ПОХВАЛА СКЕПТИКАМ
ПОХВАЛА СКЕПТИКАМ
Люди бывают всякими — повторяю я уже в который раз на протяжении этой книги. Можно их разделить не только на медлительных и быстрых, скажем, но и на мечтателей и скептиков.
Конечно, человек, увлекающийся как мечтатель одной проблемой, может оказаться скептиком при решении другой. Страстный сторонник того, что Атлантида существовала на самом деле, может с издевательской усмешкой слушать доводы защитников телепатии.
Немало людей принадлежит (как всегда, при любом делении, по любому признаку) к золотой середине: изредка он мечтатель, изредка скептик, чаще — ни то, ни другое.
Но если уж ты не принадлежишь к «золотой середине», то чем лучше быть — мечтателем, даже фанатиком определённой идеи или скептиком?
Ты, конечно, скажешь, что мечтателем. А я отвечу: это зависит от идеи. Конечно, слово «мечтатель» звучит хорошо. Слово «фантазёр», совсем недавно казавшееся оскорбительным, тоже приобрело приятный оттенок. Даже слово «фанатик» становится модным. («Это настоящий фанатик! Молодец!») А тихому слову «скептик» пришлось плохо., Смотришь кинокартину, слушаешь по радио интервью с учёным, и время от времени в ушах взрывается фраза: «И скептики опять были посрамлены», «Я уверен, скептики будут посрамлены».
Создаётся впечатление, что только и делают скептики, что разными способами посрамляются.
А разве не так? Ведь во всякой истории про большое открытие или изобретение упоминаются скептики. Те, что не верили, и те, что ещё и мешали, — стыд им и срам! И правильно, стыд и срам. Только ведь то истории про настоящие открытия, изобретения. А в прошлом человечества хватало и ошибок, мнимых открытий, ложных сенсаций, всяких вечных двигателей, церковных чудес и прочего в том же роде. Лжеоткрытий всегда бывает куда больше, чем настоящих. Подсчитано, например, что из ста научных статей по физике с новыми гипотезами верной оказывается в среднем одна. Значит, те скептики, кто возражает против идей этой статьи, бывают посрамлены. А остальные?
Мечтатели живописуют рай на небе и ад под землёй, они рассказывают о боге, ангелах и дьяволах, а скептики говорят, что нет ни того, ни другого, ни третьего.
Мечтатели-алхимики ищут философский камень, превращавший любые вещества в золото. И эликсир вечной молодости они тоже ищут. Скептики считают, что алхимики не добьются цели...
Мечтатель Колумб объявляет, что доплыл до Индии. Скептики-географы качают головами: ох, что-то тут не так, не Индия это.
Кто прав?
Правы скептики, но открыл Америку всё-таки мечтатель. Однако вот пример, где скептицизм торжествует полную победу.
XIX век. Некий известный учёный — явный мечтатель — объявляет, что в его экспериментах наблюдается самозарождение микробов. А в роли скептика выступает великий Пастер. Он доказывает обратное. Мечтателя поддерживают многие свободомыслящие люди. Идея самозарождения живого в наше время привлекает их тем, что противостоит мифу о сотворении всего живого богом.
Но прав оказывается скептик. Стойте, товарищ автор! Это Пастер-то скептик? Человек, мечтавший искоренить все болезни на земле и сделавший для осуществления этой мечты больше, чем кто бы то ни было из медиков?
Да, скептик. Когда это правильно.
Ошибка чрезмерного скептицизма имеет ту же цену, что и ошибка чрезмерной веры. Если один говорит смелой гипотезе «да», а другой — «нет», не надо сразу зачислять первого в разряд отважных мечтателей, а второго — в разряд трусливых скептиков. А что надо? Надо изучить факты и рассуждения, которыми они доказывают или опровергают гипотезу. И, изучив, выработать собственное мнение.
Сверхскептиком среди гениев был, пожалуй, Ньютон. Он и себе-то не доверял до такой степени, что величайшие свои открытия публиковал лишь через много лет после того, как их делал (некоторые считают, что публикацию Ньютон откладывал, так как смертельно боялся критики). Ньютон гордо говорил: «Гипотез я не строю». Он хотел, чтобы его законы и теории рассматривались как достоверности. Этим словом он их и звал.
У скептицизма есть свои герои и жертвы. Можно смеяться над учёным, который, — впервые услышав фонограф, объявил в гневе его владельца чревовещателем. Но нельзя не снять шляпу перед человеком, который выпил пробирку с культурой холерных вибрионов, чтобы доказать, что не они вызывают болезнь. Этот скептицизм, как и скептицизм Пастера, — тот же энтузиазм.
Так что же, зря мы говорили, будто люди делятся на мечтателей и скептиков? Выходит, всё зависит только от предмета мечты и объекта скептицизма?
Нет. Дело всё-таки не только в предмете спора. Есть люди, более склонные к фантазированию, даже в отрыве от твёрдой почвы фактов, и люди, слишком боящиеся от этой почвы оторваться. Что лучше?
