Пять писателей, предавшихся любви

Пять писателей, предавшихся любви

И если наши мертвые тела —

Добыча коршунов…

Я верю,

В загробном мире наши две души

Сольются в странствии одном.

И в ад, и в рай

Войдем мы вместе, неразлучно.

Тикамацу Мондзаэмон. «Самоубийство влюбленных на острове Небесных Сетей»

Немецкого писателя Генриха фон Клейста (1777-1811) почитали своим предтечей литераторы самых различных, даже противоположных направлений — и реалисты, и экспрессионисты, и шовинисты. Ненавидящий войну офицер, разочаровавшийся в науке студент, несостоявшийся чиновник, неудачливый издатель, он, вероятно, все равно рано или поздно пришел бы к самоубийству, но встреча с Генриеттой Фогель ускорила финал и придала ему мрачно-романтическую окраску, которой Клейст в значительной степени и обязан своей большой посмертной славой. Он не имел средств к существованию, был не признан современниками, отвергнут великим Гёте, его родина была повержена в войне с Наполеоном. А госпожа Фогель жила с нелюбимым мужем и была смертельно больна. Союз Генриха и Генриетты был идеальным, а страсть болезненно интенсивной. Идея совместного самоубийства принадлежала женщине. Клейст был потрясен и восхищен. Он писал приятелю: «…Я обрел подругу, чей дух парит, как молодой орел — подобной я не встречал еще никогда в жизни — ей внятна моя печаль, она видит в ней нечто высокое, глубоко укоренившееся и неизлечимое и потому, хотя ей по силам осчастливить меня здесь, на земле, жаждет со мной умереть… Теперь ты понимаешь, что сейчас единственная моя отрадная забота — отыскать достаточно глубокую пропасть, чтобы вместе с нею броситься туда».

Влюбленные сняли номер в гостинице возле Потсдама, пошли гулять в лес, к берегу озера Ванзе. Генрих прострелил Генриетте сердце, потом выстрелил себе в рот. В гостинице были оставлены предсмертные письма. В том, что написано женщиной, звучит спокойное, небоязливое довольство: «Всего вам доброго, дорогие друзья, вспоминайте в радости и печали двух необычных людей, которых вскорости ждет великое путешествие в неведомое».

В разгар другой войны, в другом лесу, окончил свою жизнь еще один не слишком удачливый литератор, тоже обретший большую славу лишь после смерти. Был сентябрь 1939 года. Польский драматург и прозаик Станислав Виткевич (1885-1939) бежал от наступающих немцев на восток.С Виткевичем была женщина, много моложе его, которую он любил. С востока навстречу немецким танковым колоннам двинулись дивизии Красной Армии. Бежать стало некуда. Влюбленные удалились в лес, чтобы покончить с собой. У писателя был пузырек с люминалом. Таблетки он отдал женщине, сам же решил воспользоваться бритвой. Женщина проглотила все таблетки и погрузилась в сон. Виткевич пытался перерезать себе вены, а когда не вышло, рассек шейную артерию и истек кровью. На рассвете женщина очнулась — то ли люминала было недостаточно, то ли ее молодой организм был слишком силен. А, может быть, ей на самом деле не хотелось умирать. Во всяком случае, она осталась жива и потом жила долго.

И еще одно синдзю в лесу — смерть японского писателя Арисимы Такэо (1878-1923) и его подруги Катано Акико. Очевидно, лес обладает для участников двойного самоубийства некой подсознательной привлекательностью: не только образ возвращения в райский сад, но и символ мира, все население которого состоит только из двух человек.

Арисима, знаменитый писатель и уважаемый мэтр литературного сообщества, школьный друг правящего императора Тайсё, полюбил эмансипированную 26-летнюю журналистку, которая была одержима суицидальным комплексом. Писатель и сам в своих произведениях воспевал смерть во имя любви. Акико убедила Арисиму воплотить свое кредо в жизнь. Последней каплей стало вымогательство, к которому прибег муж Акико, вознамерившийся получить от Арисимы денежную компенсацию за нанесенный моральный ущерб. Щепетильный и чувствительный писатель был до глубины души оскорблен пошлостью создавшейся ситуации. Влюбленные уехали в горы и там покончили с собой. В предсмертном письме другу Арисима писал: «…Я нисколько не жалею о своем решении и совершенно счастлив. Акико испытывает то же самое… Ночь миновала. В горах льет дождь. Мы долго гуляли, вымокли до нитки. Последние приготовления сделаны. Нас окружает величественный пейзаж — мрачный, трагический, а мы чувствуем себя, как заигравшиеся дети. Раньше я не знал, что смерть абсолютно бессильна перед любовью. Наверное, наши тела найдут, когда они уже истлеют». Так и произошло. Разложившиеся трупы самоубийц, свисавшие с потолка горной хижины, были обнаружены лишь месяц спустя.

