2. Зооморфные проекции: волк, дракон, летучая мышь
2. Зооморфные проекции: волк, дракон, летучая мышь
«Граф улыбнулся, обнажив при этом десны и крупные, острые, волчьи зубы» (гл. II).
«Откуда он появился — не знаю: я услышал его голос, прозвучавший повелительно, потом увидел на дороге и его самого. Он простер руки вперед, как бы отстраняя невидимое препятствие, и волки начали медленно отступать» (гл. I).
Из всех животных, в облике которых появляется Дракула или тех, которых он заставляет служить себе, образ волка, пожалуй, самый очевидный и наиболее легко поддающийся трактовке. В мифологических представлениях многих народов Евразии и Северной Америки этот образ преимущественно связан с культом предводителя боевой дружины (или бога войны) и родоначальника племени, причем эта связь особенно актуальна для ариев Балкан и Карпато Дунайского региона. Многие античные герои-воины носят имена, производные от слова «волк»: Ликург, Ликаон, Ликос, Харпаликос и Харпалике. Способ действия сближает между собой воина и волка: оба — жестокие, лишенные моральных норм, предпочитают нападать стаей и действовать в ночное время; императив благородного фракийца «Да живешь ты войной и грабежом» есть типично «волчий» девиз. Победа над волком/псом есть основной подвиг божества, в результате чего победитель приобретает свойства, способности и облик побежденного; отсюда происходят ритуальные посвящения в его таинства. Молодые воины, как уже упоминалось выше, живут и действуют, будучи объединены в группы, напоминающие таковые у волчат.[155]
Почитание волка входило в культ Кандаона у фракийцев. Эмблемой противника на войне соответственно является овца/баран. Волк режет стадо баранов, что символизирует беспощадность победителя. Интересно, что современный писатель Михаил Садовяну, повествуя о бесчинствах Влада Цепеша в Трансильвании, которой он мстил за то, что трансильванцы дали приют претендентам на престол Валахии, использует тот же самый образ:
«Еl ?nsu?i a stat ?n fruntea p?lcurilor sale de calare?i, hotar?ndu-le s? calce inai semanaturile B?rsei, apoi sa le dea foc; porunc?nd nu abaterea turmelor de pe plaiuri ?nspre trecatorile muntene?ti cu spircuirea lor desav?r?ita, ca ?i cum to?i lupii veacurilor s-ar fi adunat s? sugrume oile ciofanilor, las?ndu-le apoi s? putrezeasc? f?r? scop».[156]
(«Он стал во главе конных отрядов и приказал им сперва растоптать засеянные поля Бырсы, а затем предать их огню; стада не гнали в Валахию через перевалы, а посекли на месте, словно собрались тут волки со всего света и, зарезав овец, оставили их гнить без пользы».)
Связь Аполлона с волком общеизвестна. Не будем останавливаться специально на культе Аполлона Ликейского, где бог приобретал полностью волчий облик; укажем только, что ликоморфность является связующим звеном между Аполлоном и Аресом (учитывая и роль, которая отводилась волку в культе Марса в Риме), так что противопоставление этих двух античных божеств представляется еще менее правомерным. Эти образы не идентичны, однако, вполне вероятно, растут из одного и того же корня, в качестве которого способно выступать реконструируемое нами божество.[157]
Необходимо обратить внимание на то, что «для всех мифов о волке характерно сближение его с мифологическим псом», что указывает на связь мифологического символа волка с нижним миром, с миром мертвых. До сих пор все, что относилось к нашему гипотетическому богу Карпато-Дунайского региона, могло характеризовать его как типичное божество «средней зоны», по Дюмезилю; однако могучий образ, вырисовывающийся перед нами, одновременно и воинствен, и хтоничен; он связывает между собою мир земной и мир подземный. В этом мнении нас еще более утверждает рассмотрение таких символов, как змей (дракон) и летучая мышь.
Черты змееподобия свойственны Кандаону и Аполлону — первому более явно. У греческого бога оно сохранилось в виде подвига змееборчества (убийство Пифона), что убедительно свидетельствует о предшествующей хтонической природе змееборца, еще со времен Проппа, который сделал следующее заключение: «Не потому ли герой убивает змея, что исторически он сам есть змей?» Подвиг змееборчества, очевидно, был свойствен и Кандаону, чье змееподобие выражается в том, что его ноги покрыты чешуей; ему свойственна асимметрия тела, в частности, он одноног, а одноногость или хромота указывает на происхождение персонажа от хтонического змея. Это воспоминание, совмещающее черты нижней и средней зон в одном лице героя-воина, сохранилось в героическом (войницком) эпосе румынского народа; так, ср. в описании сбруи коня змееборца Йована Йоргована:
…А седло у него —
Голова змеиная,
А уздечка —
Два змеечка:
Зубами впились,
Хвостами сплелись,
А подпруги —
Две гадюки:
Он словил их
Да скрутил их.
