Э. А. Рикман Румыны
Э. А. Рикман
Румыны
Румынские ученые неоднократно анализировали институт брака (c?s?torie). Так, В. Лазар в книге «Воспитание в семье. Книга, написанная для румынских матерей» относил брак к числу основных общественных институтов. Он считал верными догматы христианства, по которым семья священна и нерасторжима. Автор ставил заключение браков в зависимость от установок буржуазной морали и принципов: родства, свойства и собственности, а также от идеала красоты. В. Лазар отрицал ценность брака, заключенного только по расчету.{439}
Особенное внимание ученых привлекали традиционные формы заключения брака. Основные труды по этой тематике вышли в конце XIX в.,{440} но работы создавались и в последующие десятилетия. Издание их продолжается и в наши дни.{441} Брачная, свадебная обрядность описывалась и при изучении тесно связанного с ними румынского фольклора.{442} Эти работы содержат богатый фактический материал. В трудах С. Фл. Мариана и Г. Манолеску наблюдаются попытки его сравнительно-исторического и типологического анализа. Важное место в современной историографии о румынском бракосочетании занимает книга И. Мейцоиу «Спектакль свадеб». Автор прослеживает региональные различия свадеб, их структуру и форму. Эта попытка изучения бракосочетания сопровождается картографированием отдельных элементов свадьбы по выделенным зонам и субзонам.{443} Но в основном труды о румынском бракосочетании описательны, и перед исследователем румынского брака стоит задача сравнительно-исторического и типологического анализа, воссоздания специфических румынских форм заключения брака.
В конце XIX — начале XX в. в румынском селе, а особенно — городе преобладали простые семьи, состоявшие из супругов и детей: в городе — одного — двух, а в селе — до четырех. Среди сельских семей сохранялись трех- и четырехпоколенные (иногда с боковыми родственниками), реже — большие многоядерные семьи.
Добрачные отношения, мнения крестьян о добрачной половой связи (по обычному праву) исследованы в нескольких румынских селах (1931 г.). Установлено, что в различных селах отношение родителей и сельского сообщества к добрачной связи было неоднозначным, то позитивным, то негативным. Влияние родителей на добрачное поведение молодежи в селах ощущалось сильнее, чем в городах.
Подобные обычаи были шире распространены среди царан (сословие рядовых крестьян), чем среди мазылов (сословие крестьян — выходцев из обедневших дворян). Парень, по обычаю, мог являться в дом девушки, и ее родители поощряли эти встречи, если парень им подходил, но если дочь оставалась без мужа с ребенком, разгневанные родители ее колотили. Средством давления на девушек и парней при выборе ими спутников жизни в этих случаях было лишение приданого. Добрачная связь не всегда заканчивалась браком, что приводило к рождению известного числа внебрачных детей.{444}
В конце XIX — начале XX в. в некоторых областях Румынии, преимущественно скотоводческих, например в Сэчеле, где жили пастухи-мокане, девушке на выданье почти не разрешалось выйти на улицу и она встречалась со своим избранником лишь во время помолвки по договоренности родителей.{445}
Румыны считают брак естественным объединением мужчины и женщины. В румынской дойне говорится, что неженатый парень и незамужняя девушка стали посмешищем села.{446} Парни совершали «Публичное объявление в селе» (Strigarea peste sat) о холостых{447} или, замаскировавшись «дедами» и «старухами», демонстративно восседали у ворот усадеб холостых девушек и парней, достигших брачного возраста.{448}
В румынской среде общественная санкция брака обязательна. Но браки также регистрировались в государственных учреждениях{449} и церкви, однако, браки главным образом узаконивало обычное право.
Обратимся к предсвадебному этапу. От предсвадебной мотивации брака зависят взаимоотношения членов будущей семьи и характер ее жизнедеятельности. Для рубежа 20—30-х годов XX в. выбор брачного партнера известен в нескольких селах тогдашней Румынии: Дрэгуш, Рунку, Фундул Молдовей и т. д. На выбор влияли обычаи и традиции, действовавшие в селе, а в ослабленном виде и в городе. Так, в первую очередь родные и все сельское сообщество сурово осуждали браки между двоюродными братьями и сестрами.{450} Запрещались браки между лицами, находившимися в родстве от второго до девятого колена, в повседневной практике — ближе, чем в третьем колене; между племянниками, внуками и т. д.
