М. С. Кашуба Народы Югославии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

М. С. Кашуба

Народы Югославии

Вступление в брак у народов Югославии сопровождалось определенным комплексом свадебных обычаев и обрядов; в них в образно-символической форме отразилась культура и быт народов Югославии, нормы обычного права, бытовавшие в тот или иной период.{272}

Фундамент исследования брачно-семейных отношений был заложен в XIX — начале XX в. такими учеными, как В. Караджич, В. Богишич, Й. Цвиич, А. Радич, С. Враз, М. Мурко, Л. Гай, С. Вукосавлевич и др. Благодаря их трудам был не только собран и пущен в научный оборот фактический материал о браке и семье у югославянских народов, но и началась разработка типологии семьи.{273} Богатейший этнографический материал о жизни югославянских народов в конце XVIII — первой половине XIX в. содержится в трудах В. Караджича, стоявшего у истоков сербской этнографии и фольклористики. В его работах приводится много фактического материала о браке и семье сербов, черногорцев и других народов Югославии. Особо следует выделить работы В. Богишича по сбору материалов, освещающих различные стороны жизни южных славян, в том числе и брачно-семейную. Для этих целей в различные области была разослана разработанная им анкета, содержащая 352 вопроса. Ответы на нее, собранные в основном сельским духовенством и учителями и систематизированные В. Богишичем, опубликованы.{274}

Интерес к изучению брачно-семейных отношений не угасает в Югославии и сейчас. В югославской литературе накоплен большой фактический материал по этой теме. Так, в библиографии по свадебным обычаям только сербов, хорватов и мусульман,[1] опубликованной почти 25 лет назад, приводится более шестисот работ, прямо или косвенно затрагивающих эту проблему.{275} Однако этнографических работ общего характера по этой проблеме мало. Среди них работы П. Влаховича об обычаях, в том числе и семейных, С. Зечевича о похоронных обычаях сербов, Б. Орла о семейных обычаях словенцев, Р. Каймакович о свадебных обычаях сербов и хорватов Боснии и Герцеговины, В. Чулинович-Константинович об умыкании, З. Райкович о пробном браке и др.{276}

Литература и источники по данной проблеме характеризуют в основном сельское население. Большинство югославянского населения в XIX в жило в сельских местностях и даже в конце его (1880 г.) горожан было всего 11 %.{277}

В качестве объекта изучения взяты шесть народов: сербы, хорваты, мусульмане, словенцы, македонцы и черногорцы. В работе не ставится цель дать полную разработку проблематики, связанной со вступлением в брак, а предпринимается попытка в самой общей форме показать основные явления, характеризующие брак и свадебные обычаи народов Югославии в XIX — начале XX в., а также по возможности выделить то особенные черты, которые были присущи населению разных регионов. Анализ источников и литературы по этой проблеме свидетельствует о том, что свадебные обычаи народов Югославии отличаются большим разнообразием. Наряду с элементами, имеющими универсальный характер, бытуют и присущие только тому или иному народу или населению определенной области независимо от его национальной принадлежности. Это в значительной степени объясняется различными историческими судьбами народов Югославии и, как следствие, различиями в их политической, экономической и культурной жизни и в вероисповедании. К концу XIX — началу XX в. наиболее заметные различия сложились между западными регионами югославянских земель, входившими в состав Австро-Венгрии, и восточными, длительное время находившимися под властью Османской империи.

В XIX — начале XX в. у югославянских народов бытовали простые и сложные семьи однолинейного и многолинейного подтипов.{278} Наиболее распространенным типом семьи у югославянских народов, особенно в первой половине XIX в., была сложная семья многолинейного подтипа — задруга. Исключение составляли Словения, где задруга встречалась крайне редко и только в пограничных областях, а также Черногория, в которой задруга бытовала не повсеместно.{279}

Несмотря на локальные различия во внутренней организации жизни задруг, все они имели общие принципы. Наиболее существенные из них — коллективное владение всем движимым и недвижимым имуществом семьи (хотя коллективными собственниками, как правило, выступали только лица мужского пола), коллективное потребление, коллективное управление (обычно это право принадлежало мужчинам), вирилокальность. Развитие товарно-денежных отношений приводило к подрыву устоев задруг. Стал нарушаться принцип коллективного владения, когда наряду с коллективной появилась и частная собственность у отдельных семей задруги. Она возникла на основе того имущества, которое приносили в задругу жены, особенно если их брали из зажиточных семей, а также средств, заработанных на отхожих промыслах и не полностью отданных в задругу, и средств, полученных от продажи изделий ручного труда. В конце XIX — начале XX в. довольно широкое распространение получило индивидуальное потребление, наряду с сохранением коллективного, что было своего рода подготовкой к отделению из задруги.

В конце XIX — начале XX в., а в более развитых регионах и раньше, преобладающей становится простая семья. Принципы раздела сложных семей, как правило, определялись нормами обычного права, имеющими локальные различия, а не официальным законодательством. Были и общие черты, характерные для разделов сложных семей. Почти повсеместно собственность делилась по числу мужчин — глав отдельных семей, входящих в задругу; мужчина, возглавляющий задругу и юридически являющийся владельцем всего ее имущества, земли и скота, получал равную со всеми участвующими в разделе долю, но ему нередко предоставлялось право выбора; женщины обычно в разделе не участвовали, хотя юридически право на это имели, но с развитием капиталистических отношений этот обычай стал все чаще забываться.

