, что «сильнее всего вопить в День воскрешения будет тот, кто пренебрегал изучением религии в этом мире, и тот, кто изучал ее, но не использовал». Из кармана на поясе он извлекает калькулятор и с головой окунается в подсчеты. Мухаммед, должно быть, автор 750 000 хадисов (есть ученые, настаивающие на 100 000, а кое-кто даже увеличивает число до миллиона!), которые он произнес, давая наставления в период с 610 по 632 год после Рождества Христова. Разделив сумму хадисов на количество лет, получим 35 000 изречений в год, то есть приблизительно 94 ежедневно. «Итак, по 4 хадиса в час», — замечаем мы. «Больше, — отрезает Аталла, — ведь посланник не бодрствовал 24 часа в сутки. Он спал, скажем… десять часов. В то время не было телевизора или, например, радио, чтобы развлекаться ночью». И он продолжил препарировать пророческое время с жаром секретаря и со скрупулезностью инспектора полиции, выделяя часы, когда пророк не говорил, когда он спал, молился, отдыхал после еды, уединялся для естественных нужд или с женщинами, сражался или выслушивал советников и союзников, поскольку был переводчиком слов Аллаха… Все это должно было занимать от семи до восемнадцати часов в день. Итак, в среднем Мухаммед должен был произносить 12 хадисов в час. «Каждые пять минут — истина, плод размышлений, максима», — восхищался Аталла, роняя калькулятор на колени. «Но он говорил так же, как дышал», — заметили мы. «Он был вдохновлен!»

Выведенный из себя выражением скепсиса на лице своего vis-a-vis, турок вновь ринулся в атаку: «Да, Сунна — это документ, изо дня в день свидетельствующий о жизни нашего Возлюбленного… Эти слова поддерживают порядок здесь, на земле, и ведут в рай… Конечно, подобная сумма изречений вербальный процесс результата всех бесед пророка». — «А нужно все их знать? Такое вообще возможно?» — «Это ведомо только Богу. Даже если это невозможно, лучше дать себе труд попытаться».

Ислам часто обвиняют в сведении к обрядовости, к механической практике, в излишней мимикрии. Нельзя сказать, что это утверждение полностью лживо, но все же оно ошибочно, ведь верующие страстно ищут идентификации с посланником больше, чем они ей подвергаются. «Эй, Мухаммед!» — так по обычаю окликают мусульманина, если не знают его имени. Европейцы, попавшие в мусульманскую страну, называют местных женщин по имени старшей дочери пророка — Фатима или Фатьма, произношение зависит от региона. «Пророк ближе к верующим, чем они сами» (Коран, 33:6).

Изучение хадисов и попытка повторять все, что мы знаем о вкусах и привычках совершенной модели, требуют невероятной набожности. О блаженном имаме аль-Бухари (810–870),[48] самом образованном из мусульманских традиционалистов, авторе «Сахиха» — сборника 3000 достоверных хадисов пророка, выбранных из сотен тысяч, ходивших в то время по стране, говорят, что он знал 200 000 цитат наизусть! Мусульманин, способный с ходу сдобрить беседу или подвести итог какой-либо ситуации словами пророка, сразу становится значительнее в глазах собеседников и как по волшебству получает их признание. Последнее слово — доброе слово. Больше всего это ценится в Мекке и Медине во время хаджа.

Беседа замирает. Дорога ничем или почти ничем не отличается от сотен других. Справа и слева мелькают рекламные плакаты — «Сони», «Сейко». А затем гигантский щит, где светится белая надпись на зеленом фоне: «Восславим Господа!» «Икея». «Аллах Акбар!». Пепси-кола. «Взыщите Господа!» Стройки. Зеленые деревья. Облизанные, выглаженные ветрами горы с сахарными головами иногда нарушают однообразную плоскость пейзажа. Снова реклама. «Икея». Слоган: «Восславим Господа!», «Аллах Акбар!», «Взыщите Господа». Почти нет отдельных машин. Многие местные жители уезжают из святых мест пока длится хадж, чтобы наслаждаться свободой передвижения в Джидде, Каире, Танжере, Марбелье или Ницце.