Запреты возникали и при искусственном родстве. Так, посаженные родители не могли вступать в брак с крестниками, как и лица, имеющие общего воспреемника, ибо считались родственниками.{451} Не могли вступать в брак между собой: усыновленные и удочеренные одним человеком лица; шурин, зять, деверь, свояк (cumnat) с золовкой, свояченицей (cumnat?); свояки и сваты — родители молодых (cuscri).
Сельское сообщество осуждало нарушение возрастной очередности браков: младшие братья и сестры не могли жениться и выходить замуж до старших. Препятствием к заключению брака бывало различие в национальной принадлежности. Помехами для заключения браков были и различия в конфессиональной принадлежности, уровне благосостояния и социальном происхождении, ибо они вели к разрыву связей со своей социальной средой. Например, осуждались браки между мазылами и царанами. Отмечены ограничения, связанные с локальной эндогамией: заключение браков преимущественно в своем селе или городском квартале. Известны случаи заключения браков только внутри сельских патронимий между наиболее отдаленными родственниками, что вызвано стремлением сохранить имущество в патронимии.{452} Подобная патронимическая эндогамия известна ряду народов.
Румынам, как и некоторым другим народам,{453} известны ограничения, вызванные, по-видимому, экзогамией: ритуализированный выбор невест, именуемый l?turenii — «лэтурений», описанный этнографами в конце XIX — первой половине XX в. В некоторых селах эти обычаи дожили до наших дней и состоят в следующем: группа парней отправляется в определенные, закрепленные традицией соседние села, где встречается со своими сверстниками и через них знакомится с девушками. Такие походы друг к другу учащались зимой. Головные уборы и обувь парней покрыты бляхами, бусами и прочими украшениями, иногда на обуви — колокольчики, чтобы «отпугнуть злых духов».
Местные парни и гости угощали друг друга. Состав групп, меню угощения, места юношей за столом были регламентированы. Происходил обмен дарами, в частности обрядовыми калачами (colac). Девушки приносили красивые калачи, украшенные растительными мотивами, и подносили их приглянувшимся юношам. Участники встречи под музыку читали стихи, напоминавшие колядки, имевшие аграрно-магический смысл, танцевали; в танец с пришедшими юношами вовлекались девушки. Так происходило знакомство и взаимный выбор брачных партнеров.
Обычный лэтурений изучен в селах между равниной Трансильвании и горами Кэлимань и Гурги, но он был распространен по всей Трансильвании. Группы парней играли важную социальную роль в сближении молодежи и подготовке браков.{454} Й. Келчя обоснованно предполагает, что описанная своеобразная форма поисков и выбора невест в основе сложилась еще при родо-племенном строе, порождавшем экзогамию, и имела, как следствие, поиски невест на стороне.{455}
Различные ограничения и запреты нашли теоретическое выражение в книге В. Лазара, призывавшего к заключению браков в своей социальной и культурной среде с учетом равенства в возрастном, имущественном, религиозном и национальном отношениях.{456} Нарушение запретов вступления в брак, по мнению крестьян, ведет к плачевным результатам: «Придет в упадок хозяйство, умрут дети или один из супругов».{457}
В селе и городе некоторые родители насильно заставляли вступать в брак парня и девушку, желая приобрести имущество или влиятельных родственников. Но в случае свободного выбора будущего брачного партнера молодежь руководствовалась определенными критериями, которые в селе и городе имели черты сходства и отличия. Румыны открыто проявляли чувства к будущему спутнику жизни. При выборе обоих спутников жизни играли роль внешность, характер, аккуратность, близость интересов, материальное положение брачащихся и их родителей. При выборе жениха в городе особенно ценилась его профессия. При наличии привлекательных качеств отступало на второй план его имущественное положение. Идеальную невесту видели трудолюбивой, хозяйственной, хорошей ткачихой, красивой, умной, примерного, скромного поведения.