Как уже указывалось, сложные семьи делились на простые. Имел место и обратный процесс, при котором простая семья могла вновь превратиться в сложную. На возможность взаимного перехода одного типа семьи в другой обратил внимание В. Богишич, подчеркнув, что различные принципы владения семейной собственностью обусловили и целый ряд отличий в семейном быту и простых и сложных семей. В простой семье большинства югославянских земель ее глава — муж, отец — единолично владел и распоряжался собственностью семьи. В Черногории, где были сильны пережитки родо-племенных отношений, простая семья имела некоторые особенности, сближающие ее со сложной семьей. Глава семьи здесь не мог полновластно и единолично распоряжаться имуществом семьи: если в семье были взрослые сыновья, то он советовался с ними по всем важным делам. Женщины в простых семьях не имели права голоса и были подчинены мужчинам. Но в случае необходимости и в простых, и в сложных семьях женщин всегда защищали мужья, братья и другие мужчины семьи.{280}

В соответствии с нормами обычного права безбрачие осуждалось и даже подрывалась репутация всей семьи, если кто-либо из ее членов не вступал в брак. По народным обычаям (Черногория, Хорватия — Оток и другие регионы, особенно те, где было развито скотоводство), мужчину считали самостоятельным только после женитьбы. В Черногории, например в Рисане, неженатых мужчин независимо от возраста называли парнями, их высмеивали, дразнили. Исключением были служители культа, просватанные девушки, которые в знак траура по умершему жениху иногда не выходили замуж (например, в Перасте — Черногория). Случалось, кто-нибудь из сыновей отказывался вступать в брак, чтобы не дробить владений семьи (о-в Брач, Конавле — Хорватия).{281} Бывало и так, что девушки (сербки, черногорки) добровольно давали обет безбрачия (впоследствии от него можно было отказаться). Это делалось, чтобы помочь матери растить детей, если семья оставалась без кормильца, или в какой-то мере заменить родителям сыновей, если их не было. Образ жизни этих девушек (их называли «тобелие», «мушкобане», «остайнице», «вирджине») менялся: они носили мужскую одежду, выполняли мужские работы и даже принимали участие в военных действиях. Безбрачие тобелие не осуждалось, их самопожертвование вызывало уважение окружающих. Югославские исследователи указывают, что это явление, восходящее к далекому прошлому, бытовало еще в первой половине XX в.{282}

Браки югославянского населения были моногамны, и даже разрешенное кораном многоженство не получило распространения среди югославян-мусульман, хотя отдельные случаи его имели место, в основном в среде зажиточных слоев населения и в бездетных семьях. И у православных, например в Черногории, Македонии, случалось, что бездетная жена сама выбирала вторую жену своему мужу, оставаясь для сельского общества «законной женой» (если не покидала дом своего мужа); дети, рожденные второй женой, официально считались ее детьми. В семье же ее роль менялась — она переходила на положение сестры или матери.{283}

Нормы обычного права, а также церковь регламентировали круг лиц, которые могли заключать между собой браки. Церковные запреты были связаны главным образом с различиями в вероисповедании и кровным родством. Однако югославянские народы часто придерживались не этих предписаний, а норм обычного права, которые наряду с общими чертами у разных народов имели и отличия в разных регионах. В целом же брачные запреты по обычному праву, в частности касающиеся степени родства брачующихся (от 4-го до 9-го колена), были менее строгими, чем церковные, хотя бывало и наоборот; случалось и так, что они совпадали. В большинстве югославянских областей родство по мужской линии считалось более важным, чем по женской, говорили, что «мужская кровь тяжелее». Бывало, что браки по мужской линии запрещались независимо от степени родства (например, в восточной Герцеговине — Површ), а по женской — только между ближайшими родственниками. Чаще по мужской линии запрещались браки до 9-го, а по женской — до 8-го колена. В отдельных областях, например в Юго-Восточной Сербии (Буджак), в Герцеговине, в Черногории (Катунская нахия), родству по женской и по мужской линиям придавали одинаковое значение; встречались и такие регионы (Восточная и Юго-Восточная Сербия, например, Ресава), где более строго подходили к родству по материнской линии (по мужской линии — от 6—7-го колена, по женской — от 9-го).{284} У югославянских народов было широко распространено поверье, что несоблюдение норм обычного права, касающихся запретов вступления в брак, навлечет на семью несчастье. И тем не менее их часто не придерживались в среде высших слоев мусульманского общества, а иногда и среди горожан-христиан, как, например, среди торгового населения города Враня (Сербия). У этих групп населения были приняты браки между лицами одинакового социального положения, приводившие к возникновению родственных брачных связей.{285}

