Дракула Брэма Стокера

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Дракула Брэма Стокера

Повествуя о вампирических похождениях Дракулы, английский романист Брэм (Абрахам) Стокер (1847–1912) словно бы повторил интерпретационный путь Федора Курицына, акцентировав оккультно-вампирическое начало валашского воеводы. Этому спосособствовало то обстоятельство, что английского писателя консультировал компетентный эксперт — знаменитый венгерский ориенталист и путешественник Арминий (Герман) Вамбери. Стокер даже упомянул о Вамбери в романе — дружбой с ним гордится великий вампиролог Ван Хелсинг (гл. XVIII), которого, в свою очередь, зовут фамильным именем Стокеров Абрахам. Усидчивый английский писатель работал с документами, собирая сведения об историческом Дракуле в Британском музее.

Стокеровского Дракулу можно рассматривать в качестве образцового героя паралитературы[27] или же как персонификацию эротического марева[28] — суперлюбовника, порождение современного фрустрированного сознания. Но, кроме того, «Дракула» Стокера — роман о чернокнижнике, созданный писателем-оккультистом, близким к кругу ордена Золотой Зари, одного из центров мистического возрождения рубежа веков. И если для массового сознания книга Стокера — классический роман «ужасов», то по замыслу автора — это еще и система оккультных символов, содержащая «прикровенный» смысл истории о свирепом упыре. Вот почему стокеровским романом увлекался известный теософ Чарлз У. Ледбитер.[29]

В романе Стокера Дракула уже не валашский господарь, а повелитель сопредельной Трансильвании. Разумеется, писатель мог попросту ошибиться: как уже говорилось, Трансильвания — родина воеводы и объект его геополитических интересов. Но, похоже, географическая неточность допущена сознательно. Э. Джерард, автор известной Стокеру книги «Страна за лесами» (Transylvania — буквально «Залесье»), пересказывает многочисленные местные легенды о чародеях и кладах. Таков и Дракула: он способен управлять миром природы — ветром, дождем, туманом, повелевает волками, летучими мышами, крысами, насекомыми, он знает тайну кладов.

Более того, Ван Хелсинг в качестве ученого сообщил соратникам, что пещеры и бездонные расселины, уходящие в глубь земли, — все «геологические» и «химические» особенности Трансильвании — делают ее идеальным местопребыванием монстра-кровососа. На первый взгляд между вампирами и геологией никакой связи нет. Однако ход рассуждений Стокера закономерен: в романе «Логово белого Ящера» страшное создание-оборотень змеиной природы обитает в глубокой пещере. Сверхъестественное и земные глубины прочно ассоциировались в системе Стокера. Если же учесть роман Э. Булвер-Литтона «Грядущая раса», существенно повлиявший на оккультную традицию (ср. замечания Рене Генона в гл. VII трактата «Царь Мира»), где повествуется о подземной высшей расе, то окажется, что Стокер последовательно «перекодировал» народные предания об упырях в понятия эзотерики. Примечательно также: в гоголевской «Страшной мести» предки колдуна-оборотня — трансильванцы, и в Трансильванию гонит великого грешника Гнев Божий.

Стокер постоянно напоминает «своему» читателю о науке гримуаров. Человек — микрокосм, он создан по тем же законам, что макрокосм. Организм содержит все элементы мироздания. Мир «неживой», «минеральный» представлен скелетом, мир «растительный» — «холодной жизни» — выражен в признаках пола (символика семени), тогда как мир «животный» представлен кровью, носителем «теплой жизни», души. Кровососание — похищение души. Потому антропософы, преуспевшие в систематизации опыта оккультизма, утверждали, что у самых могущественных духов зла — вампирическая суть.[30]

У Стокера один из персонажей — душевнобольной Ренфилд, мистически связанный с Дракулой, одержим страстью к поглощению живого — мух, пауков, воробьев и т. д., и он оправдывает свою манию библейской цитатой: «Кровь есть душа» (гл. XI). Однако безумец не столько цитирует, сколько демонически извращает Библию — во Второзаконии у цитаты противоположный смысл: «Только строго наблюдай, чтобы не есть крови, потому что кровь есть душа: не ешь души вместе с мясом» (12:23).

Будучи чернокнижником, Дракула ищет жертв не только для того, чтобы удовлетворить «естественную» потребность вампира, но и преследует «сверхзадачу» — он множит число подданных, готовых следовать за ним, и в этом качестве сатанински копирует Ловца человеков, а потому в романе укус монстра неоднократно назван вампирическим крещением. Что ж тут удивительного: дьявол — обезьяна Бога.