Одним из критериев при выборе партнера был его возраст. Брачный возраст был изменчив. При феодализме и капитализме жена в румынской семье нередко бывала намного старше мужа или наоборот. Такие браки заключались для привлечения в семью дополнительного работника или сохранения имущества в семье при наследовании. Но постепенно возобладала тенденция уравнивания возрастов брачных партнеров.{458} В конце XIX в. средний возраст румынок при вступлении в брак составлял 16–20 лет, а парни женились часто перед службой в армии.{459} Позже брачный возраст исследован социологическими методами в первое тридцатилетие XX в. Средний возраст женихов составлял тогда 24 года, наибольшая частота браков наблюдалась среди мужчин в возрасте 21–26 лет, у невест эти показатели были соответственно 20,5 и 18–23 года.
Повторные браки заключались женщинами в возрасте 36 лет, мужчинами — 43 лет. Различия в среднем возрасте мужчин и женщин в первом браке — 3,5 года, а при повторном — 7 лет. Отчетливо выявилась тенденция к выравниванию брачного возраста мужчин и женщин. Так, в с. Дрэгуш в 1919–1928 гг. 32,8 % женщин и мужчин вступали в брак в одинаковом возрасте. У крестьян сложилось мнение о необходимости выравнивания возрастов мужчин и женщин при их вступлении в брак.{460}
Сельская молодежь была знакома с детства, но иногда завязывались новые знакомства, чему способствовали и родители. Особенно часто смотрины будущих супругов по предварительной договоренности организовывали посредники — сваты, родственники или посторонние.
Добрачное общение молодежи входит в румынскую систему заключения брака как неотъемлемый элемент, признанный общественным мнением. Эти встречи происходили на различных общественных собраниях и увеселениях: на танцах (хорах) — главном месте знакомства молодежи, во время храмовых праздников, на свадьбах. Молодежь встречалась в повседневной жизни: у колодцев, в гостях, на базарах. Знакомство парней и девушек происходило на зимних праздниках рождества и Нового года: во время приготовления калачей для колядников, специально посещавших невест, при организации рождественского пира в день Крэчуна и встречи Нового года.{461} В эти дни обнародовались намерения вступить в брак (Нэсэуд). В зонах Ясс и Бузэу парень, которого полюбила девушка, получал от нее во время маскарадных танцев («коза») на Новый год калач, с которым он не расставался, если разделял чувства. Существовало место для смотрин — T?rgul de fete — ярмарка девушек в горах Гэина. Молодежь встречалась и на работе: на клаках (толоках), в поле, во время коллективного прядения, в особенности на посиделках.
Румынские посиделки (?ez?toarea) бывали в селах осенью и зимой после окончания полевых работ обычно каждый вечер и длились до ночи. Для посиделок выбирали вместительный дом гостеприимной супружеской пары, знавшей обычаи посиделок. Основными устроительницами посиделок являлись девушки, их матери и родственницы, причем формировалась сплоченная группа женщин. Девушки и женщины пряли, вязали, шили. Кроме того, к участию в посиделках привлекались мужчины и парни, что было одной из основных задач посиделок. Парни, объединенные в группы, выбирали себе посиделки по вкусу и могли переходить из одних в другие. Девушки — участницы различных посиделок села даже конкурировали между собой в привлечении парней, для чего применялись древние магические приемы. Впрочем, у мокан из Сэчеле в посиделках участвовали только женщины и девушки, а парням присутствовать не разрешалось.{462}
Посиделки давали возможность познакомиться, сблизиться парням и девушкам. Парни воочию убеждались в трудолюбии, скромном поведении девушек, их умении поддерживать беседу, петь, танцевать и т. д. Мужество парней тоже проверялось на посиделках, например ночью посещением кладбища. Некоторые игры девушек и парней на посиделках способствовали проверке их чувств, обнародованию в коллективе проявлений взаимной любви молодых пар.
Важной функцией этих игр было обучение молодежи обычаям и обрядам, декламации, песням и частушкам традиционной свадьбы. Одна из таких игр называлась «свадьба» и имитировала сельскую свадьбу. Из числа присутствовавших на посиделках парней и девушек избирали жениха и невесту, посаженых родителей, старост-сватов, имитировавших сбор денег для молодых; кухарку, приносившую ритуальную курицу и декламировавшую посвященные ей частушки. Участники посиделок подражали свадебному застолью. Такая игра происходила на посиделках два-три раза в год.
