МЕРА ГНЕВА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

МЕРА ГНЕВА

Есть на свете книга, которую чтил даже малопочтительный Остап Бендер. У неё красивое имя — «Уголовный кодекс». В этой книге есть статьи, какие даже самые дотошные историки не отыщут в старинных сводах законов. Потому что до появления на карте мира СССР нигде на планете не было, скажем, социалистической собственности. Но есть в Уголовном кодексе и дополняющих его других юридических установлениях пункты, от которых можно провести длинную-длинную линию в прошлое.

Чтобы далеко не ходить, вспомним наши законы о тунеядцах. Их отправляют подальше от крупных центров, привлекают к принудительному труду... Но ничуть не лучше поступали с тунеядцами во многих городах Древней Греции. Каждый год должны были граждане большинства древнегреческих полисов, городов-государств, сообщать, на какие доходы они живут. А если кто-то не мог дать убедительных объяснений, его изгоняли, лишали гражданских прав. Такого человека подозревали во всяческих преступлениях, его окружало презрение общества, проявлявшееся весьма ощутимо. Мало того, отъявленного бездельника — во всяком случае, так было записано в законе — не спасало от осуждения за лень даже богатство.

Конечно, Афины были рабовладельческим государством. И большая часть их полноправных граждан жила за счёт чудовищной эксплуатации бессловесных рабов. Но почти на каждом полноправном афинянине лежал ряд весьма ответственных общественных обязанностей. Их надлежало выполнять. Кроме того, ему надо было управлять собственным хозяйством и собственными рабами. Постоянно следовало тренироваться и учиться, чтобы быть готовым к войне. Словом, государство следило за тем, чтобы гражданин был занят делом. А если человека трижды уличали в праздности — пусть даже у него были средства к существованию, — то, по законам Солона, его клеймили позором (была у афинян такая любопытная церемония).

Был в древних Афинах ещё один закон, о котором недавно вспоминал советский поэт Борис Слуцкий:

Знаете, что делали в Афинах

С теми,

Кто в часы гражданских свар

Прятался в амбарах и овинах,

Не голосовал, не воевал?

Высылали этих воздержавшихся,

За сердце болезненно державшихся,

Говоривших «мы больны»,

Тотчас высылали из страны. 

Поэт не совсем точен. Действительно, по афинским законам граждане были обязаны принимать участие в голосовании, а если в стране начиналась гражданская война — в прямой вооружённой борьбе за власть. Целью законов было лишить какую-нибудь кучку людей возможности захватить власть благодаря равнодушию большинства населения. Но «воздержавшихся» отнюдь не обязательно высылали. Как правило, их «только» лишали гражданских прав. Впрочем, в Афинах, при тамошнем развитии общественной жизни, это тоже было весьма суровым наказанием.

В современном праве нашей страны, как и остальных государств мира, нет закона, аналогичного этому. Но место юридической нормы заняла норма моральная. Поэт продолжает:

И в двадцатом веке обывателю

Отойти в сторонку не дают.

Атомов

мельчайших

разбиватели Мелкоту людскую разобьют.

Как бы ни хватались вы за сердце,

Как ни отводили бы глаза,

По домам не выйдет отсидеться,

Воздержаться будет вам нельзя.

 Богиня Фемида с весами по-прежнему остаётся символом правосудия вот уже тысячи три с лишним лет. А когда мы говорим «пошёл по кривой дорожке», то, может быть, невольно вспоминаем ещё более древний символ правосудия. В Древнем Египте им служила мера длины — локоть. Отрезок прямой.

В нашем Уголовном кодексе есть разные меры наказания — смертная казнь, тюремное заключение, штраф. Те же меры и во всех цивилизованных странах. А которая из них древнее?

Конечно, самая древняя — смертная казнь. Её знают даже те народы, которые не знают никаких других наказаний (если не считать рядовых побоев). Австралиец, женившийся вопреки обычаю на женщине, принадлежащей к его же роду, был обречён, если, конечно, ему не удавалось убежать достаточно далеко.

В Перу, великом государстве инков, смерть полагалась за длиннейший ряд преступлений. В том числе — вору. Поджигателю. Человеку, который прорыл канал, чтобы отвести себе воду с чужого участка. Тунеядцу.

В Древнем Египте закон обрекал на смерть ещё и всякого, видевшего нападение убийц и не попытавшегося защитить их жертву. И, между прочим, всякого, кто не мог объяснить, на какие средства он живёт.

У множества народов Африки, Азии и Европы в далёком или недавнем прошлом воровство каралось смертью. А чем же было наказывать более опасные преступления — убийство, например? Но к ним отнюдь не относились как к более опасным! В одних странах наказанием была смерть. Но в других... В Бутане, например (княжество между Индией и Китаем), убийца рассматривался скорее как несчастный человек, чем как преступник. То же — у ряда африканских племён.

Основой общества успела стать частная собственность, её и оберегали всей своей мощью законы и обычаи.

Ну, а убийство? В худшем случае «несчастного» ждала месть родственников жертвы. В лучшем — ему давали откупиться. Папуасы объясняли столь мягкое отношение к Убийце тем, что смерть ведь вовсе не такое уж большое несчастье для человека. И шведский путешественник Эрик Лундквист меланхолически отмечает, что примерно так же относились к убийству его предки — норманны.