Кстати, идея дьявольского крещения эффектно передана в фильме Ф. Ф. Копполы «Дракула Брэма Стокера» (1992): сцена бракосочетания Джонатана Гаркера и Мины монтажно сопоставлена со сценой, в которой Дракула пьет кровь Люси Вестенра, что подчеркивает параллелизм несходства христианской свадьбы (в православном храме) и вампирической свадьбы, таинства причащения Крови Христовой и вампирического ритуала причащения человеческой крови.[31]

Для Стокера вообще принципиально важен мотив «борьбы магов». Это применение оккультных сил в борьбе за власть над миром — в борьбе, которую ведет цивилизованный Запад (Британская империя) с тайными силами, готовыми перейти в наступление. Масштаб опасности определяет и масштаб предприятия, в которое пускаются Ван Хелсинг и его друзья: не извести вампира местного значения в одной отдельно взятой стране, но спасти, освободить мир от эсхатологической угрозы.

С точки зрения нарративной техники «борьба магов» — мотивация столкновения «хороших» и «плохих парней», как правило, равных по своим возможностям. Ведь в древнерусском сказании и других источниках XV в. личность Дракула абсолютно доминирует, у него отсутствуют достойные противники. А в романе Стокера, как и вообще в неоромантической прозе, трансильванскому вампиру противопоставлен Ван Хелсинг и его друзья (ср. классическую оппозицию Шерлок Холмс / профессор Мориарти).

С точки зрения политики — это своего рода предчувствие мировой войны: великое столкновение «англоговорящих народов» (выражение У. Черчилля) и империй Центральной Европы (Трансильвания входила в состав Австро-Венгерской империи). Позднее, в романе «Леди в саване», Стокер разовьет свою концепцию более детально, изобразив грядущие сражения на Балканах. Однако и в «Дракуле» его идея выражена вполне отчетливо — под началом идеолога Ван Хелсинга с монстром сражаются британский лорд Годалминг и американец Моррис, которого всезнающие герои осыпают комплиментами, проявляя осведомленность о «доктрине Монро» и особых обстоятельствах присоединения к США штата Техас.

С точки зрения эзотеризма — это борьба черного и белого мага, одинаково посвященных в науку гримуаров. Как писала Е. П. Блаватская в «Тайной доктрине» (публиковавшейся в 1888 г.): «Библия, начиная с Книги Бытия и до Откровения, есть лишь ряд исторических рекордов великой борьбы между Белой и Черной Магией, между Адептов Правой тропы, Пророками, и Адептами тропы Левой — левитами, священством грубых толп. Даже изучающие Оккультизм, несмотря на то, что некоторые из них имеют большое количество архаических Манускриптов и непосредственное обучение, на чем они могут основываться, все же часто затрудняются провести линию разграничения между Последователями Правой и Левой тропы».[32]

Победе Запада в предстоящей (точнее — уже начавшейся) схватке препятствует позитивизм, культ положительного знания, отвергающий все, что выходит за пределы чистой науки. «Ошибка нашей науки, — сетует Ван Хелсинг, — заключается в том, что она стремится объяснить все, а если что-то объяснению не поддается, то оказывается — и объяснять нечего!»

Напротив того, герои Стокера оснащены: во-первых, «паранаучными» фактами и гипотезами, которые накапливались одновременно с научным прогрессом («бестиарными» легендами о пауках-долгожителях, всякого рода «достоверными» слухами и т. п.), во-вторых, фольклорными преданиями, аккумулирующими оккультный опыт, наконец, в-третьих, мистическим знанием. В результате Ван Хелсинг лечит жертву вампира переливанием донорской крови, а в качестве средств защиты от Дракулы использует магические растения, крест, освященную облатку и т. п. Ван Хелсинг обращается с Телом Христовым утилитарно, почти кощунственно, замазывая щели в склепе и объясняя (невежественно!), что приобрел индульгенцию и тем загодя искупил прегрешение. Это поступки не католика, а ведуна, применяющего сакральные объекты для достижения магических целей. Это не христианство, но знание-ведание, при помощи которого единственно и возможно остановить монстра. По Стокеру, черного мага ниспровергнет только белый маг.

Погоня за ускользающим графом в финале романа наглядно иллюстрирует комплексность мер, обеспечивающих одоление чудовища. На стороне Дракулы — ненастье, волки, цыгане. На стороне современных крестоносцев — их рыцарственность джентльменов, техническое превосходство (винчестеры), дипломатические связи, гипноз, но прежде всего — оккультные навыки ликвидации вампиров (успеть поразить Дракулу до захода солнца, пока повелитель вампиров заключен в гробу, и т. д.). Синтез достижений цивилизации и традиционного эзотеризма символизируется оружием, окончательно поражающим Дракулу: Моррис действует американской новинкой, техасским ножом «боуи», а Гаркер кривым непальским кинжалом, так называемым «кукри». И самое главное, что приносит победу защитникам цивилизации собственный мистериальный опыт приобщения к магии. Кабинетным знанием здесь не обойтись: им пришлось предварительно пережить шок ночного нисхождения в склеп Люси и надругательства над телом (обезглавливание и т. д.) трогательной, любимой девушки, а Ван Хелсинг — по просьбе самой Мины, получившей «кровавое крещение», — должен был над ней, еще живой, прочесть заупокойную службу.