Имелся вариант «свадьбы», в которой участвовали только парни; часть из них играла в масках женские свадебные роли. Этот вариант исполнялся на посиделках ночью, незадолго до рождества и Нового года. Существовали и другие варианты свадебных игр (domnii). Таким образом, посиделочные «свадьбы» способствовали подготовке будущих реальных свадеб и были призваны магическими средствами вызвать реальную свадьбу у участников игры. Некоторые посиделочные игры в старину способствовали воспитанию молодежи: обучали ее нормам поведения, соответствовавшим их возрасту. К участию в таких шуточных играх не допускали незрелых юношей, обязывая их соблюдать традиционную возрастную очередность, обеспечивали порядок перехода из младшей возрастной группы в последующую.
Итак, посиделки имели хозяйственное значение, но роль их была особенно велика в духовной жизни молодежи, в ее подготовке к супружеству и выборе спутников жизни.{463}
Переходя к рассмотрению форм заключения брака, отметим, что некоторые из них возникли в древние времена. Простейшая архаическая форма заключения брака сохранилась на севере Олтении: родители парня и девушки скрещивали друг с другом руки. Важнейшим условием заключения брака румынами было согласие родителей. Дали руку — значит обручены, говорили хунедоряне.{464}
Сельским румынам был известен пережиточный обычай похищения — raptul («раптул»), r?pirea («рэпиря»), побег — fugirea («фужиря»), покража — furarea («фураря»),{465} обычно по договоренности девушки с парнем, с помощью его друзей, родственников девушки, которые могли свободно войти в ее дом. Иногда бывали настоящие похищения, обычно вызывавшиеся отказом родителей дать согласие на брак.
В конце XIX — начале XX в. похищения сохранялись в церемонии свадьбы и как пережиток, придававший ей драматизм. Бывало так, что устраивалось мнимое похищение: например, в областях Подунавья Долж, Романаць, чтобы избежать расходов на свадьбу. В таких случаях это происходило с согласия родителей. Если его не было, девушка обычно теряла часть приданого. Если имело место реальное похищение девушки или ее побег из родительской семьи при несогласии родителей ее или парня на брак, то это отрицательно влияло на отношения будущих супругов с родителями. Поэтому, если примирение было возможно, к нему стремились и обставляли его торжественно. В селах Нереж и Фундул Молдовей (1928 г.) по истечении трех дней после побега парень посылал своего представителя попотчевать отца девушки. В знак примирения последний отведывал напиток. Затем родня парня направлялась в дом отца девушки. Парень целовал руку отцу девушки и просил прощения. Затем просила прощения девушка. Отец девушки благословлял молодых, и примирение узаконивалось трапезой. Иногда беглецов и родителей примирял священник. Однако примирение достигалось не всегда, и тогда родители девушки могли подать на похитителя в суд, который нередко приговаривал его к телесным наказаниям. Общественное мнение, в частности по религиозным мотивам, осуждало похищение. Девушка из-за побега обыкновенно подрывала свою репутацию, не могла появиться в публичном месте, например на танцах.
В отдельных областях, в частности в некоторых селах Баната, было распространено заключение брака в форме выкупа за девушку. Там семья жениха платила за невесту выкуп, сумма которого колебалась от 20 тыс. до 100 тыс. лей. Вероятно, такие выкупы были некогда распространены и в других районах Румынии. Об этом свидетельствует обычай вести во время сватовства переговоры о покупке для семьи жениха стога сена, символизировавшего девушку. Во время этого торга практиковалась также подмена будущей невесты другими персонажами.{466} «Торг», «выкуп» за девушку были отчетливо представлены в обрядах румын Трансильвании.{467}
Подобная форма заключения брака, функционировавшая или пережиточная, была широко известна народам всех континентов, причем символический обряд выкупа за невесту был бытовым остатком древней их купли.{468}
Одна из архаичных форм заключения брака была связана с обычаем «сидения на печи» (c?derea ре cuptor): девушка, обесчещенная и брошенная парнем, приходила к нему в дом, поднималась на печь, хваталась за дымоход, становясь как бы неприкосновенной; никто не был вправе изгнать ее, а парень был обязан на ней жениться. Подобный обычай породил выражение: «Мне упала на печь», т. е. хочешь не хочешь, а обязан жениться. В описываемом обычае отразились пережитки культа очага, которые сохранились и в других семейных обычаях и обрядах румын.
