Частные понятия о предметах иконописания
Частные понятия о предметах иконописания
В частности, иконописец посредством своей кисти или сообщает чадам Св. Церкви те понятия о Всевышнем Существе, которые сам Бог открыл нам о себе в Св. Писании, или изображает бесплотных духов и людей, благоугодивших Богу своею верою и добродетелями. Древнейшим символом Бога во Всесвятой Троице, поклоняемого в откровении и в области иконописания, можно почесть явление Господа Аврааму в виде трех мужей, которым он оказал гостеприимство, приняв их как странников.
Но как Пророку Даниилу Отец Небесный явил Себя в образе ветхого деньми в одежде снеговидной, Второе лице ради нашего спасения вочеловечилось, а Третие лице Св. Троицы являлось в виде голубином и огненных языков, то вошло в обычай и в таких образах посредством иконописного художества представлять понятие о Всесвятом существе Божием, в Троице Святой прославляемом.
Какая совокупность величия, премудрости и благости требуется в изображении Первого лица Св. Троицы, иконописцу внушает самое Св. Писание, которое Отца Небесного именует Отцем единородного Сына своего, Господа нашего Иисуса Христа, данного Им миру, по одной любви к роду человеческому, Отцем всякого отечества на небесах и на земле, Отцем щедрот, Богом любви и всякие утехи. Посему живописцы Западной Церкви погрешают, представляя Бога Отца в виде сурового и грозного старца, разделяющего при создании хаос творения как бы с напряженным усилием. Такое изображение противно как вышеприведенным слововыражениям о Боге Отце Св. Писания, так и тому учению откровения, что все создано единым словом Божиим и все творение есть только как бы осуществленная мысль Божия, для приведения коей в действие Всемогущий, Премудрый и Всеблагий не имел нужды ни в малейшем усилии.
Симон Ушаков. Троица Ветхозаветная
Второе лицо Св. Троицы Св. Писание именует Богом, Единородным Сыном Отца Небесного, рожденным прежде всех веков, изображает Единодушным Отцу по Божеству и Сыном человеческим, потому что Он для спасения рода человеческого от чистейшей крови Пренепорочныя Девы воплотился, или, по выражению Апостола, принял на себя зрак раба, т. е. был в подобии нашей плоти, кроме греха, обитал между людьми, открыл им истинное Богопознание, претерпел от людей крестные страдания, умер, погребен, воскрес из мертвых, вознесся на небо, воссел одесную Отца Небесного, придет судить живых и мертвых. Такие сообщаемые нам Св. Писанием понятия о Втором лице Св. Троицы дозволяют иконописцу изображать Спасителя в человеческом виде от младенческого до мужского возраста, от положения в Вифлеемских яслях до крестных страданий и погребения, также нисходящим во ад, воскресшим, возносящимся на небо, восседающим одесную Отца Небесного, грядущим на облаках судить и судящим весь род человеческий. Но иконописец не должен забывать, что в лице Спасителя и во время открытого пребывания Его на земле им, евшие очи видети усматривали славу яко Единородного от Отца Небесного, что Иисус Христос есть Богочеловек. Посему от Иконописца требуется глубокое изучение Евангелия, неутолимое усилие и самая зрелая обдуманность в изображении лица Господа нашего. Иконописец должен знать, что, как все Ветхозаветные Праведники предъизображали своими добродетелями лицо Христово, так добродетели святых, благоугодивших Богу своею жизнию в Новом Завете, суть только подражание и как бы отражение добродетелей и совершенств Иисуса Христа. Следовательно, как Пророки, Апостолы и вся Церковь главной целью своей проповеди и учения во все времена имели Господа нашего Иисуса Христа, так иконописец должен иметь в предмете преимущественно то, чтобы в уме и в сердце взирающих на изображаемые его кистью иконы Спасителя вообразился Христос, чтобы в выражаемых кистью осанке, взоре, лице, движениях, во всем теле Спасителя можно было созерцать величие, бесстрастие, божественную любовь, благость, милосердие, смирение и кротость Господа. Из сего легко усмотреть, что только в чистой душе, озаренной наитием благодати, может представиться идеал, в котором должно быть изображаемо лицо Спасителя нашего, что иконописец не найдет для сей цели ни одной черты посреди суеты мирской, что в сем отношении не только не могут быть для него пособием так называемые антики, или уцелевшие до наших времен истуканы Зевеса, Аполлона и подобных богов языческих, но если б художник дерзнул подражать их формам, то, по достоинству, подвергся бы той участи, которая во дни св. Геннадия Патриарха постигла, как свидетельствует история, некоего константинопольского живописца, дерзнувшего написать образ Иисуса Христа наподобие языческого бога Дия. За такую дерзость сему живописцу усохла рука и только покаянием и молитвами св. Геннадия Патриарха он получил исцеление.