Магу в силах противиться только другой маг, потому что магия открывает путь к обретению сверхвозможностей. В IV главе, когда Джонатан Гаркер пытался нанести «дремлющему» в гробу Дракуле смертоносный удар (см. анализ эпизода в связи с функционированием ключевого слова «malice»), его останавливает, околдовывает взгляд вампира, уподобляемый романистом взору василиска. Василиск, «царь змей», традиционно символизирует один из каббалистических сефирот, а именно — «пятый», Geburach (Власть).[33]

Каббалистический сефирот — важнейший атрибут магических операций. Воздействие на них предоставляет магу различные блага. Зло порождается не природой сефирот, но их односторонним, корыстным использованием. Как таковой сефирот Власти предполагает суровость, но суровость матери, наказывающей детей, в руках же опытного чернокнижника сефирот работает ради «ненависти и разрушения».[34] На «языке планет» сефирот Власти показательно маркируется Марсом, на «языке металлов» железом, на «языке цвета» — красным цветом.

Дракула предался «ненависти и разрушению», привлекая сефирот Власти, и его особые «таланты» — не столько «обычные» атрибуты вампира, сколько следствие магических операций. Трансильванский граф не «просто» упырь (превращение в которого Стокер никак не мотивировал), а чернокнижник, избравший путь служения дьяволу. Совпадение же фольклорных представлений о чудесных свойствах упыря с властью, обретаемой посредством черной магии, есть частный случай «снижения» в народной памяти «высокой» оккультной традиции.

Под таким углом зрения корректно рассматривать и «кровососание» отличительный признак Дракулы. Цвет крови — красный. Это аллюзия на пятый сефирот. Здесь кроется мистическая причина того, почему Дракула погубил Люси Вестенра и потерпел поражение с Миной Гаркер. Кровь, через посредство «красного» уподобленная огню, характеризуется двумя отличительными признаками: теплотой (обращенность к «животной душе») и светом (обращенность к духу). Люси, имя которой указывает на «свет» (lux), потому попадает в полную зависимость от Дракулы, что глубже в дух поражена. Мина же спасается постольку, поскольку она есть аллегория души (обратное чтение имени «Mina» дает «Anima», душа).

Однако наука гримуаров, по убеждению адептов, не только и не столько путь к земному могуществу. Глубинная цель ее — возрождение, восстановление того совершенства, которым человек был наделен до грехопадения. Это возрождение мыслимо как ступенчатый процесс, восхождение по «лестнице в небо» — по степеням (ступеням) посвящения.

История борьбы магов в романе Стокера может быть прочитана как притча о возрождении. Если опираться на символику сефирот и карт Таро, то группа смыслов, притягиваемая Geburach, означает, в частности, «смерть и суд, убийство и очищение от ложного „я“, которые предшествуют созиданию истинного, внутреннего я».[35] Сефирот, на «прикладном» уровне открывающий пути «ненависти и разрушения», манифестирует всю полноту смысла: «ненависть и разрушение» временного, необходимые для восстановления вечного. Отсюда понятно, почему Люси и вслед за ней сам повелитель вампиров перед окончательным уничтожением счастливы.

Стокеровский Дракула — «носферату», «не-умерший», отлученный от смерти. Бессмертие Дракулы, с одной стороны, — манифестация могущества, с другой — аллегория заблуждения, остановки на пути самосовершенствования. Как и положено дьявольскому дару, вечная жизнь оборачивается проклятием — это вечная смерть: попавший в дьявольскую ловушку уже не в силах сам выбраться из нее и возродиться.

В финале романа тело вампира, чье сердце пронзено и горло перерезано, рассыпается в прах, но именно тогда на Дракулу нисходит счастливое умиротворение. Мистически эту сцену правомерно истолковать так: во прах рассыпалось ложное, тленное, и посвященный миновал рубеж. Теперь он мертв для смерти и жив для жизни вечной.

Таково последнее слово Брэма Стокера. Позднее он представил новые знаменитые образцы литературы «ужасов» — романы «Драгоценность Семи Звезд» (в русском переводе — «Талисман мумии»), «Леди в саване», «Логово Белого ящера», рассказы и т. п. Особого внимания заслуживает «Гость Дракулы» — собственно, не рассказ, но глава из «Дракулы», исключенная по редакторским соображениям и опубликованная вдовой в 1914 г. после смерти писателя в качестве самостоятельного текста. Интересно, что в «Госте Дракулы» трансильванский вампир спасает Гаркера от конкурирующих притязаний вампирессы из Штирии (кстати, локализация в Штирии — явная аллюзия на повесть Шеридана Ле Фаню «Кармилла» (1872), где заглавная героиня-вампир была родом именно из этой австрийской области).

Однако «Дракула» остался на особом положении. Это — при всех огрехах нарративной техники — роман-миф.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.