*
*
Летом 1968 года на знаменитом лондонском аукционе Соутби было объявлено о продаже пяти писем Конан Дойля, посвященных так называемому делу Слэйтера. В связи с этим история полувековой давности вновь всплыла на страницах газет — на них замелькали старые потускневшие фотографии. И снова воздавалось должное Конан Дойлю — «рыцарю проигранных процессов» и «воскресителю разбитых надежд», как назвал в свое время писателя знаменитый криминалист Уильям Рафед.
Снова приводились слова благодарности невинно осужденного за то, что Конан Дойль разбил его оковы и выступил поборником истины и справедливости.
В этот раз, однако, для того, чтобы справедливость восторжествовала, Конан Дойлю потребовалось почти два десятка лет. Двадцать лет он вел борьбу с ложью за то, чтобы правда победила! И добился своего.
Оскар Слэйтер, осужденный по делу, как назвал бы его доктор Уотсон, «о бриллиантовом полумесяце» и обвиненный в убийстве, был реабилитирован и освобожден из тюрьмы после 19 лет заключения.
Это было, пожалуй, одно из самых трудных дел, которым пришлось заниматься Конан Дойлю. Причем, трудность его состояла не столько в доказательстве невиновности осужденного, сколько в том, чтобы заставить блюстителей закона пересмотреть дело. На все требования о пересмотре неизменно следовал ничем не мотивированный отказ.
А между тем, стоило лишь вникнуть в аргументы, выдвигаемые Конан Дойлем, чтобы тотчас же убедиться в том, что Верховный суд на своем заседании в Эдинбурге в мае 1909 года допустил непростительную ошибку, осудив невиновного.
Писателю это стало ясно сразу же, как только он познакомился с делом.
Рассказ о нем доктор Уотсон начал бы приблизительно так: «Преступление, впоследствии названное делом о бриллиантовом полумесяце, было совершено в Глазго. Богатую вдову мисс Марион Гилкрайст нашли мертвой в своей квартире. Убийство было совершено вечером в то время, как служанка выходила купить газету. Когда спустя 15 минут она вернулась, то у дверей спальни хозяйки встретила незнакомца, который с улыбкой произнес: «Добрый вечер», — и спокойно удалился»…
Полиция установила, что убийство совершено было с целью ограбления, хотя все драгоценности остались нетронутыми. Убийца захватил с собой одну только бриллиантовую брошь в форме полумесяца. На то, что была вскрыта и шкатулка с документами, не обратили должного внимания.
Сыщики бросились на поиски «улыбающегося убийцы». И вскоре был задержан некий Оскар Слэйтер. Служанка опознала в нем таинственного незнакомца. Одной из улик против него послужило то, что он заложил какую?то брошь и спешно куда?то уехал. То, что его брошь ничуть не походила на брошь убитой, а также и то, что он отдал ее в заклад накануне убийства, отнюдь не смутило полицейского инспектора, ведущего расследование, умственные и профессиональные данные которого, видимо, были на том же уровне, что и у антагонистов Шерлока Холмса, бездарных полицейских инспекторов Лестарда и Грегсона.
Словом, стоило, как говорится, копнуть это дело поглубже, как здание, возведенное полицией, с треском рушилось.
Тем не менее следствие было подтасовано, свидетели запуганы, и суд больше походил на комедию, закончившуюся, правда, трагически — Слэйтера приговорили к смертной казне. Впрочем, позже ее заменили пожизненным заточением.
«Это страшная история, — писал Конан Дойль, — и, когда я прочел ее и понял всю ее чудовищность, я решил сделать для этого человека все, что в моих силах».
В ход пришлось пустить все средства, чтобы привлечь внимание общественности к позорному делу.
И вот в августе 1912 года появилась небольшая книжка Конан Дойля «Дело Оскара Слэйтера». В нем писатель приводил свои доказательства невиновности осужденного. Железная логика и точный анализ Конан Дойля с блеском опровергали доводы обвинения.
«Почему из всех драгоценностей была взята одна лишь брошь?» — задал бы вопрос доктор Уотсон. «Потому, — ответил бы ему Конан Дойль, — что преступника интересовали не бриллианты, а иные ценности. Их он и искал в шкатулке с бумагами. Брошь же была взята для того, чтобы сбить с толку полицию». Но какой документ пытался найти преступник?
На этот вопрос последовал ответ: завещание. Ведь мисс Гилкрайст была далеко не молода. Если так, то убийцу надо искать среди родственников жертвы.
Кстати, в этом случае становилось понятным и то, как преступник попал в дом, не имея ключа и не взломав двери. Старая мисс, у которой была привычка смотреть в глазок на посетителей, не задумываясь, пустила гостя. Был знаком он и служанке. Позже выяснилось, что она назвала его имя, но полиция предпочла замолчать это важное показание. Больше того, много лет спустя служанка призналась репортерам, что ее принудили дать ложные показания и даже специально репетировали то, как вести себя на суде.