Дорога, безупречная и монотонная, вьется кольцами. Автобус, задыхаясь и кашляя, поворачивает на семьдесят третьем километре, отделяющем аэропорт от Мекки. Развилка. От шоссе отделяется асфальтовая лента и, описывая круг, уходит вправо. «Немусульмане», — лаконично сообщает надпись: здесь люди, не исповедующие ислам, должны направиться к эт-Таифу. На огромном плакате, скорее недоверчиво, чем доброжелательно, для «неверных» написан формальный запрет на множестве языков, включая корейский.

Ни одна машина не сворачивает. Никто не выходит. Для правоверных путь прочерчен четко. Мост… У пункта сбора дорожной пошлины немыслимых размеров плакат: «Только для мусульман», и вооруженные солдаты преграждают путь. Проверка конфессиональной идентичности. Это микат, один из пограничных постов, которые расположены у въезда в Харам, «священную» территорию, «запретную» для немусульман. Название содержит в себе целую программу. Микат (единственное число от маувкит) означает одновременно эпоха, указанное время и встреча в предусмотренном месте на пути к Мекке.

Святой город выглядит так, как будто Черный камень, упав с небес, образовал три концентрических крута. Ограда площади, где находится Кааба, — это первый круг. Заходить за него можно, только строго выполнив предписания относительно ритуальной чистоты. Столбы вокруг города отмечают границы второго круга. Мусульмане, желающие выполнить умра — малое паломничество, должны остановиться там, чтобы войти в состояние ихрама. Если же они последуют в центр города, то должны будут выйти и совершить омовение, прежде чем вернуться. Наконец последняя граница охватывает большую часть Хиджаза, открывая доступ в священные земли только мусульманам. «Неверный» же под страхом сурового наказания не имеет права переступить эту черту. А в период хаджа паломник можег зайти за нее только в ихраме, иначе его остановят и выдворят за пределы территории.

Фильтруют паломников серьезно, с умеренной любезностью. Грузовики с товарами тщательно и терпеливо обыскиваются. Ни один клаксон не взрывается гудками нетерпения. Обращенный в ислам француз приближается, чтобы лучше рассмотреть панораму. В руке у него карманное издание «Подаренного слова» Луи Массиньона. Многие ли знают о том, что они сейчас не просто стоят в облаке мельчайшей пыли, но находятся на одном из самых высоких мест, связанных с деятельностью пророка? Худайбийя, ничем не примечательное место, где ничто, кроме, пожалуй, географического положения, не предназначено для жизни людей. Но это театр, на сцене которого разыгралась драма, имевшая важнейшее значение для истории ислама. Мухаммед едва не потерял здесь свою власть, но в конечном счете выстоял, окруженный поистине имперским ореолом.

На исходе шестого года после бегства в Медину (точнее, весной 628 года) посланник собрал своих последователей, объявив им, что небесный голос приказал совершить хадж в Мекку, в то время находившуюся под властью курайшитов. Мухаммед заверил собравшихся в своем намерении отправиться туда как можно скорее и выполнить умру. Приглашая к хаджу верующих, он уточнил, что это будет мирное паломничество, но в сопровождении бедуинов, лагеря которых расположены вокруг оазиса. Разношерстный кортеж двинулся в путь с большим энтузиазмом. Согласно различным источникам, там было 700, 1400 или 1600 мужчин, 4 женщины, скудное вооружение и многочисленные жертвенные животные. Мухаммеда сопровождали его мудрые советники: Абу Бакр, Омар, Осман и Али.[49]

Жители Мекки отправили навстречу каравану сотню всадников, чтобы узнать, не враги ли это приближаются. Пророк, предупрежденный о надвигающейся опасности, скрылся от врагов по настоянию Абу Бакра и нашел убежище в овраге, в тени дерева в Худайбийе. Начались переговоры между курайшитами — их глава, Абу Суфьян, противник Мухаммеда и предок династии Омейядов, в то время отсутствовал — и мусульманами. Обе стороны не слишком церемонились в выражениях.

«Что ты делаешь здесь с этой сволочью, — спросил посол курайшитов у пророка. — Они тебя оставят при первой же возможности».

Абу Бакр возмутился:

— Соси клитор твоей богини Аллат!! Это мы-то его оставим?!

