Дневник Мины Гаркер

Дневник Мины Гаркер

25 сентября. Очень волнуюсь перед приездом Ван Хелсинга: может быть, он хоть как-то прояснит странное приключение Джонатана и расскажет мне о Люси — ведь он наблюдал ее во время болезни. Впрочем, его приезд, скорее всего, связан с Люси и ее лунатизмом, а не с Джонатаном. Да, конечно, я никогда теперь не узнаю правду! Господи, как я глупа. У меня не выходит из головы этот ужасный дневник. Разумеется, профессор приезжает из-за Люси. Давняя привычка, вернувшаяся к бедняжке, и та страшная ночь на утесе — тогда она, наверное, и заболела. Уйдя в свои заботы, я почти забыла о ее страданиях. Вероятно, Люси рассказала ему о своем ночном приключении на утесе и моем участии в нем, и, похоже, он хочет разобраться в этом. Поступила ли я правильно, ничего не сказав миссис Вестенра? Никогда бы не простила себе, если бы хоть чем-то повредила моей милой бедной подруге. Надеюсь, профессор Ван Хелсинг не будет меня винить. Я столько пережила в последнее время, что чувствую — большего не вынесу.

Иногда просто необходимо поплакать, становится легче — так свежеет воздух после дождя. Возможно, меня выбил из колеи дневник Джонатана, а может быть, и его отъезд по делам — это наше первое после свадьбы расставание. Очень надеюсь, что у него все пройдет хорошо и ничто его не растревожит. Уже два часа. Скоро приедет профессор. Ничего не буду говорить ему о дневнике Джонатана, если он сам не спросит. Я так рада, что напечатала на машинке свой дневник; если он заговорит о Люси, просто дам ему свои записи, это избавит меня от лишних расспросов.

Позднее. Был и ушел. Какая необычная встреча, у меня голова идет кругом! Я как во сне. Реально ли все это… или хотя бы часть? Если бы я не читала раньше дневник Джонатана, ни за что бы не поверила, что такое возможно. Бедный, бедный, милый Джонатан! Сколько же он пережил! Господи, не допусти этого вновь! Постараюсь уберечь его. Впрочем, если его преследуют сомнения и он наконец узнает, что глаза и уши его не обманывали, что все — правда, может быть, ему станет легче. Я догадывалась, что профессор Ван Хелсинг очень хороший и умный человек, раз он друг Артура и доктора Сьюворда и они сочли необходимым пригласить его из Голландии для лечения Люси. Но теперь я и сама убедилась, что он действительно хороший, добрый, благородный человек. Завтра он придет снова, посоветуюсь с ним насчет Джонатана; бог даст, и все эти тревоги наконец кончатся. Когда-то я думала, что буду вести дневник по принципу интервью. Друг Джонатана из «Эксетерских новостей» говорил ему, что для интервью главное — память, нужно уметь точно воспроизвести почти каждое слово, даже если потом и слегка отредактируешь текст. По-моему, нашу встречу с профессором можно было бы оформить как замечательное интервью, попытаюсь привести состоявшийся между нами диалог дословно.

В половине третьего раздался стук в дверь. Мэри доложила, что пришел профессор Ван Хелсинг. Я поздоровалась с ним.

Он среднего роста, крепкого сложения, широкоплечий. Производит впечатление человека умного, властного, волевого. Лицо чисто выбритое, с массивным, квадратным подбородком, большим, решительным, подвижным ртом, довольно крупным прямым носом, густыми бровями, широким и благородным покатым лбом. Рыжеватые волосы зачесаны назад, широко поставленные большие, темно-синие глаза очень выразительны, и взгляд то ласков, то суров.

— Миссис Гаркер?

Я кивнула.

— Бывшая мисс Мина Меррей?

Я снова кивнула.

— Я пришел к Мине Меррей, подруге Люси Вестенра. Собственно, из-за нее я и пришел.

— Сэр, — сказала я, — для меня нет лучшей рекомендации, чем то, что вы были другом Люси, — и протянула ему руку.