Для сообщения некоего понятия о Духе Св., Третьем лице Св. Троицы, кроме символов голубя и огненных языков и притом или в совокупности с первыми лицами существа Божия или с теми событиями, в коих Он под такими видами являлся или мог действовать, иконописец не имеет права употреблять других символов; особенно должен беречься представлять Третье лицо Св. Троицы отдельно в виде юноши, как дерзали изображать Духа Св. некоторые живописцы Западной Церкви, которою и осуждено такое своеволие.
Добрых ангелов представляет Слово Божие и жития святых в виде мужей и юношей, весьма редко в виде отроков, но нигде не говорится, чтобы они кому-либо являлись под видом младенцев и притом нагих, как обыкновенно изображают их художники римской Церкви. Наименование их добрыми святыми, Божиими, дает разуметь, что их лики должны быть оттенены святолепною красотою, кротостию и добротою. Для означения их духовности и быстроты, с которой они совершают волю Божию, издревле иконописцами ангелам всех девяти чинов усвоены крылья, хотя, по свидетельству Св. Писания, только серафимы и херувимы являлись окрыленные шестью крыльями. Греческие иконописцы представляли ангелов в диаконском облачении, опоясанными орарем, так что сим на плечах и груди образуется крест, потому что в церковной иерархии диаконы при совершении священнодействий, по таинственному изъяснению, образуют собою служение на небесах ангелов. Но как ниоткуда не видно, чтобы ангелы являлись кому-либо в диаконском облачении, то иконописец не погрешит, изображая их просто в светлых, как бы эфирных одеждах, коих складки (как представляли ангелов некоторые живописцы Средних веков) скрывают их ноги.
Один чин ангелов Св. Писание именует силами, в церковных книгах они означаются названием умных сил. Их изображают иконописцы в виде младенческих человек с крыльями. Символ сей не только не заключает в себе ничего предосудительного, но даже весьма близко выражает их наименование.
В каких видах являлись херувимы и серафимы, иконописец может усмотреть из самого Священного Писания. Символические атрибуты, с коими издревле изображались архангелы, описаны в Четье Минее под 26 числом месяца Марта.
В сонме святых, благоугодивших Богу своей жизнию на земле, Первое лицо Преблагословенной Матери Господа нашего, о которой предсказал Пророк Исайя, что Она, будучи Приснодевою, зачнет и родит Еммануила, потому что, как говорит св. Амвросий: «Та, которая могла зачать, могла и родить, не переставая быть Девою, так как зачатие всегда предшествует рождению»23. Благоговея пред непостижимою тайною воплощения Спасителя, коего орудием соделалась Пресвятая, вся вселенская Церковь исповедует Ее Пренепорочной Матерью, без всякого сравнения честнейшей Херувимов и славнейшей Серафимов, Царицею неба и земли, высшею небес, светлейшею лучей солнечных, Ходатайцею и Споручницей нашего спасения пред Престолом Сына своего и Бога. Такие понятия о лице Богоматери достаточны к возбуждению в иконописце ощущений и мыслей, долженствующих вдохновить его и просветить ум к изображению Богоматери. Изображает ли он Пренепорочную внимающею благовестию Архангела во время его благовестия, полагающею в яслях или держащею в своих объятиях Богомладенца, сопутствующею Спасителю во время служения Его роду человеческому или стоящею у креста Его и, наконец, в небесной славе пред Престолом Сына своего и Бога – смирение, любовь, терпение, сострадание и кротость в соединении с величием и Боголепностию в высочайшей степени должны быть отличительными чертами лика Приснодевственной Матери.