Вывод Конан Дойля о том, что преступник был родственником убитой, подтвердился спустя несколько лет. Незадолго до смерти Конан Дойля в 1930 году настоящий убийца открылся сыну писателя.
Знаменитому автору приключений Шерлока Холмса, так же как и Джозефу Беллу, приходилось участвовать как детективу–любителю в расследовании и многих других дел. Однако раскрытие преступлений было далеко не единственным занятием, отвлекавшим Конан Дойля от письменного стола.
Писатель охотно направлял свою энергию, ум и талант криминалиста на раскрытие всевозможных иных тайн. Конан Дойль любил поломать голову над какой?либо загадкой, любил проникать средь бела дня сквозь «таинственную дверь» в странный, скрытый от глаз мир романтики. Как и его герой, он питал пристрастие ко всему необычному, ко всему, что выходило за пределы привычного и банального течения повседневной жизни. Сегодня писатель выступал в защиту ирландского патриота, обвиняемого в государственной измене, завтра, по просьбе Скотланд–Ярда, разгадывал загадку исчезновения среди бела дня Брикстонского экспресса — события, взволновавшего многие умы. Принимал участие в поисках так называемого клада лорда Морреская, оцениваемого в несколько десятков миллионов фунтов стерлингов. Ломал голову над завещанием лорда, составленным весьма туманным образом и требовавшим изощренной дешифровки. Но ни Конан Дойль, ни Алан Пинкертон — глава американского сыска, ни писатель, автор детективных историй Эдгар Уоллес, ни многие другие так и не смогли проникнуть в тайну завещания лорда Морреская.
С увлечением Конан Дойль следил за поисками другого сокровища — знаменитого «Павлиньего трона». Впрочем, не только следил, но и давал советы, высказывал предположения, направлял поиски.
Судьба «Павлиньего трона» и по сей день одна из самых загадочных историй.
…В конце июня 1782 года английский парусник «Гроусвинер» покинул Бомбей и взял курс к берегам Англии. О грузе, который был в трюмах судна, знали немногие. Погрузка производилась в глубокой тайне, экипаж не был посвящен в суть дела. А оно, между тем, заключалось в том, что наряду с другими награбленными сокровищами англичане пытались на «Гроусвинере» вывезти знаменитый «Павлиний трон» — попавшую в алчные руки колонизаторов бесценную реликвию могольских царей.
По преданию, индийский правитель Шах–Джехан приказал своим придворным мастерам изготовить трон из драгоценных камней и золота. Как говорится в древней летописи, «ему пришла в голову мысль, что огромное количество редких драгоценностей, имевшихся в сокровищнице, лучше всего использовать на сооружение трона, на котором император восседал бы во все возрастающем сиянии».
Лучшие умельцы страны, привлеченные по распоряжению шаха к работе, семь лет трудились над созданием этого трона. На украшение его пошло множество бриллиантов и других драгоценных камней. Трон стоял на двенадцати опорах из изумрудов. Два павлина, усыпанные драгоценностями, как бы венчали спинку трона, а между ними — дерево с листьями из рубинов и жемчуга. В спинку был вделан огромный бриллиант, подаренный персидским владыкой Шах–Аббасом. По словам французского ювелира Тавернье, которому довелось осмотреть этот чудо–трон в середине XVII века, он стоил не менее 6 миллионов фунтов стерлингов.
Долго восседать на роскошном троне Шах–Джехану не пришлось. Власть вместе с троном вскоре перешла к его сыну. А позднее, когда могущественный властелин персов Надир–Шах захватил Кабул — центр провинции империи Моголов, он направил в Индию Мохаммед–Шаху ультиматум. В нем, помимо требования о присоединении к Персии двух провинций, говорилось и о троне: «Я пришел, — заявлял Надир–Шах, — чтобы взять также из Индии в Персию известный трон Моголов».
С возмущением Мохаммед–Шах отверг притязания персов. Судьбу трона решило сражение, происшедшее спустя несколько недель на пенджабской равнине. Персы одержали победу. И первым их условием мира было требование о выдаче им «Павлиньего трона». Так трон Моголов попал к персам. Во время одного из походов Надир–Шах погиб в схватке с курдами. В этом бою ими был захвачен и трон. Что стало с троном потом? Об этом сообщил английский путешественник Фрейзер. Ему удалось узнать от одного старого курда, принимавшего участие в стычке с персами, что курды разбили трон, а части разделили между собой. Впрочем, существует и другая версия. Согласно ей, курды захватили не «Павлиний трон», а его искусную имитацию. Подлинный же трон якобы остался в полной сохранности. Целым и невредимым он попал к англичанам, которые и поспешили его переправить в Лондон.
Однако до места назначения паруснику «Гроусвинер» дойти не было суждено. У скалистых берегов Восточной Африки судно попало в жестокий шторм и затонуло.
И по сей день находятся охотники достать затонувшие сокровища со дна морского. Но пока что все попытки были тщетными. Напрасными оказались и усилия Конан Дойля, проявлявшего большой интерес к этим поискам.