Выше рассмотрены некоторые пережиточные формы заключения брака, сохранившиеся у румын в конце XIX — начале XX в. Ниже будет описана типичная для этого периода форма — браки по сватовству.
Сватовство (pe?it) с последующей помолвкой и обручением — важнейшие этапы предсвадебного цикла. В литературе указывалось что, по народным представлениям, для сватовства пригодны все дни недели, кроме «несчастливых» вторника и субботы, или, наоборот, что именно четверг, суббота и воскресенье — излюбленные дни сватовства.{469} Видимо, дни проведения сватовства были разными в различных областях Румынии.
Сватовство делилось на две стадии. Первая из них — «разведка» — подготавливала почву для подлинного сватовства; выясняли, каковы девушка и парень; отношение девушки и ее семьи к намерению парня посвататься. «Разведка», появившаяся, по-видимому, в древние времена и представленная во многих областях Румынии, имела свои особенности в отдельных регионах, даже селах и социальных группах. «Разведка» и сватовство иногда совмещались, поэтому некоторые исследователи их не различают, именуя одним термином pe?ire{470} («пецире»).
На стадии «разведки» в дом семьи девушки парень и его семья направляли представителями одного{471} или двух{472} сватов — старост (доверенных лиц, «исследователей дома»), зачастую в сопровождении родственников парня. Эти сваты, выбиравшиеся семьей жениха из числа мужчин-родственников, действовали наиболее активно. Зажиточные и бедняцкие семьи выбирали сватов соответственно своему социальному положению. Но все сваты — веселые, красноречивые, дипломатичные люди, хорошо знавшие свадебные обычаи. Сват именовался pe?itor (от латинского слова petitor — проситель, искатель) или staroste (от славянского — староста). В Трансильвании известно название vorbitor — говорун. В некоторых областях сватов называли по-другому: болтун — lehau («лехау»), истолкователь — t?lm?citor («тэлмэчитор»), вопрошатель с плоской[3] — intreb?tor cu plosc? («ынтребэтор ку плоскэ»).{473}
Сваты приходили в семью девушки празднично одетыми и вели переговоры главным образом с отцом. Стороны не сразу обнаруживали свои намерения: пришедшие — опасаясь отказа, а принимающая сторона — избегая обвинений в торопливости. На первой стадии девушке еще не предлагали вступить в брак. Но и ее родители, как правило, сразу не давали ответа. Если отказывали сватам, то ссылались обычно на молодость дочки, причем вновь наполняли плоску, вино из которой было распито в ходе «разведки», и сваты удалялись.
Когда намерения договаривающихся сторон выяснялись, один из сватов в народных стихах оглашал имя сватавшегося парня, называя его при этом императором, королем или принцем, воспевая его ум, красоту, а девушку именовали королевой или принцессой.{474} В произносившихся сватами текстах была широко представлена символика культа плодородия, подчеркивавшая смысл будущего брака. Хотя переговоры вели сваты парня с родственниками девушки, формально требовалось и ее согласие.{475} Достигнув его, приступали к следующему этапу — формальному сватовству — pe?it («пецит»), starostie formal? («старостие формалэ»), которое бывало пышным: парень шел свататься к своей избраннице, сопровождаемый родителями, сватами (старостами), несколькими близкими родственниками, а также лэутарами — музыкантами, обычно скрипачом и волынщиком.