И то и другое — нужно. Человечеству необходимы и мечтатели и скептики. Но главку эту я назвал «Похвалой скептикам» — именно скептикам: мечтателей и так захвалили.
Я вовсе не призываю тебя, мой читатель, стать скептиком. А вот обзавестись дозой скептицизма стоит. Очень грустно бывает видеть, как множество людей верит порой совершенно нелепым слухам и сообщениям. Стоило «Комсомольской правде» в шутку сообщить, что на Таймыре найден живой мамонт, как тут же нашлись «энтузиасты», отправившиеся в путешествие, чтобы на него взглянуть. А шутку вовсе не выдавали за факт, поместили её в разделе юмора.
Журнал «Знание-сила» сообщил в шутку, что жираф — выдуманное животное. И десятки читателей поверили и стали возмущаться другими журналами, где печатают фотографии мифических жирафов.
Я сам как-то дал в «Академию весёлых наук» журнала «Знание — сила» примерно такую заметку:
«По совету психологов в Лондонском метро вывески «Выхода нет» были всюду заменены вывесками «Выход с другой стороны». В городе сразу уменьшилось количество самоубийств на 0,68 % .
Заметку всерьёз перепечатал чехословацкий журнал, оттуда её взял журнал «Вокруг света», и, наконец, в одном очень уважаемом еженедельном издании большую статью о значении своей науки психолог начал с рассказа о замечательном практическом достижении лондонских психологов — замене вывесок в метро...
А между тем заметку нельзя было принимать всерьёз, даже если бы она печаталась не в юмористическом разделе. Ведь, по её сообщению, число самоубийств уменьшилось всего на 0,68%. А учёные знают (и стоило бы знать всем), что очень небольшие отклонения в научной статистике (меньше одного, иногда — пяти, иногда — даже пятнадцати процентов) во внимание не принимаются.
Один из читателей журнала «Знание — сила» во время шутливой дискуссии на тему, существуют ли на свете жирафы, прислал совершенно отчаянное письмо. И спрашивал: чему же верить? На этот вопрос есть точный ответ. Вера должна опираться на знания. И на умение делать из этих знаний выводы. Чтобы понять, чему верить, надо больше:
1. Знать,
2. Думать.
Как человечеству нужны и мечтатели и скептики, так каждому из нас необходимо быть и мечтателем и скептиком. Хороша только та мечта, с которой не справиться даже очень здоровому скептицизму.
* * *
Атлантида! Погибшая земля в Атлантическом океане. Лемурия! Погибшая земля в Индийском океане. Пацифида! Погибшая земля в Тихом океане.
Были ли они?
Может быть, и были.
Существовали ли на них цивилизации?
Может быть, и существовали.
Какими они были?
И вот тут нельзя не возразить мечтателям, которым видятся могучие державы, дворцы науки, тайные знания — от владения секретом атомной энергии до создания самолёта. Смотрите, мол, какие удивительно точные календари достались нам от египтян и майя!
Смотрите, как много знали эти египтяне, майя, шумеры о звёздах! Наверное, уж не меньше было им известно и обо всём остальном, и календари — только жалкий остаток былых кладезей познания.
Ведь настолько точно знать астрономию для практических целей на уровне древних египтян или майя — ни к чему. А только практика двигает теорию.
Вот логика некоторых мечтателей в поисках сверхдревних сверхцивилизаций. Человек-де ищет только то, что ему необходимо, что приносит пользу.
Но... когда-то у древнего грека Эвклида (твой первый учебник геометрии почти весь заполнен именно его трудами) его ученик, древний грек помоложе и поглупее, спросил, какая практическая польза от очередной порции знаний. И Эвклид в ответ приказал своему рабу выдать ученику немедленно грош, ибо тот хочет получать от науки пользу. У Эвклида была та же точка зрения, что у физиков, которые тысячелетиями позже исследовали атом, не думая о применении атомной энергии.
И когда в III веке до нашей эры были тщательно исследованы конические сечения, геометр не подозревал, что через каких-нибудь двадцать веков его труды пригодятся артиллеристам.
Начатки геометрии были необходимы тысячи лет назад, потому что земля была ценностью и её надо было делить по каким-то правилам. Профессия землемеров появилась достаточно давно. Особенно она была важна в долине Нила. После каждого очередного разлива и спада великой реки приходилось заново устанавливать границы между полями — ведь межевые знаки сносила вода и засыпал ил.
Начатки астрономии нужны были земледельцам — требовалось навести какой-то порядок в сумятице времени, чтобы знать, когда ждать разлива рек, а когда — знойного ветра. Календарь же всюду создавался именно на основе астрономии. И пастуху тоже нужны были начатки астрономии. По звёздам, как позже моряк, он вёл свои стада в однообразных степях.
Но стоит человеку поневоле сделать глоток из родника знаний, как он уже не может от него оторваться. И чем больше пьёт, тем сильнее жажда.
Значит? Значит, нужны доводы другого рода. И факты. И мечта, которая заставляет человека эти факты искать. И здоровый скептицизм, который даёт возможность правильно их оценить. И новые, новые, новые факты...