Традиционное обычное право запрещало или ограничивало брак между людьми, находящимися в так называемом ритуальном или духовном родстве: по кумовству, по родству между молочными братьями и сестрами, по побратимству и посестримству, по общему покровителю семьи. Кумовство, свадебное или крестильное, почиталось нередко даже больше, чем родство, и брачные связи запрещались не только между кумовьями, но и между их потомками. Эти традиции оказались настолько стойкими, что пережиточно бытуют и в наши дни. Вместе с тем встречались отдельные регионы (например, в Боснии и Герцеговине — Лепеница, Ракитно; в Хорватии — Петрова Гора), где в XIX в. кумовство не являлось препятствием к браку.{286} Побратимы и посестримы во многих югославянских землях считались родственниками, что, естественно, исключало браки между ними: так было в ряде местностей Герцеговины, Черногории, Сербии, Воеводины, Хорватии. В отдельных областях побратимы и посестримы не включались в круг родственников и браки между ними не возбранялись. Такие сведения приводит В. Богишич о Македонии, Н. Пантелич — об одном из сел Неготинской Крайны — Райце (Сербия).{287} У югославянских народов был широко распространен обычай первого кормления ребенка не матерью, а другой кормящей женщиной. Считалось, что таким образом две семьи вступали между собой в родство и, следовательно, браки между ними становились невозможными. Особо чтили эти обычаи мусульмане, официальная религия которых признавала это родство.{288} Празднование общей славы, т. е. именин покровителя семьи, исключало вступление в брак (подразумевалось возможное общее происхождение), но этот запрет был не повсеместным: его не знали, например, в Горне Ресаве (Сербия), в ряде сербских сел Метохии и др.{289}

У югославянских народов не было единообразия в определении минимального брачного возраста. В середине XIX в. для живущих в Сербском княжестве браки допускались с 17 лет для юношей и с 15 — для девушек; в Австрийской империи (на территории Венгрии) — с 18 лет для юношей и с 16 лет — для девушек; в Австрии — с 14 лет для лиц обоего пола. Шариат устанавливал нижнюю границу брачного возраста с 15 лет. Однако эти законы нередко игнорировали и руководствовались нормами обычного права, довольно существенно различающимися у разных народов-этносов и в разных регионах. Так, в середине XIX в. в Черногории часто женились в 15–16, выходили замуж в 13, иногда в 10–12 лет; в Сербском княжестве женились в 15–17 лет; на территории Военной Границы женились в 15–16, выходили замуж в 25 лет; в Славонии, Пожешко Поле (Хорватия) женились в 14, выходили замуж в 20 лет и старше; в Хорватском Загорье, вблизи Загреба (Хорватия), женились в 18–20 лет, а жен брали на 2–3 года моложе, в Далмации (Имотски) женились в 25–30 лет, жены обычно были на 4–5 лет моложе. Больше всего были распространены браки, в которые вступали юноши 18–25 лет и девушки с 16 лет.{290} Однако эти показатели не могут быть распространены на все югославянские земли. Существовали целые области, где в обычае были ранние браки, в которых мужьями взрослых девушек становились мальчики 12–14 лет (так бывало в Боснии и Герцеговине, Черногории и др.). Так, в Куманово (Македония) мальчиков 14–15 лет обычно женили на 25—30-летних девушках. Это объяснялось, очевидно, желанием быстрее получить дополнительные рабочие руки или союзников в борьбе с османскими завоевателями; для населения, находившегося под османским игом, женитьба приносила определенные блага, в том числе освобождение от янычарской повинности. Браки, в которых невесты были на 4–5 лет старше, заключались и с юношами, уже достигшими брачного возраста (Сербия — Нишава, Враньско Поморавле и др.). В Черногории, Сербии были нередки и браки, в которых невеста была моложе жениха.{291} Официальные власти пытались вести борьбу с браками несовершеннолетних. Так, в Черногории в 1857, 1882 и 1886 гг. издавались указы, согласно которым нижняя граница устанавливалась для лиц мужского пола 17, женского — 15 лет. При их нарушении брак мог быть расторгнут, но каждый случай специально рассматривался; в частности, если невесте уже исполнилось 12 лет, то исход зависел от ее желания.{292} Для отдельных областей, особенно с развитым отходничеством, был характерен значительно более высокий показатель брачного возраста. Так, мужчины из мусульманского «племени» мрковичи, регулярно уходившие на заработки в Турцию, обычно женились в 30–40 лет на девушках до 35 лет. Высоким брачный возраст женихов был и у населения Адриатического побережья и островов, откуда нередко уезжали на заработки в другие страны, в частности в Америку. Так, на о-ве Брач женились в основном в 25–35 лет, но если в семье был только один сын, в брак вступали в более молодом возрасте.{293}

Обычное право определяло очередность (по старшинству) вступления в брак. В некоторых областях, например в Конавле, в задругах сначала женили старшего сына старшего брата, затем старшего сына следующего по возрасту брата и так до тех пор, пока не женятся все старшие сыновья из простых семей, составляющих задругу; затем подходила очередь других сыновей. Забвение этого правила считалось серьезным проступком, за который могли изгнать из семьи (например, в Конавле), и навлекало позор на всю семью. Правда, встречались отдельные области (в Хорватии Хорватское Загорье, Штубичка Жупа и др.), где не придерживались строго этого обычая. Парню, которого младший брат опередил в женитьбе, было нелегко найти невесту: на него смотрели с подозрением и даже считали его неполноценным. Если случалось, что младший брат женился раньше старшего — обычно это бывало, если брак был выгоден семье, — то он должен был получить согласие всех старших членов семьи и своего старшего брата и выплатить ему определенную компенсацию (прежењкуша, прежењушка, прежењуване). По отношению к дочерям это правило нарушалось крайне редко, чаще всего тогда, когда младшая дочь просто убегала из дома. Младшие братья не могли жениться до выхода замуж их старших сестер, но в некоторых областях, например в Черногории, если сестра до 25 лет не вступала в брак, то младший брат больше не ждал ее. Бывало, что допускались браки младших сестер до браков старших братьев, но очередность между сестрами соблюдалась (например, в окрестностях Иванграда — Черногория).{294}

