СТРАВИНСКИЙ Игорь Федорович

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

СТРАВИНСКИЙ Игорь Федорович

5(17).6.1882 – 6.4.1971

Композитор, дирижер. Ученик Н. Римского-Корсакова. Основные произведения: симфонии; фантазия «Фейерверк» (1908); кантаты «Фавн и Пастушка» (1906), «Звездоликий» (на стихи Бальмонта, 1912); оперы «Соловей» (по сказке Андерсена, 1908–1914), «Мавра» (по поэме Пушкина «Домик в Коломне», 1922), «Царь Эдип» (по Софоклу, 1926–1927), «Похождения повесы» (по мотивам картин Хогарта, 1951); балеты «Жар-птица» (1910), «Петрушка» (1911), «Весна священная» (1913), «Пульчинелла» (1920), «Аполлон Мусагет» (1928), «Поцелуй феи» (1928), «Игра в карты» («Покер», 1937), «Орфей» (1948), «Агон» (1957); мелодрамы (балеты с хорами) «Персефона» (по пьесе Жида, 1933) и «Потоп» (1962); хореографическая кантата «Свадебка» (1914); пантомима «Байка про Лису, Петуха, Кота да Барана» (1916), симфоническая поэма «Песнь соловья» (1917); сочинения для хора «Pater Noster» (1926), «Credo» (1932), «Canticum sacrum» (1956); месса для смешанного хора и двойного духового квинтета (1948), «Проповеди, притчи и молитвы» (1961); камерная музыка, регтаймы, романсы на стихи Городецкого, Бальмонта, Верлена. Друг С. Дягилева, М. Равеля, Л. Мясина. С 1910 – за границей.

«Я часто вспоминаю пение баб из соседней деревни. Их было много, и они пели в унисон каждый вечер, возвращаясь с работы. И сейчас еще я помню точно этот напев и их манеру петь. Когда дома, подражая им, я напевал эту песню, взрослые хвалили мой слух. Помнится, эти похвалы доставляли мне большое удовольствие.

И – любопытное дело – этот простой эпизод, сам по себе довольно незначительный, имеет для меня особенный смысл, потому что именно с этого момента я почувствовал себя музыкантом» (И. Стравинский. Хроника моей жизни).

«Честь открытия Стравинского принадлежит целиком Сереже [Дягилеву. – Сост.], который, услыхав его „Scherzo“ и „Фейерверк“ в концерте, сразу решил, что это тот человек, который нам нужен. Мне кажется, что и Стравинский, попав в нашу компанию, тоже почувствовал, что это та среда, которая нужна ему. Одной из связующих нитей между нами, кроме музыки, был культ Стравинского к театру, а также его интерес к пластическим художествам. В отличие от других музыкантов, обычно равнодушных ко всему, что не есть их искусство, Стравинский интересовался живописью, архитектурой, скульптурой, и, хоть он не обладал какой-либо подготовкой в этих областях, он все же являлся ценным собеседником для нас, ибо вполне „реагировал на все“, чем мы жили. Ему вообще был тогда присущ известный „шарм ученичества“. Он жаждал „просвещаться“, его тянуло расширить область своих познаний и впечатлений. В музыкальных же вкусах мы были почти во всем заодно: его любимцы – и среди них Чайковский – были нашими любимцами, его антипатии были и нашими. Но самое ценное в нем было отсутствие даже в намеке того доктринерского начала, которое затем (что бы ни говорили его поклонники и адепты) подорвало творческие силы чудесного мастера. В общем, если Стравинский и шокировал нас подчас своей „типично русской“ резкостью и какой-то склонностью к цинизму, то в нем было еще много и той чарующей экспансивности, и того „сентиментального реагирования“, которые являются лучшими источниками вдохновения» (А. Бенуа. Русские балеты в Париже).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.