(«Йован Йоргован, река Черна и змей», пер. В. Тихомирова[158])
См. также по этому вопросу мнение В. М. Гацака, сближающего образ Йована Йоргована с образом нартского богатыря Батрадз,[159] грозного воина и в бою, и вне боя,[160] который соотносится с Индрой примерно так же, как реконструируемое нами божество соотносится с Кандаоном.
Дракула открыто хтоничен и уподоблен змею. Это выражается как в его имени, означающем «сын дракона», так и в его modus operandi и многочисленных описаниях Стокера, подобных нижеприведенному (гл. III):
«Но мое любопытство быстро перешло в чувство отвращения и страха — я увидел, как он медленно вылез из окна и пополз по стене над ужасной пропастью, его плащ развевался, подобно огромным крылам.
Я не поверил своим глазам, подумал было, может, это игра лунного света или причудливое отражение теней, вгляделся внимательнее — и сомнения исчезли. Я ясно видел, как его пальцы и носки ботинок нащупывали зазоры между камнями, из которых с течением времени выветрилась штукатурка; карабкаясь по выступам и неровностям, граф, как ящерица, быстро спускался по стене».
Обозначение соединения средней и нижней зон путем соединения мифологических символов волка и змея может расцениваться как древнейшая тайна Карпато-Дунайского региона. Чудовище, представляющее собою дракона с головой волка, по всей вероятности, изначально олицетворяло того, чьим повторением спустя века стал граф Дракула — истинный змееволк, в одном лице — воин и властитель нижнего мира.
Особенный интерес представляет символ, ставший общераспространенным знаком вампира, — летучая мышь. Чтобы дать ему удовлетворительную трактовку, мы предпочитаем начать с обыкновенной мыши — образ, который поначалу также широко использовался в произведениях жанра ужасов, посвященных этой теме; так, в фильме «Носферату» эти грызуны омерзительно копошатся в ящиках, наполненных землей, которые служат жилищем вампира.[161] Логическое объяснение в данном случае не замедлит себя ждать: вампир Носферату (граф Орлок) несет с собой чуму, чумные бациллы передают при укусе блохи, паразитирующие на грызунах, в том числе мышах и крысах. Но указанные паразиты обитают также на тушканчиках, сусликах и хомяках — хомяки не фигурируют в произведениях жанра ужасов и не кажутся нам зловещими, следовательно, дело не в блохах. Учитывая вышесказанное, предпочитаем выдвинуть более основательный довод.
В действительности мышь является, несомненно, хтоническим животным. Убедительно показано, что мифологическое сознание идентифицирует антагониста с мышью. Не случайно в «Батрахомиомахии», античной пародии на «Илиаду», лягушки занимают место олимпийцев, а мыши — гигантов. Подобно гигантам, мыши земнородны, т. е. выступают в качестве хтонических воплощений сил хаоса. Семантически и этимологически мышь в древнегреческом языке тождественна земле, может рассматриваться как мифический первичный материал космоса. Кроме того, в реликтовых языках на Балканах основа «arga» (е-) означала «мышь», «мышиная нора» и употреблялась в значении специализированного помещения (баня, ниша в церкви, вход в пещеру и др.), что напоминает нам, с одной стороны, об инициации (учитывая толкование, данное символу пещеры М. Элиаде в работе «Залмоксис: исчезнувший бог»), с другой стороны, о входе в логово хтонического чудовища — дракона. Эта параллель правомерна. Известно, что у фракийцев, обитавших на р. Стримон, роль ритуальной строительной жертвы играла мышь,[162] что также может объясняться близостью между драконом и мышью: путем победы над антагонистом змееборец создает космос, следовательно, тело антагониста приносится в жертву и ложится в основание при любой постройке.
Таким образом, летучая мышь есть, в некотором смысле, логическое завершение образа обыкновенной мыши. Она более мышь, нежели собственно мышь: она летает во мраке, принадлежа силам нижнего мира, подобно дракону, у нее кожистые крылья, как у дракона.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.