Профессор взял ее и очень мягко заверил:

— О мадам Мина, я не сомневался, что у этой бедной милой девушки — замечательная подруга, но реальность превосходит ожидания… — И он учтиво поклонился.

Я спросила, зачем он хотел меня видеть, и профессор сразу приступил к делу:

— Я прочел ваши письма к мисс Люси, и мне захотелось кое-что уточнить. Знаю, вы были с нею в Уитби. Она время от времени вела дневник — не удивляйтесь. После вашего отъезда она начала вести дневник, последовав вашему примеру. Среди прочего она пишет в нем о своей лунатической прогулке и о том, как вы спасли ее. Я обращаюсь к вам с просьбой не отказать мне в любезности и поведать о том, что помните.

— Думаю, доктор, я смогу рассказать вам все.

— Ах, вот как! У вас прекрасная память на факты и детали? Это не так часто встречается у молодых дам.

— Нет, доктор, просто я все записала тогда. Могу, если хотите, показать вам.

— О мадам Мина, буду очень признателен, вы окажете мне большую услугу.

Я не устояла перед соблазном слегка озадачить его — это, наверное, чисто женское свойство — и подала ему стенографический дневник.

Он благодарно поклонился:

— Вы позволите мне прочесть его?

— Если желаете, — ответила я притворно застенчиво.

Профессор открыл дневник — и лицо его изменилось. Он встал и вновь поклонился.

— О, какая вы умница! Я знал, что Джонатан — образованный человек; оказывается, у его жены те же достоинства. Но не будете ли вы так любезны помочь мне расшифровать его? Увы! Я не владею стенографией.

Тут я поняла, что на этом вся моя шутка и кончается; мне стало неловко, я достала из рабочей корзинки перепечатанный на машинке экземпляр.

— Простите, я нечаянно перепутала. Я еще раньше думала о том, что вам, может быть, захочется расспросить о бедной Люси, а времени у вас мало — вот я и напечатала все на машинке.

— Как вы добры, — сказал он, и глаза его просветлели. — Не позволите ли вы мне прочесть его сразу? У меня могут возникнуть вопросы по ходу чтения.

— Конечно. Пожалуйста, читайте, а я пока распоряжусь насчет ланча, за которым вы сможете задать мне вопросы.

Ван Хелсинг поклонился и, устроившись в кресле спиной к свету, углубился в чтение. Я же вышла — главным образом для того, чтобы не мешать ему. Когда я вернулась, он взволнованно ходил взад и вперед по комнате. Бросившись ко мне, он взял меня за руки.

— О, если б вы знали, чем я вам обязан! Эти записки как луч солнца. Они все объясняют. Я ошеломлен, ослеплен — столько света! Хотя там, дальше, и собираются тучи. Но вам этого не видно. Ах, как я благодарен вам, какая же вы умница! Сударыня, если когда-нибудь Абрахам Ван Хелсинг сможет быть чем-то полезен вам или членам вашей семьи, надеюсь, вы дадите мне знать. Сочту за удовольствие помочь вам как друг. Сделаю для вас все, что в моих силах. Есть люди темные и светлые, вы излучаете свет. И жизнь ваша будет светлой и счастливой, а ваш муж будет счастлив — благодаря вам.

— Но, профессор, вы переоцениваете меня — ведь вы меня не знаете.

— Не знаю вас? Я, старик, всю жизнь изучавший людей; я, исследовавший мозг человека и различные его проявления! Я прочитал ваш дневник, который вы любезно перепечатали для меня, каждая строка в нем дышит истиной. Я, прочитавший ваше милое письмо к бедной Люси о вашей свадьбе, — и я не знаю вас! О мадам Мина, то, что рассказывают о себе добрые женщины, можно читать и ангелам. Вы благородны, как и ваш муж, вы доверяете людям, а люди низкие недоверчивы. Расскажите-ка мне о своем муже. Он уже окончательно поправился? Лихорадка прошла бесследно?

Я воспользовалась возможностью поговорить о Джонатане:

— Он почти совсем поправился, но смерть мистера Хокинса выбила его из колеи.