Переговоры не увенчались успехом. Свита пророка торжественно клялась защищать его до последней капли крови. Эта «присяга под деревом» получила такую известность, что Омар, став халифом, уничтожил этот эвкалипт, чтобы он не превратился в объект культа.

Пакистанцев попросили выйти из машины и открыть грузовой отсек. Яблоки, книги, пустые канистры. Пакистанцы беспокойно жестикулируют, что-то горячо доказывают. Затем прощаются за руку с пограничниками и продолжают путь.

Курайшиты не горели желанием открыть Мухаммеду доступ к святым местам. Омар заявил, что прекращает разговор с язычниками. Мухаммед оставался хладнокровен. Он позвал Али, чтобы письменно составить условия договора между мединским «братством» и олигархами Мекки, который он хотел предложить своим противникам. «Во имя Аллаха милостивого, милосердного», — диктовал он. «Я не признаю такой формулы, — сухо ответил делегат от курайшитов, — напиши лучше «во имя твое, Аллах»». Мухаммед согласился и продолжил как ни в чем не бывало: «Вот договор, заключенный Мухаммедом, посланником Аллаха…» «Если бы я признал тебя посланником Аллаха, — запротестовал его визави, — я бы тебя не победил. Напиши свое имя и имя своего отца!» Мухаммед вновь повиновался. И он согласился с условием, предписывавшем ему отослать обратно всякого курайшита, принявшего ислам и присоединившегося к нему в Медине!

Этот договор, унизительный для пророка, предусматривал перемирие сроком на два года. Подразумевалось, что в любом случае в этом году мусульмане в Мекку не смогут войти. За это в следующем году курайшиты оставят город на три дня, чтобы верующие могли совершить поклонение. Пророк промолчал, но его сторонники принялись шумно выражать свое негодование. Но что поделать — враги были гораздо сильнее молодой общины, которой многие пренебрегали, хотя и обращались с ее главой так, как обращались бы с могущественным владыкой. За прогулку по пустыне и остановку в Худайбийе в конечном счете пришлось дорого заплатить.

Но статус миката, отделившего пустыню мирского от священной земли, Худайбийе достался не за то, что она оказалась местом раздора между язычниками и мусульманами. Откуда тогда эти посты, это строгое соблюдение всех предписаний ислама? С таким же успехом можно размышлять о том, какого пола ангелы и где находится Атлантида. Впрочем, ислам рассказывает о сверхъестественных существах не меньше, чем о людях. Говорят, что, когда Ибрахим поместил камень в один из углов Каабы, он зажег там пламя, осветившее определенное пространство. Демоны, окружавшие старца и наблюдавшие за тем, что он делает, ринулись из всех углов к пылающему огню. Они должны были остановиться на границе освещенной зоны. Тогда в тех местах, откуда были выпровожены демоны, Ибрахим воздвиг каменные колонны, с которых неустанно наблюдают ангелы. Вокруг этих первых колонн появились небольшие пограничные пункты — мавакит.

«Худайбийя приветствует вас», — кричит молодой солдат, робкий и подтянутый. Водитель показывает пакет с паспортами. «Все на хадж?» — спрашивает солдат. «Все», — отвечает суданец, который, кажется, знаком с военным. Автобус ныряет под мост. Он пересекает Рубикон, переходит это «Красное море» и, наконец, въезжает в доступную с этой минуты Святую землю под гром аплодисментов. «Я пред Тобой… я пред Тобой!..»

Придорожный указатель сообщает, что до Мекки осталось 23 километра.

Худайбийя — Мекка. 7.15/12.15 утра.

Два паломника-алжирца поворачиваются к трем французам с поздравлениями: «Добро пожаловать в обитель ислама, братья!» Новообращенные мусульмане отвечают им на литературном арабском языке, лаконичном, благозвучном, пересыпанном литургическими формулами. Двое магрибинцев не шелохнулись: для них язык Корана совершенно непонятен, все равно как иврит. Может, они вспомнили алжирскую пословицу: «Мы их научили молиться, а они быстрее нас пришли в мечеть», которая свидетельствует о некотором раздражении, которое вызывают неофиты? Но вид у них тем не менее смиренный. И они долго обнимаются со своими «братьями».

