Глава 8. “Сейчас даже страшно подумать...” (Семнадцать, двадцать пять лет)

Глава 8. “Сейчас даже страшно подумать...”

(Семнадцать, двадцать пять лет)

Я рассказал о судьбе только одной девочки из нашей двухнедельной эпопеи в небольшом скандинавском городе. Но вы, возможно, помните “вождя”, на которого мне указала педагог с предложением понравиться “вождю”, чтобы понравиться другим.

В Вальдорфских гимназиях есть еще одна традиция: после окончания двухнедельного периода “погружения” в предмет каждый из участников должен написать работу на одну из волнующих его тем, касающихся предмета. Я тогда предложил всем написать по письму кому-либо из реальных или вымышленных корреспондентов. Это письмо может быть в любом стиле, правда, с учетом особенности того, кому вы пишете.

Например: письмо дедушке, письмо другу, письмо любимой. Единственное условие, которое необходимо соблюсти – часть письма должна обсуждать наш двухнедельный период погружения в музыку и культуру. Эти письма сейчас передо мной. Каждое из них – моя особая радость. Ну как не порадоваться, например, такому:

“Здравствуй, дорогой дедушка!

Пишу тебе для того, чтобы сообщить, что я тебя очень люблю и не дождусь нашей встречи. А в нашем с тобой споре о современности ты был прав. Я слушала Баха и поняла, что его музыка – это теория относительности Эйнштейна. Только ты не сумел убедить меня тогда. Ты просто говорил, что нужно и что не нужно, что хорошо и что плохо. А я сопротивлялась. Потому что, думала я, ты из другого поколения и навязываешь мне свои старые взгляды и вкусы.

Теперь я поняла, что разница в поколениях ощущается только в массовой культуре. Она – своя у каждого поколения. Но вот что касается великой культуры, то возраста нет. Потому что великая культура связана не со временем, а с Пространством.

Пространство же у нас с тобой одно: мы живем в одной Вселенной, в одной и той же Вечности. У нас все тот же страх смерти и попытка веры в бессмертие”.

А вот письмо “вождя”. Он – человек непредсказуемый и выбрал себе адресата весьма нетрадиционного:

“Здравствуй, Бог!

Я осведомлен, что это ты вдохновляешь гениев на созидание. Но у меня возникает один очень щекотливый вопрос:

“Когда ты направляешь Земным гениям свои мелодии, попадают ли они непосредственно к ним. Или по пути проходят корректировку дьявола?”

Ибо в музыке я наблюдаю не только Гармонию Вселенной, но и немало дьявольских шуток. Возьмем такое безобидное произведение, как “Времена года” Антонио Вивальди. Там, среди пасторальных созвучий, – звуки испуганного пастушка, он и плачет, и жалуется. А в концерте “Осень” главными героями выступают пьяницы. Их так много и они ведут себя настолько по-разному, что я осмелился бы назвать эту музыку своего рода “энциклопедией поведения пьяных”. Не является ли эта музыка своего рода дьявольскими играми, ибо Ты, как я осмелюсь предположить, не должен бы с таким упоением, добрым юмором и радостью описывать сей смертный грех.

А если слушать дальше, то следующая часть, которую Вивальди назвал “Сон пьяных”, немедленно уносит нас к звездам; и мне, честно говоря, очень трудно соотнести эту Твою (то есть божественную) музыку с хмельным сном перепившихся по случаю праздника бога вина – Бахуса итальянцев. Тем более Бахус – языческий бог, а Вивальди, насколько я знаю, католический священник. Может быть (это только предположение, если не прав –поправь) то, что мы именуем дьяволом – всего-навсего Твое чувство юмора? Или, как у Гёте в “Фаусте”, Ты и дьявол – вовсе не враги, а экспериментаторы? Или если говорить о моем (отныне любимом) произведении “Хорошо темперированный клавир” И.С. Баха, то на мой взгляд самая сильная фуга – 24-я из первого тома. Та, в которой ты описываешь Змея, искусившего Человечество. Почему она так грандиозна? Или ты неравнодушен к Змею? Возможно и другое (более банальный вариант): зло должно быть привлекательно, иначе не случилось бы на Земле ни фашизма, ни коммунизма...”

Я процитировал лишь небольшой фрагмент из письма “вождя”.

Думаю, достаточно...

Добавлю только, что “вождь” больше чем кто-либо из гимназистов потряс своего отца, когда после первой недели наших встреч, придя домой, обратился с просьбой дать ему взаймы 85 долларов. На вопрос отца, зачем так много, ведь билет на дискотеку стоит всего 5, сын пояснил, что деньги ему нужны не на дискотеку, а для покупки дисков с записью 48 прелюдий и фуг И.С. Баха. А на дискотеку он решил пока не ходить. Отец (по его, отца, собственному выражению) с трудом устоял на ногах – перед ним был другой человек. Первое, что отец сделал, – позвонил в школу и спросил что там происходит.

Через некоторое время я получил письмо, из которого узнал, что гимназисты создали баховский кружок. Они собираются каждую вторую неделю в местном соборе, местный органист играет для них музыку Баха, они же читают друг для друга доклады о произведениях Баха.

Они собрали библиотеку книг о Бахе, где на почетном месте – книга Альберта Швейцера.

И еще. Они собираются дома друг у друга, слушают в записях музыку Баха, обсуждают ее.

Узнав, что Бах читал труды Лейбница – стали изучать эти труды, чтобы понять ЧТО в Лейбнице оказалось близко Баху. Прочитали у Лейбница о том, что “музыка – скрытое арифметическое упражнение души, которая вычисляет сама того не зная”.

...Да, чуть не забыл, президент баховского общества Вальдорфской гимназии – “вождь”.

Перечитал написанное, и стало как-то не по себе. Ну прямо не глава, а отчет о проделанной работе. Но и не только (успокаиваю себя).

Это прежде всего размышление о том,

сколь глубоко можно зайти в самую суть восприятия великих явлений культуры, о том, какой возможен перелом в мировосприятии,

о том, какие потенциальные творческие силы могут извергнуться при настоящем общении с искусством.

Однажды я получил письмо от молодой женщины. Письмо состояло из нескольких строчек. Вот они:

“Сейчас даже страшно подумать о том, что десять лет назад, когда мне было пятнадцать, я могла бы не зайти в этот зал, не услышать того, что я услышала, не понять того, что я тогда поняла, и вся моя жизнь пошла бы вкривь и вкось. Спасибо!”

Это, пожалуй, самое сильное письмо в моей коллекции. Если бы я за всю мою жизнь не получил больше ни одного письма от слушателей, то этого одного было бы достаточно, чтобы моя вера в великую преобразующую силу искусства получила поддержку и оправдание.

Шестьдесят семь лет

У духовной культуры нет и не должно быть возрастных ограничений. С возрастом может проявиться лишь телесная немощь, которой уже трудно пропустить через себя духовное озарение, пришедшее слишком поздно.

Но какое же счастье было узнать, что человек, сорок пять лет проработавший на почте, после посещения двадцати концертов, которые я давал в течение двух лет в городе Черкассы, неожиданно начал писать стихи. Каждую неделю получал я письма от него, вдруг, выйдя на пенсию, познавшего великую радость творчества! И стихи были не старческие, не нравоучительные, а такие, которые вполне могут принадлежать очень хорошей поэзии. Читая их, я понимал, что мы лишились очень приличного поэта. Ибо автору было 67 лет.

...Если бы этот человек получил шанс лет на 50-60 раньше...

Данный текст является ознакомительным фрагментом.