Представляя Ветхозаветных патриархов, Пророков, Апостолов, Святителей, Отшельников, Преподобных жен и дев, иконописец должен иметь в виду, что хотя Святые были люди нам подобострастные, но они из любви к Богу перенесли бесчисленные труды, изнурения, скорби, гонения, преследования, что они постоянно пребывали в посте, молитвах и бдении, что многие из них, еще в сей жизни достигши бесстрастия, были земными ангелами и при содействии благодати Божией соделались небесными человеками. Следовательно, лица их сияли горячайшей любовию к Богу, терпением и кротостию; тела их были истощены Богоугодными подвигами, в их взорах просияло небесное упование, что им готовится венец правды, которым увенчает их праведный Судия, в день торжественного явления своего.
На иконах св. мучеников и мучениц, представляющих страдальческие их подвиги, по необходимости допускаются обнажения некоторых частей тела. Но иконописцу надлежит помнить, что св. мученики не были отчаянные атлеты с геркулесовскими формами тела, что они, быв вынуждены обстоятельствами времени свидетельствовать истину своей веры и упования на Бога претерпением мучений, были укрепляемы в своих подвигах Божественною благодатию; посему с таким спокойствием и кротостию переносили свои страдания, что приводили в изумление и, наконец, терпением победили своих мучителей. Понятие об их сверхъестественном терпении можно почерпать из церковной истории, из творений древних христианских писателей, а частию из Четий Миней. Так, например, св. мученик Лаврентий, жегомый на железной решетке, не вопиял, не стенал, не испустил ни одного вздоха, и когда половина его тела, обращенная к огню, совершенно испеклась, он только сказал мучителю: поверни на другую сторону, эта уже изжарилась! Вообще же иконописец должен помнить, что христианское целомудрие допускает обнажение тела только в неизбежных случаях, притом изможденного страданиями и ношением, следовательно, немогущего действовать на волнение чувственности.
Святая Мария Египетская с житием. Вторая половина XVII в.
Лики тех святых, которые заблуждения своей жизни загладили продолжительным покаянием, так как они, стараясь наказать в себе прежнее своеволие жизни своей, истощили плоть свою чрезвычайными подвигами и лишениями, не только должны быть изображаемы без малейших следов страстей, волновавших сердце их, но напротив, так, чтобы взирающему на их изображения можно было иметь хотя некоторое понятие, до какого изнурения доводили они себя, быв воспламенены любовью Божьей.
Даже тех блаженных ныне небожителей, которые земную жизнь свою провели в грубых беззакониях, наконец, чудным содействием благодати принесли хотя кратковременное, но всеискреннее покаяние, как, например, разбойника, исповедавшего на кресте Господа, – живописец не имеет права изображать резкими чертами, придавать им вакхическую красноту, гигантские формы, дикие взгляды и т. п., потому что если сильная скорбь в самое короткое время может довести человека до совершенной дряхлости, то тем более благодать Божия в одно мгновение сильна переродить человека и сообщить ему новый, небесный вид. Ликам такого рода святых приличествует выражение сознания своей виновности, смирения, радости о помиловании и ощущение милосердия Божия.
Наконец бывают случаи, заставляющие иконописца представлять посредством своего искусства понятие об отпадших злых духах. Им приписывает Св. Писание лживость, коварство, зависть, злобу, лукавство, хитрость, вечное противление Богу и постоянную ненависть к людям, по которой они употребляют все усилия, чтобы привести человеческий род в бедственное состояние как в сей, так особенно в будущей жизни; в Четьях Минеях и вообще в жизнеописаниях святых злые духи изображаются гнусными, самыми отвратительными и уродливыми чудовищами.
Посему иконописцу легко подобрать черты для сообщения понятия о злых духах. <…>
Данный текст является ознакомительным фрагментом.