У большинства югославянских народов выбор брачного партнера обычно был делом родителей, а в сложных семьях — всех взрослых членов семьи. В Черногории весь род и братство участвовали в обсуждении кандидатуры возможного жениха или невесты. Традиционные свадебные обычаи и обряды ярко иллюстрируют ту решающую роль, которую играло старшее поколение при выборе жениха и невесты. Нередко шли сватать девушку, не спрашивая согласия сына, и будущие новобрачные впервые видели друг друга, уже будучи просватанными. Случалось и так, что для укрепления дружбы между семьями или родами или породнения с авторитетными людьми родители договаривались о вступлении в брак детей, когда они еще были младенцами («сватовство в колыбели») или вообще еще не родились (в случае рождения детей одного пола они заключали союзы побратимства или посестримства). Обычай «сватовства в колыбели» и вообще сватовства детей хотя и не получил большого распространения, но ареал его бытования был достаточно широким: он встречался в Черногории, в Герцеговине, на территории Военной Границы, в Сербии (окрестности Печа, Таково и др.), в Хорватии (Славонии).

Но было бы неправильно считать, что совсем не было браков по любви. Примером этого могут служить имевшие значительное распространение умыкания (по договору с невестой), свадьбы «уходом». В отдельных областях — в Лепенице (Босния и Герцеговина), в Хорватском Загорье (Хорватия) и др. — молодежи предоставлялась определенная свобода в выборе брачного партнера и с ее мнением считались. Но и здесь нужно было получить согласие старших.{295} В современной Югославии, особенно в селах, еще широко бытует обычай, по которому сыновья и дочери при вступлении в брак обязательно спрашивают родителей об их согласии, даже если они знают о сделанном выборе и его одобряют.

Традиционно на одно из первых мест при вступлении в брак выдвигалась репутация (отношение членов семьи к труду, здоровье, число детей в семье и др.) семьи жениха или невесты. В Югославии и сейчас бытует много пословиц и поговорок на этот счет, как, например: «Женись ушами, а не глазами». При выборе невесты большое внимание обращали на то, какова ее мать, считая, что такой же будет и дочь.{296}

При вступлении в брак учитывался и экономический фактор. Приданое, в состав которого входили земля, скот, деньги, среди югославянских народов вошло в обычай сравнительно недавно. Так, югославские исследователи (В. Эрлих например) связывают его распространение с уровнем развития товарно-денежных отношений: в более развитых регионах оно существует с конца XIX — начала XX вв.; массовым приданое почти повсеместно становится с первой трети XX в. В некоторых областях приданое сначала распространилось среди городского, а затем — среди сельского населения. Так, во Враньско Поморавле вплоть до освобождения от османского господства приданое получали только жительницы г. Врань; сельским девушкам этой области приданое стали давать только с 20-х годов XX в. Некоторые югославские исследователи (В. Эрлих) массовое распространение приданого объясняют тем, что оно отчасти компенсировало долю наследства родителей, так как даже там, где официальным законодательством сыновья и дочери были уравнены в праве наследования, в частности в Хорватии, руководствовались не им, а традиционным обычным правом. Невеста с приданым («мираджийка», «мирашчийка») становится желанной.{297} В то же время были целые местности (в Черногории — Черногорское Приморье, Черногорское Брдо, у «племени» васоевичи и др.), где брать приданое считалось позорным для жениха и его семьи.

В тех случаях, когда в зажиточной семье не было наследников мужского пола, зять приходил жить в дом родителей жены. Так было традиционно принято в Восточной Сербии, на островах Адриатики, в Хорватском Загорье (Хорватия) и др.{298}

В ряде регионов — Македония, частично Босния и Сербия (в первые десятилетия XIX в.), Косово, Метохия — семья жениха должна была платить выкуп (откупнина) за невесту; бывало, что мираз (приданое) и откупнина существовали одновременно. Этот выкуп был весьма обременительным для семьи и жениха; чтобы собрать необходимые средства, иногда продавали что-либо из имущества семьи — землю, скот, а сам жених был вынужден уходить на заработки. Власти пытались бороться с этим обычаем: так, в Сербском княжестве в первых десятилетиях XIX в. была установлена определенная такса, превышать которую запрещалось. В 1846 г. князь Александр Караджорджевич издал приказ, запрещающим выплачивать выкуп за невесту; при этом подчеркивалось, что этот обычай несовместим с достоинством человека. Однако, несмотря на запрет, пережитки его продолжали существовать в отдельных областях даже в первой половине XX в. Некоторые из традиционных свадебных обычаев народов Югославии, отчасти бытующих и в наши дни, очевидно, в какой-то мере являются отголоском выкупа невесты. Например, в XIX — начале XX в. у многих югославянских народов семья жениха одаривала невесту и членов ее семьи подарками (а невесту — еще и свадебным платьем и украшениями) и деньгами. Очень ярко пережитки выкупа невесты сказываются в обычае, по которому будущий свекор выплачивает определенную сумму денег (ее размер зависел от экономического состояния семьи, личных качеств жениха и невесты, их возраста и т. д.) отцу невесты как бы в знак установления добрых отношений («мировой») между сватами (мирење приjатеља, мир, мирба и др.). Нередко бывало, что необходимость уплаты такой мирбы вынуждала семью жениха продавать часть своего имущества, что почти неизбежно приводило ее к долговой кабале. В югославской литературе встречается немало сведений о том тяжелом бремени, которое ложилось на семью жениха в связи с необходимостью выкупа невесты (в самых разных формах проявления этого обычая). Югославский ученый М. Филипович систематизировал и опубликовал материалы о вредных обычаях сербов Северо-Восточной Боснии, собранные в 1911 г. живущими в этой области служителями церкви, — всего 45 ответов. Почти во всех этих сообщениях обращается внимание на финансовые трудности, с которыми сталкивается семья жениха, так как в этой местности был широко распространен обычай мирбы.