В дом предполагаемых тестя и тещи (socri) сваты входили с обычными приветствиями, и наиболее красноречивый сват произносил стихотворные благопожелания, обращаясь к отцу девушки. Родителей девушки называли «боярами», а парня «юным императором», выступавшим во главе господарского «войска», охотившимся, блуждавшим верхом на коне в поисках «козочки» — девушки. В этот текст также включались мотивы культа плодородия, в частности, упоминались связанные с этим культом русалки (zin? — «зынэ»).{476}
В конце XIX в. в Молдове и Северо-Восточной Румынии были распространены стихотворные тексты сватовства, записанные еще в XVIII в. Д. Кантемиром, произносившиеся старостами и имевшие региональные отличия. Так, в Трансильвании в них вплетались библейские мотивы (повесть о женитьбе Исаака).{477}
На этом этапе сватовства к пришедшим сватать родня невесты выводила, последовательно подменяя девушку, ее бабушку, мать или постороннюю старуху поуродливее, девочку или парня, переодетого женщиной, выдавая их за «императрицу», которую ищет «император». Пришедшие их отвергали. Но когда выводили саму празднично одетую девушку, пришедшие ее радостно приветствовали: «Ведь именно ее увидел юный император». Девушка и ее родители обычно подтверждали свое согласие, прежде высказанное старостам. Сидевшие за столом молодые обменивались памятными подарками в знак своей связи: парень дарил девушке монеты, а она в ответ косынку («нэфрамэ») или головной платок, а участники церемонии, в особенности старосты, произносили приветствия и благопожелания.
В сватовстве важную смысловую роль играло пиршество. Сваты угощали участников церемонии вином (водкой) из плоски в момент, когда было достигнуто согласие сторон. Мать девушки, закрепляя договоренность, устраивала обильное застолье. В некоторых местностях румыны в напиток, от которого отпивала и девушка, клали щепочку от ярма, чтобы в будущем браке молодые «стали неразделимыми, как два вола в ярме».{478}
Но даже на втором этапе сватовства, если отец парня предлагал отцу девушки выпить вина, а последний отказывался, это означало, что предложение о сватовстве отвергнуто. Признаком отказа служила и такая ситуация, когда родня девушки отпивала из сосуда и его вновь наполняла.{479} При достижении договоренности (как ее символ) принесенный сватами сосуд оставался у родителей девушки.
При сватовстве в Трансильвании наряду с плоской с напитком фигурировало яблоко с воткнутыми в него новыми серебряными и золотыми монетами. Если девушка его принимала, это означало, что она согласна со сватовством. Плоска с напитком и яблоко — символы договоренности о браке{480} во время сватовства. Среди крестьян было даже распространено выражение: «Взял в жены девушку вместе с плоской». Принятие девушкой яблока с монетами символизировало ее согласие со сватовством также у сербов и черногорцев.{481}
Уже с момента сватовства, когда румынки становились особенно «желаемы на танцах», в их наряде происходили изменения, например в косы вплетали цветы. Мечты об этом событии — начале перехода в положение невесты — отражены в народной поэзии.
На рассмотренном выше втором этапе сватовства, когда возможность брака становилась все реальнее, родители жениха и невесты заключали соглашение о приданом.{482} Так, например, в переговорах участвовали со стороны молодой отец, мать, тетка, сестры, посторонний — свидетель; со стороны молодого — мать, бабушки, брат, посторонний — свидетель.{483} Обсуждение состава приданого иногда длилось по нескольку часов, сопровождалось распрями. Стороны зачастую расходились, вновь сходились. Иногда парень так и не мог жениться на девушке из богатой семьи. Отвергнутый парень из мести иногда выкашивал делянку конопли, принадлежавшей родителям девушки; преимущественно эта месть была направлена на ее родственниц. В виде мести сжигалась скирда соломы или копна сена, калечился скот; ворота, забор, фронтон дома обрызгивались дегтем, если пара не соединялась из-за легкомыслия девушки.