— О да, знаю, знаю. Читал ваши последние письма.

— Думаю, кончина этого человека сильно расстроила его, потому что, когда в прошлый четверг мы были в Лондоне, у него снова случился приступ.

— Так быстро после воспаления мозга! Это очень нехорошо. А что за приступ?

— Ему показалось, что он видел кого-то, напомнившего ему о чем-то ужасном — о том, что, собственно, и привело его к болезни.

Тут я не выдержала. Все разом нахлынуло на меня — и жалость к Джонатану, и пережитый им кошмар, и страшная тайна его дневника, и страх, не покидавший меня с тех пор. Со мной случилась настоящая истерика — я бросилась на колени и умоляла вылечить моего мужа. Профессор Ван Хелсинг взял меня за руки, поднял и, усадив на диван, сел рядом. Потом очень сердечно сказал:

— Я одинок, всегда очень много работал, и времени для дружбы оставалось мало. Но с тех пор, как мой друг Джон Сьюворд вызвал меня сюда, я узнал столько хороших людей, видел столько благородства, что теперь больше прежнего ощущаю свое одиночество. Уверяю вас в своей бесконечной преданности — вы вселили в меня надежду: все-таки остались женщины, делающие жизнь счастливой, и сама их жизнь служит хорошим примером для детей. Я рад, очень рад, что могу быть полезным вам; если болезнь вашего мужа в моей компетенции, сделаю все, что в моих силах, чтобы он был здоров, мужествен и вы — счастливы. А теперь вам нужно подкрепиться. Вы переволновались и, возможно, излишне тревожитесь. Джонатану не понравится, что вы так бледны. А все, что ему не нравится в тех, кого он любит, ему не на пользу. Поэтому вам ради него нужно поесть и улыбнуться. Теперь я знаю все о Люси, и мы больше не будем говорить об этом, чтобы не расстраиваться. Я переночую в Эксетере — хочу обдумать, что вы мне сообщили, а потом, если позволите, задам вам еще несколько вопросов. Кстати, вы должны рассказать мне о болезни вашего Джонатана… а теперь время ланча.

Когда мы вернулись в гостиную, он кивнул мне:

— Так расскажите же мне все о нем.

Мне стало страшно: этот серьезный ученый решит, что я слабоумная дурочка, а Джонатан — сумасшедший, ведь дневник его такой странный. Я было заколебалась, но, подумав о его доброте и обещании помочь, все-таки начала:

— Профессор, мой рассказ будет столь странным, что прошу вас не смеяться надо мной или моим мужем. Со вчерашнего дня я сама то ли в сомнении, то ли в лихорадке, но будьте снисходительны, не считайте меня наивной простушкой из-за того, что я хоть в какой-то мере поверила в возможность столь странных явлений.

Он успокоил меня:

— О моя дорогая, если бы вы знали, по какому странному поводу нахожусь здесь я, то смеялись бы вы. Я умею уважать чужие мнения, какими бы они ни были, и открыт любым явлениям жизни, кроме разве что явного бреда.

— Благодарю вас, бесконечно благодарю! Вы сняли груз с моей души. Если вы не против, я дам вам прочесть одну тетрадь. Она довольно большая, я перепечатала ее на машинке. Это копия дневника, который Джонатан вел за границей, там описано все, что с ним произошло. Я не рискну ничего говорить вам о нем сейчас. Прочтете сами и рассудите. И тогда, возможно, будете так любезны, что поделитесь со мной своим мнением.

— Обещаю. Если позволите, я зайду завтра утром навестить вас и вашего мужа.

— Джонатан будет дома в половине двенадцатого, приходите к ланчу, и вы познакомитесь с ним. Потом можно успеть на скорый поезд в три тридцать четыре, вы будете в Лондоне около восьми.

Профессор был удивлен тем, что я знаю наизусть расписание лондонских поездов, а я просто выписала для Джонатана те, которые могут ему понадобиться.

Ван Хелсинг взял бумаги и ушел, а я сижу и думаю — сама не знаю о чем.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.