В среде югославянского населения, исповедующего ислам, существовал обычай, нашедший отражение и в шариате, согласно которому при вступлении в брак мужчина должен был выделить своей будущей жене определенное имущество (мехр), часть которого (меньшую) она получала сразу же, а на другую могла претендовать только в случае развода. Этот обычай также связывают (М. Младенович, например) с пережитками обычая платы за жену.

Характерно, что по нормам обычного права откупнина, как и другие формы этого обычая, рассматривались не как плата за невесту, а как средства, предназначенные на возмещение свадебных расходов, которые несла семья невесты, оказывающаяся в убытке уже оттого, что теряла рабочие руки дочери. Встречалось также и такое толкование, что эти средства, хотя бы частично, шли на обзаведение молодой семьи.{299}

Национально и конфессионально смешанные браки в прошлом не были характерны для югославянских народов, а если и встречались, то почти всегда осуждались окружающим населением. Очевидно, это было связано и с тем, что, по народным представлениям XIX — начала XX в., национальная и религиозная принадлежность были тождественными понятиями. Это приводило к тому, что заключение таких браков становилось возможным только тогда, когда один из брачных партнеров, хотя бы формально, менял свое вероисповедание. На браки лиц, принадлежащих к различным направлениям христианства (католицизм, православие), смотрели более снисходительно, чем на браки христиан и мусульман.{300}

В прошлом в большинстве югославянских земель браки были эндогамны (т. е. запрещались браки вне определенной территориальной, географической среды; это понятие могло совпадать с понятием «племени», рода, братства), что было обусловлено, как впервые отметил Й. Цвиич, целым рядом факторов: географическим, политическим, социально-экономическим, религиозным, языковым.{301}

По народным представлениям, обычай жениться или выходить замуж в своем селе и в соседних селах диктовался разными причинами, особенно важными среди которых были следующие. Живя по соседству, хорошо знали жизнь семьи, с которой хотели породниться, а, как уже указывалось, репутация семьи при выборе брачного партнера имела большое значение. Считали, что если жену взять из другого края, то она будет больше скучать по родному дому и стремиться уехать туда. Немаловажным препятствием была также разница в обычаях, одежде. И вообще считалось позором, если парень или девушка не могли найти себе спутника жизни в своей среде.

Для югославянских народов были особенно характерны такие эндогамные группы, в которых преобладающее число браков заключалось внутри одной территориальной (или общественной) группы. Ее примеры можно привести из самых различных регионов — из Сербии (Неготинска Крайна, Алексинацко Поморавле, Подринье и др.), Воеводины, Черногории (Цетинье, Бока Которска и др.), Македонии, Боснии и Герцеговины, Хорватии (Хорватское Приморье, острова, Славония и др.).{302} Следует отметить, что при такой эндогамии в круг брачных связей могли входить и лица, отселившиеся от основного ядра своей этнической группы. Так, вплоть до 40-х годов XX в. поддерживались брачные связи между «баначанами» из Александрова и переселившейся еще в конце XVIII в. их частью в Добрич (Сербия).{303} Такого рода связи были особенно важны для так называемых изолятов, т. е. группы лиц, поселившихся среди чуждого им (по религии, языку, культуре или части этих элементов) народа. Для иллюстрации можно назвать группы черногорцев — православных из Пероя (Истрия) или хорватов — католиков Янева из Скопской Черногории (Македония); строгая эндогамия, соблюдавшаяся в этих группах, способствовала сохранению их самобытности и национального самосознания.{304}

Целый ряд факторов политического, социально-экономического и демографического характера обусловил бытование более широких эндогамных связей, при которых брачный круг составляло не одно, а несколько определенных поселений, составляющих территориальное целое. Так, например, жители сел Алексинацкого Поморавля, как правило, вступали в брак с жителями четырех, строго ограниченных территориальных зон. Точно так же еще в 80-х годах XIX в. в области Враньско Поморавле выделялось несколько зон, в частности две из них составляли горные села, внутри которых заключалось большинство браков.{305}

Изменение политических и социально-экономических отношений после освобождения от османского господства, когда люди стали значительно свободнее перемещаться, не боясь внезапных нападений, когда стали устанавливаться более тесные связи с населением обширных территорий, привело к тому, что обычай эндогамии как в узком, так и в широком смысле этого понятия постепенно начал исчезать, что стало особенно заметно с 20-х годов XX в. Вместе с тем существовали и такие регионы, где экзогамные браки были нередкими, а иногда и обязательными. Так, в селах Восточной Сербии, где семьи традиционно были малодетными, недостаток брачных партнеров заставлял искать их даже в среде других этнических групп. Черногорские «племена», например васоевичи, кучи, были экзогамны, при этом круг брачных связей некоторых из них (кучей, например) распространялся не только на черногорцев, но и на албанцев.{306}

У всех югославянских народов в прошлом традиционно большинство браков заключалось по сватовству, при этом принимались во внимание не столько чувства будущих супругов, сколько общественное и экономическое положение их семей, их физические качества и т. д. Конечно, бывало и так, что в брак вступали по любви, но и в этом случае согласие родителей было обязательным, так же как и сватовство, хотя оно и носило в таких случаях формальный характер.