Достигнув соглашения о приданом, родственники молодых составляли опись, под которой расписывались невеста и присутствовавшие ее родственники. Готовая опись приданого оглашалась перед участниками переговоров и передавалась в примэрию. Но чаще соглашение оставалось словесным. Хотя имущественной стороне заключения брака придавали большое значение, в румынском фольклоре высмеивались парни и девушки, вступавшие в брак только по расчету.{484}
В состав приданого при отсутствии у будущей невесты братьев могли входить земля, скот, усадьба, дом и т. д. Однако чаще всего оно ограничивалось предметами домашнего обихода и одеждой невестки, сделанной ею самой: летними и зимними костюмами (праздничными и для работы), покрывалами, одеялами, подушками, постельным бельем, перинами, коврами, а также мебелью. Ткани и одежду хранили обычно в расписном сундуке. Приданое ворничелы выносили из дома молодой и вносили в дом молодого в различные установленные обычаем сроки: в четверг перед свадьбой, после венчания или после свадебного пира — «большого стола». Вынесение и внесение приданого обычно сопровождалось ликующими пронзительными криками, песнями и танцами. Ворничел и жених при выносе приданого платили выкуп сестрам, другим родным и друзьям невесты, «которые с ней танцевали» до замужества. В некоторых районах приданое выставляли во дворе: односельчане должны убедиться, что выходит замуж хорошая хозяйка.
По завершении переговоров, в которых одним из главных элементов была договоренность о приданом, а также имуществе, которое парень получал от своих родителей,{485} участники церемоний сватовства (родители, сваты, молодые, родственники) определяли дни помолвки (обручения), венчания, свадьбы (последняя происходила обычно через две, четыре или шесть недель после сватовства).
Помолвка именовалась logodn? («логоднэ»), incredin?are («инкединцаре») — словами славянского или латинского происхождения, распространенными в Молдове, Северо-Восточной Румынии, Мунтении, в районе Брашова.{486} В Банате, Трансильвании, Западных горах, на границе с Венгрией известны и другие названия, например «половина свадьбы» — jam?tate nunt? («жумэтате нунтэ»).{487} Это название подчеркивает важную роль помолвки. С момента, когда молодые «дали друг другу руки», т. е. провели «логодну», они привлекали внимание села, следившего за всем ходом бракосочетания.
В Северо-Восточной Румынии (Кымпулунг), в цинуте Дорней помолвка, например, проводилась через несколько дней после сватовства, обычно по четвергам, т. е. за три дня до свадьбы. Парень, сопровождаемый родителями, родней и двумя лэутарами, отправлялся в дом своей избранницы. Ее родители, родня, друзья и соседи, закрыв дверь, не впускали пришедших в дом. Последние собирались у дверей или окна, а тот, кого намечали на важную роль «колэкара» — знатока текстов, импровизируя, произносил речь, содержавшую требование открыть дверь, под угрозой ее взлома, стрельбы из пистолетов и т. д.{488} В речи хозяев дома именовали «боярами», а пришедших — «послами императора»; упоминались различные символы плодородия и процветания будущего хозяйства, новой семьи: летовки и зимовки скота, калачи и т. д.
Хозяевам желали:
Jirezi de f?n,
Butoaie de vin,
Ialovi?e grase,
Copii frumo?i.{489}
Стогов сена,
Бочек вина,
Упитанных яловиц,
Прекрасных детей.
Затем двери дома раскрывали, и пришедшие входили внутрь, а девушка пряталась в одной из комнат; родственницы же жениха принимались ее искать. В этот момент вновь происходила подмена девушки комическими персонажами, что служило поводом для общего веселья.
Затем начинался пир всех участников церемонии, причем парень и девушка садились во главе стола. Позже происходил v?r?tu («вырь’ту»); из блюда с зернами пшеницы молодой доставал положенную туда сотканную девушкой косынку, а она — несколько монет, положенных парнем. Этот обмен выражал согласие на вступление в брак. После обмена молодые бросали крест-накрест часть зерна поверх голов гостей. Деньги оставались у девушки, а вынутую из зерна косынку, «трайсту» (сумку из разноцветной шерсти) с плеча, островерхую шапку («кушму») с головы парень передавал будущему тестю. Последний надевал свою шляпу на голову будущего зятя, а остальные предметы передавал своей дочке, которая пришивала косынку к ремню трайсты, красивое перо и серебряную монету прикрепляла к кушме. Девушка передавала перечисленные объекты (кроме шляпы) своему отцу, а последний их возвращал предполагаемому зятю, сопровождая передачу благопожеланиями. В некоторых селах молодые обменивались серебряными монетами.{490}
В Северо-Восточной Румынии уже на стадии помолвки происходил обмен кольцами между парнем и девушкой. Один из почетных гостей прятал в зерно, насыпанное на блюде, кольца молодых, и по его повелению они вынимали их и надевали друг другу на безымянные пальцы правой руки. Описанный выше обмен нес в себе символику, выражавшую представления о хозяйственном и имущественном единстве семьи, ее богатстве и пожелания плодородия ее земле.