Абсолютное изгнание немусульман за пределы Мекки вызывает споры, затрагивающие даже историю ислама. Скорее всего, этот запрет восходит к османскому периоду. Действительно, Коран недвусмысленно запрещает доступ к Каабе и совершение религиозных обрядов в ее окрестностях одним только язычникам. «Многобожники — нечистота. Пусть же они не приближаются к мечети священной после этого года» (Коран, 9:28). Речь идет о первом хадже мусульман под предводительством Абу Бакра (631 год), когда к правоверным примешались «неверные», пришедшие из всех уголков Аравии. Мухаммед в то время оставался в Медине, где голос указал ему на то, что необходимо удалить неверных из Каабы. Тем не менее халиф Омар регулярно выслушивал жалобы евреев и христиан, требующих немедленно восстановить справедливость, даже внутри ограды Каабы, после завершения пятничной молитвы. В истории также описывается случай, когда врач-христианин занимался своим делом у подножия одного из минаретов священной мечети. Он ревниво придерживался своей веры, однако воспитал сына Дауда в лоне ислама, что и послужило причиной для возникновения арабской поговорки: «Безбожник, почище Даудова отца». Кроме того, о немусульманском населении, состоявшем из жен правоверных, рабов и торговцев, в хрониках святого города говорится совершенно спокойно, не упоминается уже об иностранных инженерах, архитекторах и т. п., временно оказавшихся в городе по делам, связанным с работой. Да в наши дни бизнесмены с Запада или из Азии приезжают сюда с деловыми визитами.

В Медине до сих пор вспоминают о двух христианах времен крестовых походов, одетых мусульманами, которые намеревались осквернить могилу пророка. Преступное намерение этих некрофилов было раскрыто, когда туннель, который они копали от своего дома, достиг священного места захоронения. Они погибли, не успев добраться до могилы. С тех пор она огорожена толстой стеной с основанием из свинца.

Саудиды распространили этот ореол святости ни много ни мало на целое королевство. Для евреев делалось лишь редкое исключение при выдаче въездных виз. Христиане, которых было довольно много в стране, кроме, разумеется, священной территории, могли приезжать сюда только в качестве временных работников. Хотя многие из этих последователей Христа по происхождению были арабами — палестинцами, сирийцами, ливанцами или иракцами, формально им запретили открыто исповедовать свою религию, что противоречило прекрасному стиху Корана: «Нет принуждения в вере» (Коран, 2:257/256). Библия и распятие также были запрещены. По этому поводу сначала послу Саудовской Аравии в Париже, а затем королю Фахду было направлено письменное ходатайство с просьбой ослабить запреты в отношении свободы вероисповедания. Ответ пришел с шейхом Абу Бакром Джабиром, президентом Отдела исследования ислама в университете Медины: «Отнюдь не являясь показателем глубокой нетолерантности со стороны властей Саудовской Аравии, этот запрет (немусульманам открыто исповедовать свою веру) является на самом деле продолжением концепции ислама, согласно которой собрание Королевства Саудовская Аравия считает ислам мечетью, в которой не могут сосуществовать две религии» (Монд, 20 августа 1987 г.). Затем последовала ссылка на хадис, согласно которому «два культа в Хнджазе не уживаются». Даже если это сентенция действительно принадлежит пророку, она касается только голодного пайка в современной Саудовской Аравии. Впрочем, это ничуть не мешает шейху ваххабитов ораторствовать: «Это информационное дополнение должно помочь избежать в будущем принятия скоропалительных суждений под предлогом недостатка свободы вероисповедания в условиях правления Саудидов».

Если, по несчастью, случится так, что один из этих инженеров или агрономов отдаст Богу душу, у него даже не будет права на арпан песка, чтобы тело могло упокоиться в земле. Помимо всего прочего, запрет немусульманам на въезд в священную землю попросту смехотворен, так как известно, что многие христиане обращаются в ислам с единственной целью — принять участие в хадже. Так что дорога к Мекке по-прежнему остается открытой для всех «неверных», хотя они и повторяют вслед за имамом: «Нет Бога кроме Аллаха, и Мухаммед пророк Его».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.