В литературе имеются сведения о том, что в некоторых регионах, на пример в Истрии, в прошлом (XVII в.) парни начинали знакомиться с девушками и ухаживать за ними только после того, как они становились членами объединений юношей (fantovska dru?ba), очевидно являющихся пережитком каких-то возрастных союзов. Войти в такое объединение можно было только по достижении восемнадцатилетнего возраста; своеобразным вступительным взносом было угощение его членов выпивкой и табаком.{307}

Возможности знакомства юношей и девушек в городах были более ограниченны, чем в селах. В селах молодежь общалась на общесельских и церковных праздниках, обычно заканчивавшихся весельем и танцами, во время совместных сельскохозяйственных работ, на посиделках, на ярмарках. Танцевали обычно по воскресным и праздничным дням на деревенской площади, чаще всего при этом присутствовали взрослые. Иногда, как, например, на острове Зларин (Хорватия), молодежь танцевала на берегу моря, при этом девушкам разрешалось быть там только до тех пор, пока было светло, и только в присутствии старших — родственников или кого-либо из односельчан.{308} Базары и ярмарки считались официальным местом, где молодежь знакомилась, а родители пытались разузнать как можно больше о возможных женихе или невесте. Здесь крестьяне, особенно из отдаленных горных поселений, узнавали, где есть девушка на выданье и куда можно посылать сватов. Были и такие ярмарки, на которые родители специально привозили своих детей, когда наступало время их женить или выдавать замуж. Таковы ярмарки, устраиваемые дважды в году (в июне — в день св. Бартоломея и в октябре — в день св. Томы) в городе Бела Црква; сюда собирались юноши и девушки вместе со своими родителями. Молодежь здесь знакомилась, а родители выбирали будущих снох и зятьев. Обычно на первой ярмарке (ее называли женской ярмаркой) знакомились, а ко второй устраивали свадьбу. Аналогичными были ярмарки в Пироте (Сербия) — перед рождеством, в Петровце, расположенном у р. Млава (Сербия), — на средопосницу и др.{309}

Семейные торжества (свадьба, слава), на которые собирались не только родственники, но и односельчане и знакомые из других сел, также были местом встреч и знакомств молодежи. В отдельных областях, например в Лепенице, и среди христиан, и среди мусульман было в обычае осенью посылать девушек гостить к родственникам в те села, где в это время проходили ярмарки и устраивались свадьбы.{310}

В селах были широко распространены посиделки, фактически являвшиеся местом знакомств и свиданий молодежи. На посиделки — в теплое время года они собирались на улицах или во дворах, в холодное — в домах — приходили женщины и девушки; здесь они работали и веселились. Сюда же приходили и парни, хотя официально, например, в Сербском княжестве им было запрещено посещать посиделки; местные власти имели право строго наказывать нарушителей. Это было вызвано тем, что парни, приходившие на посиделки с разных концов села и даже из других сел, часто затевали драки, заканчивавшиеся иногда серьезными травмами и даже убийствами.{311} На посиделки собирались по вечерам, в свободное от сельскохозяйственных и домашних работ время. Девушки и присутствующие здесь женщины занимались рукоделием, работа обычно сопровождалась шутками, песнями, веселыми рассказами, нередко здесь же устраивали танцы, угощали друг друга принесенными из дома фруктами, кукурузой и другой снедью. Обычай посиделок во многих сельских местностях бытовал еще в первой половине XX в.

Среди югославянских народов были широко распространены обычаи взаимопомощи во время срочных сельскохозяйственных работ, при постройке домов. После завершения работы устраивалось общее застолье, сопровождавшееся песнями и танцами. Участие молодежи в этих работах также давало возможность знакомств и общения. Особое значение оно имело в тех местностях, где преобладал хуторской тип поселений, вследствие чего контакты между соседями были ограниченны.

У большинства югославянских народов, особенно в областях с наиболее ярко выраженным патриархальным укладом жизни, поведенческие нормы предписывали молодым людям скрывать свои чувства и взаимную склонность. Чтобы как-то подчеркнуть симпатию к определенной девушке, парень на посиделках старался быть к ней поближе. Если они вместе лущили кукурузу, то, чтобы привлечь внимание поправившейся девушки, парень бросал ей початок кукурузы.