« Итак, убийство каралось штрафом, но не только оно, и по мере развития общества «выкуп вины» постепенно занимал место многих других наказаний. Общество, вступившее в период расцвета товарно-денежных отношений, почти всё готово было измерять золотом и серебром.

Сегодня мы — да и сами американцы — возмущаемся тем, что с помощью системы взяток (и угроз) гангстеры часто обходят в Соединённых Штатах весьма суровые на вид законы. Мы с презрением вспоминаем о судьях-взяточниках царской России. Но феодальный суд по самой своей природе был подкупен. Подкупен откровенно. Мало того, откупаться от правосудия было когда-то правом каждого.

Киплинг писал о старом феодальном афганском суде:

И чем длиннее твой кошель,

Тем дольше ты живёшь.

Может быть, он имел в виду его тайную подкупность, а может быть, подкупность официальную. Впрочем, сами термины «подкуп», «подкупность» здесь звучат не очень точно. Посудите сами.

В «Русскую Правду» входит длинный перечень «цен» на преступления. Вот пример:

«Если (кто) ударит мечом по руке и отвалится рука... то 20 гривен, а тому (то есть потерпевшему) за увечье 10 гривен...»

Страницы Салического закона франков и других Правд, по которым жили государства Европы, напоминают бесконечно длинный прейскурант ателье бытовых услуг. Вот в не слишком вольном изложении кусочки из этого прейскуранта.

Если кто схватит другого за волосы одной рукой — 2 золотых экю, двумя руками — 4 экю. Перелом кости в драке обходился виновному в 100 экю; столько же стоил выбитый глаз. Пальцы были далеко не в одной цене — повреждение большого требовало взноса в 50 экю, указательного — в 40, мизинец «тянул» всего на 10 золотых.

Нас сейчас не просто поражает, нам кажется бессмысленным кощунством торговля индульгенциями, организованная римскими папами в средние века. Нам трудно поверить, что люди могли всерьёз относиться к прейскуранту на райское блаженство, с точной оценкой полного обеления и прощения за любое преступление. Но ведь для людей того времени выкуп прегрешения против закона казался вполне естественным. Он был не подпольным, не крадущимся, а входил органической частью в нормальную жизнь общества, был закреплён самим законом.

И для того чтобы Лютер восстал против индульгенций, должно было пройти много времени. Должны были измениться земные законы и нормы морали, чтобы протестанты посмели восстать на «законы небесные». Когда после серьёзных преступлений нельзя стало откупаться от наказания — по крайней мере, в силу буквы изменившегося закона, — показалась дикой и мысль об уплате за местечко в раю. А в раннем средневековье расплатиться за убийство деньгами было так же естественно, как сегодня отдать рубль милиционеру за переход улицы в неположенном месте. И, может быть, само слово «расплатиться» в значении, не имеющем отношения к деньгам, стало употребляться, только когда древний закон устарел. Говоря, что «враги поплатятся», мы ведь сейчас меньше всего думаем о выкупе. Мало того. С нашей точки зрения, гораздо более моральной может показаться месть за убийство, чем согласие родных жертвы получить от убийцы «цену головы». Но это — с нашей.

Ещё одна любопытная деталь. Государство рано отняло у граждан право на самосуд. Стало нельзя самому убивать вора, хотя бы он подлежал смерти по закону. За одним исключением, которое оговаривают законы Древней Руси, германцев и англо-саксов, — вора, пришедшего в твой дом ночью, убить можно на месте. «Тать в нощи» подлежит самосуду. Это положение формально сохранилось в законах ряда стран.

Установленное законом право на самооборону, как и указания на допустимые пределы её, имеет корни в «Русской Правде», в кодексе Юстиниана, созданном в Византийской империи, даже в законах царя Хаммурапи.

Есть народы, законы которых кажутся на общем фоне более мягкими. Племя куки в Индии отказалось от смертной казни преступников. И за кражу и за убийство оно наказывало «всего лишь» обращением виновного в рабство. Впрочем, в последнем случае эта участь постигала не только убийцу, но и всю его семью.

В одном только случае даже гуманные куки отступали от своих принципов. Одно преступление и они наказывали смертью — это измену. И тут можно найти параллели совсем в недавнем времени. Большевики в своей революционной борьбе были противниками индивидуального террора. Они не кидали без крайней надобности бомбы под кареты генерал-губернаторов и не палили из револьверов в великих князей и полицмейстеров. Но изменников, но провокаторов убивали беспощадно.

Конечно, прямой преемственности тут не было. Однако ход мыслей один и тот же. Изменник не имеет права жить на свете.

Гонды в Южной Индии говорили о себе, что они могут убить, но не солгут. Древние евреи сделали «титулом» дьявола, вторым именем его «Отец лжи». В Библию вошла специальная заповедь: «Не приноси на ближнего своего свидетельства ложна».

В Древнем Риме клеветника подвергали тому наказанию, которому подвергся бы оклеветанный.

Давно уже штраф стал наказанием только за небольшое преступление. Но и сегодня в буржуазных государствах широко применяется практика, по которой обвиняемого до суда выпускают под денежный залог. Понятно, что это в гораздо большей степени доступно для богача. Свобода, хоть и временная, покупается (правда, при явке в суд залог возвращается).

Конечно, это явно норма, перешедшая к нам от времён, когда закон можно было задобрить деньгами.