Синдзю не всегда становится финалом драмы страстей. Весьма распространенное явление — самоубийство немолодых супругов, совершенное отнюдь не по романтическим мотивам. Но дело ведь не в страсти, дело в любви, а она не сводится к неистовству гормонов.

Стефан Цвейг (1881-1942) был именит, состоятелен и в самый разгар мировой войны жил в спокойном раеобразном пригороде Рио-де-Жанейро. Рядом была любящая молодая жена Лотта, ранее работавшая у Цвейга секретаршей. Никаких личных причин для самоубийства у писателя не было. Но после Пирл-Харбора и падения Сингапура он вообразил, что в мире окончательно восторжествовали силы зла, и, отчаявшись, решил уйти из жизни.

Преданная жена не противоречила и была готова разделить его участь. Перед смертью супруги написали 13 писем. Оправдывая свой поступок, Лотта не очень убедительно написала, что смерть станет для Стефана освобождением, да и для нее тоже, потому что ее замучила астма. Цвейг был более красноречив: «После шестидесяти требуются особые силы, чтобы начинать жизнь заново. Мои же силы истощены годами скитаний вдали от родины. К тому же я думаю, что лучше сейчас, с поднятой головой, поставить точку в существовании, главной радостью которого была интеллектуальная работа, а высшей ценностью — личная свобода. Я приветствую всех своих друзей. Пусть они увидят зарю после долгой ночи! А я слишком нетерпелив и ухожу раньше них». Цвейги отравились снотворным. Фотография их тел, прильнувших друг к другу даже в смерти, обошла все газеты.

Похожая история приключилась сорок лет спустя в Лондоне, где отравились снотворным Артур Кестлер (1906-1983) и его жена Синтия, по возрасту годившаяся автору «Полуденной тьмы» в дочери. Мертвый Кестлер был обнаружен сидящим в кресле с бокалом коньяка в руке. Синтия лежала на диване, рядом на столике — бокал виски. В пишущей машинке торчала записка для горничной с просьбой вызвать полицию.

Писатель был стар и смертельно болен: болезнь Паркинсона, лейкемия, расстройство речи, галлюцинации. При вскрытии в паху обнаружили метастазную опухоль. Синтия была молода, здорова и полна сил. Кестлер оставил письмо, адресованное друзьям. Оно было приготовлено еще за 9 месяцев до смерти. К последнему шагу писатель готовился основательно — привел в порядок дела, вступил в общество «Экзит» («Общество за право умереть с достоинством»), где его проинструктировали, как нужно правильно, наверняка уходить из жизни. Судя по письму, Кестлер собирался умереть один («…я не могу не думать о боли, которую причиню моим немногим еще живущим друзьям и прежде всего моей жене Синтии»), однако она рассудила по-своему. Утром того самого дня отвезла на усыпление собаку, к длинному письму мужа сделала короткую приписку: «…Я не могу жить без Артура, хоть у меня еще и остаются внутренние силы». Свидетелей их последнего объяснения нет, а может быть, никакого объяснения и не было, и Синтия приняла барбитурат, когда муж уже потерял сознание. Так или иначе, прозвучавшие в прессе посмертные обвинения в адрес Кестлера, якобы подчинившего любящую жену своей воле, вряд ли обоснованы.

В прощальном послании писателя, который на склоне лет увлекался парапсихологией и вообще слыл изрядным чудаком, в частности, говорится: «Я хочу, чтобы мои друзья знали: я покидаю их в мире и покое, не без робкой надежды на некую деперсонифицированную жизнь после смерти — без ограничений пространства, времени и материи, за пределами нашего разумения. Это „океаническое чувство“ часто поддерживало меня в трудные минуты; поддерживает оно меня и сейчас, когда я пишу эти строки…»

Влюбленным острова Небесных Сетей умирать было легче — они не робко надеялись, а совершенно твердо знали:

Мы возродимся мужем и женой.

О, и не только в будущем рожденье,

Но в будущем… и в будущем… и дальше

В грядущих возрождениях всегда

Мы будем неразлучны!