Особый ритуал ухаживания — «ашикование» (ашиковање) — существовал у мусульман. В их среде парню и девушке не возбранялось целые вечера, а иногда и ночи проводить вместе. Правда, девушка была в доме у открытого окна или двери, а парень — на улице. Было принято изъясняться высокопарно, иногда в стихотворной форме, прибегая к символам. Во время этих бесед угощали друг друга сладостями, фруктами. Общественное мнение не осуждало тех девушек, которые «ашиковали» с несколькими парнями. Этот обычай, распространенный главным образом среди сельского и беднейших слоев городского населения, оказался весьма устойчивым и широко бытовал еще перед второй мировой войной.{312} В большинстве югославянских земель в прошлом, как в городе, так и в деревне, добрачные половые связи исключались. В отдельных краях, например в Славонии, Адриатическом Приморье, традиционно допускались относительно свободные добрачные отношения молодежи.{313}

Если же добрачные половые отношения все же имели место и приводили к рождению детей, то обычно к внебрачному ребенку и его матери, а в некоторых областях и к отцу, если он был известен, относились с презрением и даже стремились избавиться от них. Согласно нормам обычного права, позор падал не только на мать, ее ребенка и ее семью, но и на все село, где были такие дети. Рождение внебрачных детей считалось одним из тяжелейших грехов, за который должна последовать и соответствующая кара. Так, например, сербы (Подринье и ряд других регионов) верили, что град уничтожит урожай в тех селах, где это случится. Вместе с тем довольно широко было распространено верование, что внебрачные дети обладают сверхъестественной силой, что они очень храбры и красивы.{314}

Сельская община, особенно там, где господствовал патриархальный режим, строго наказывала тех, у кого рождались внебрачные дети. Особенно тяжелой была участь девушки, имеющей внебрачного ребенка; к вдовам и замужним женщинам это же общество было несколько терпимее. Село считало себя вправе покарать виновную, применяя к ней, как к преступнице, самые суровые меры наказания вплоть до убийства, изгнания из села, проклятия, посрамления. Эти меры наказания иногда применялись, в частности среди сербов, черногорцев, еще в XIX в., особенно в первой его половине, о чем имеется немало сведений в литературе.{315} Официальные власти в своих действиях по отношению к людям, имеющим внебрачных детей, нередко опирались на нормы обычного права, возводя их в ранг законов. Так, в Актах Правительственного Сената Черногории за 1875 г. имеется приказ, согласно которому девушка, родившая внебрачного ребенка, должна обвенчаться с тем человеком, с которым она согрешила. Если же она откажется, то ей следует кормить ребенка до двух лет, после чего она будет высечена и изгнана из родных мест. В этом же приказе упоминается и о наказании внебрачных отцов, что было редким явлением, так как обычно во всем винили только мать. В соответствии с этим приказом отец ребенка, не вступивший в брак с его матерью и бежавший из родных мест, не может туда вернуться, пока не заявит о своем желании взять ее в жены. Его имущество передается в пользование матери его ребенка. Встречаются сведения о том, что и в других югославянских областях, — в Лике (Хорватия), Герцеговине, Катунской нахии (Черногория), Подринье (Сербия), село осуждало не только внебрачную мать, но и отца, особенно если он сватался к девушке, а затем расторг сватовство.{316}

Рождение внебрачного ребенка становилось почти непреодолимой преградой для выхода замуж; исключение составляли браки с вдовцами или с увечными.

* * *

Создание большинства семей обычно сопровождалось гражданским или чаще церковным актом регистрации брака. Однако по традиции, пережитки которой еще живы и в наши дни, считается, что при вступлении в брак главное — это свадьба по обычаям той или иной области и, как следствие ее, признание новой семьи их родственниками и односельчанами. В. Чулинович-Константинович такие семьи, при создании которых была только свадьба, называет семьей невенчанной пары.{317} Это явление объясняется несколькими причинами. Немаловажную роль играл социально-экономический фактор: случалось, что не было денег на оплату расходов, связанных с венчанием, и поэтому оно объединялось с крещением родившегося в молодой семье ребенка. Это было особенно характерно для жителей тех поселений, в которых не было церкви и священника звали из другого места. Иногда препятствием к оформлению браков служило и то, что, как уже указывалось, в брак вступали люди, не достигшие установленного законом минимального брачного возраста. И наконец, в некоторых югославянских регионах, например в Восточной Сербии (Горна Ресава, Джердап и др.), в Банате (Банатске Хере), разводы, особенно среди молодежи, были довольно распространенным явлением, и общественное мнение там не осуждало их. Если же брак оформлялся сразу, то развод получить было очень сложно или даже невозможно (у католиков).{318}

Отмечая существование браков, не оформленных ни по гражданскому, ни по церковному ритуалу, необходимо сказать о том, что в югославской литературе встречается упоминание о «браке на пробу», или «пробном браке» (покусник брак). Некоторые ученые (В. Чулинович-Константинович) считают эту форму брака новой по сравнению с той традиционной формой, основой которой была свадьба по народным обычаям также без акта регистрации (гражданского или церковного), и отделяют эти две формы брака друг от друга.{319} Югославская исследовательница З. Райкович в специальной работе о пробном браке отметила, что в литературе нет единого мнения по вопросу о том, является ли эта форма брака традиционной или новой для югославянских народов. Автор книги убедительно, основываясь на большом фактическом литературном и полевом материале (ею было обследовано 38 населенных пунктов в Сербии, Хорватии и Боснии и Герцеговине), показывает, что толкование сущности и формы пробного брака учеными и населением, среди которого он бытовал, далеко не идентично. Причины такого расхождения, по мнению автора, в том, что ученые не всегда принимали во внимание специфику брачно-семейных отношений в разных локальных средах, отступления от норм гражданского законодательства и церковных канонов. Исследование З. Райкович не подтвердило существования у сербов и хорватов пробного брака как брака, заранее заключаемого только на какое-то определенное время.{320}

Как указывалось выше, вступление в брак в большинстве случаев сопровождалось обычаями и обрядами, различавшимися по тем или иным этническим, региональным, и социальным признакам и составлявшими определенный комплекс свадебных обычаев, началом которых часто было сватовство. Однако случалось, что браки заключались без сватовства и соблюдения всех или части свадебных обычаев и обрядов. Так бывало в случаях умыкания невесты — отмица (его называли также крађа, крадење, вуча, вучење, грабеж, грабене и др.), а также тогда, когда девушка, заранее договорившись с женихом, сама убегала к нему. Югославские ученые (Т. Джорджевич, В. Чулинович-Константинович и др.) отмечали, что уход девушки в дом жениха (добегавање) — одна из форм умыкания, когда, как указывает Т. Джорджевич, «похищение было без похитителей» (отмица без отмичара).{321}

Согласно критериям норм обычного права, умыкание невесты юношей с участием его товарищей, а иногда и родственников — поступок, на который способны только смелые люди, герои, поступок, достойный всяческого восхваления. Иначе расценивалось поведение девушек, которые из родительского дома сами убегали к жениху (их называли добjеглица, самодошла, самодошлица, ускочкиња, ускочница, наметница, бегуница, бегалка и др.): этих девушек осуждали не только члены семьи, но и односельчане, считая, что они осрамили родительский дом, особенно своих братьев, и вообще вели себя постыдно. И все же, несмотря на такое отношение и на широко распространенный в среде югославянского населения обычай беспрекословно повиноваться воле родителей при выборе брачного партнера, в литературе встречаются упоминания о том, что девушка, стремясь стать женой своего избранника, отвергнутого ее родителями, сама проявляла инициативу и прибегала к таким решительным действиям, как самовольный уход из дома к жениху. Иногда она до венчания жила в доме священника — так бывало, например, в Среме и Бачке — или у кого-либо из родственников жениха, как это было принято в селах Сербии. Этот обычай, в частности, получил некоторое распространение в Македонии; по мнению В. Эрлих, это было связано с тем, что брачный возраст невесты там был нередко выше, чем жениха, поэтому девушки и были более активны.

Родственники со стороны жениха, как правило, первыми проявляли инициативу для примирения с родственниками невесты: дарили им подарки, специально для них устраивали пир, и обычно все заканчивалось миром — дочь прощали и даже давали ей все или часть приданого. И все же бывали случаи, когда родители лишали девушку всех свадебных даров и приданого (например, в некоторых селах Нишавы — Сербия), а иногда вообще никогда не прощали ее, и она даже не смела пройти мимо родительского дома (так было принято у группы сербского населения, в Банате; вообще же здесь это явление встречалось очень редко).{322}

Обычай умыкания невест был распространен у многих народов мира с древних времен. Мы полностью согласны с теми авторами, которые считают, что умыкание было одной из форм заключения брака и существовало наряду с браками по сговору.{323} Изучая умыкание среди югославянских народов в разных формах его проявления и в различных областях, В. Чулинович-Константинович пришла к выводу, что умыкание с древних времен было характерной чертой традиционной культуры югославянских народов и пережитки его в отдельных областях встречались еще в середине XX в., что умыкание невесты значительно дольше сохранялось среди населения горных регионов — динарского и центральнобалканского, и что акт умыкания «сам по себе не означает начала брачного союза, а только создает возможность его осуществления».{324}

Умыкание было запрещено гражданским и церковным законодательством, действующим в югославянских землях. В течение XIX–XX вв. неоднократно издавались законы, имеющие целью искоренить этот обычай. Наказанию подвергался не только потенциальный муж, но и другие участники этой акции, а также священнослужители, освятившие этот брак. К похитителям применялись различные меры наказания — от ударов розгами до тюремного заключения, лишения имущества и даже изгнания из родных мест; священнослужителей могли еще и лишить сана.

Статьи, касающиеся борьбы с обычаем умыкания, содержатся в целом ряде законодательных актов различных югославянских земель. Для иллюстрации приведем содержание одной из статей, направленных на борьбу с умыканием невест, из Законника владыки Петра I Негоша (конец XVIII в.). Согласно этой статье, умыкание чужой жены или девушки приравнивалось к тяжелейшим преступлениям, подобным убийству, и наказывалось очень строго — изгнанием из страны и лишением имущества.

Умыкание невесты оставалось безнаказанным как со стороны власти, так и со стороны той среды, где она жила, в том случае, если похищенная заявляла о своем согласии вступить в брак со своим похитителем и не предъявляла к нему никаких претензий. В большинстве случаев это так и бывало, так как, согласно нормам обычного права, сам факт похищения девушки (если она не была возвращена домой во время попытки умыкания) почти лишал ее возможности выйти замуж за другого человека независимо от того, находилась ли она хоть какое-то время вместе со своим похитителем или нет.{325} Говоря об обычае умыкания невест, необходимо учитывать, что в жизни югославянских народов нормы обычного права, а не официального законодательства в течение многих веков определяли весь жизненный уклад и соблюдались неукоснительно на значительной территории, занимаемой ими. По мнению В. Чулинович-Константинович, вплоть до середины XVIII в. в динарском и центральнобалканском регионах традиционно-правовые нормы имели значительно большую силу, нежели официальное законодательство.{326}