После помолвки с обменом дарами молодые считались помолвленными и именовались женихом — mire («мире») и невестой — mireas? («мирясэ»). Эти обозначения функционировали до праздника uncrop («ункроп»), когда уже входили в постоянное употребление слова муж — b?rbat («бэрбат») и жена — so?ie («социе»).{491}
Начинались активные приготовления к свадьбе. Подготовка трапезы, в особенности выпечка, орнаментация хлеба, калачей, была ритуализирована: в пятницу перед свадьбой девушка с обоими родителями и лэутарами направлялась набрать воды для приготовления калачей. Она надевала остроконечную папаху-кэчулу с прикрепленным на ней ожерельем; калач месила мать, одетая в рубаху, шляпу и обувь будущего зятя.
В Цара Олтулуй родня жениха отправлялась в субботу домой к невесте, чтобы поставить v?stra («выстра») — знак — украшенный шест, показывающий, что состоялась удачная помолвка и жених переходит в число самостоятельных хозяев.{492}
После помолвки молодые и их родители подбирали основных действующих лиц будущей свадьбы. В румынском бракосочетании участвовали многочисленные персонажи с четко определенными обязанностями, воспринятыми от предшественников в духе традиций села и определенной фольклорной зоны. Кроме того, в свадьбе участвовало много односельчан.
Приглашали лиц обоего пола, обеспечивавших весь ход бракосочетания. Молодых неженатых мужчин называли vornicel («ворничел») (Молдова и Мунтения), v?t??el, v?t?jel («вэтэшел» или «вэтэжел») (Северо-Восточная Румыния), frate de mireas? и frate de mire (брат невесты и жениха) (Сэлаж и Киоар), dever («девер») (Западные Горы, Банат), staroste («старосте») (в р-не Брашова, по Тырнаве и в Полях Трансильвании). Основным исполнителем свадебных обрядов был vornicul mare — «великий ворник», именуемый в некоторых зонах con?car, или col?cer, col?car («конэкар» или «колэчер», «колэкар»). Девушек называли dru?te (друшки). Восемь — десять ворничелов и столько же друшек выбирались из числа неженатых и незамужних братьев, сестер и ближайших друзей молодых.
Друшки и ворничелы, а также родители молодых собирались в доме молодого в субботу, чтобы посовещаться о проведении свадьбы, избрать великого ворничела. Друшки приготовленные ими заранее свадебные знаки (косынки, ленты, цветы) пришивали к левому борту одежды ворничелов, которые опирались на посохи, украшенные косынками и цветами. Жених передавал ворничелам список лиц, заранее приглашенных на свадьбу, для уточнения, и они, трижды пронзительно-ликующе прокричав (chiui (а)), отправлялись вновь приглашать гостей от имени семей жениха и невесты.
В некоторых областях, например в Цара Олтулуй и Нэсэуде, в неделю, предшествующую венчанию, в знак того, что приглашение принято, в дом жениха или невесты посылали различную снедь.
Акт приглашения состоял в том, что ворничел произносил стандартную фразу, закрепленную обычаем, а принятие приглашения выражалось в том, что гость отпивал глоток из плоски, которую нес с собой ворничел. В Мунтении и Молдове гостей зачастую приглашал сам жених или его отец.
Особенно торжественно приглашали посаженых родителей, обычно жених и невеста в сопровождении пронзительно-торжествующе покрикивавшего ворничела и музыкантов. Засветло молодые несли с собой погашенные свечи, а ночью зажженные.{493} Посаженые родители или великий (ая) кум (а) назывались cum?trul mare, nunul mare, cum?tra mare, nuna mare («кумэтрул маре», «нунул маре», «кумэтра маре», «нуна маре»). Здесь мы сталкиваемся с персонажами, игравшими огромную роль в дальнейшем ходе свадьбы. В качестве посаженых родителей молодые приглашали, создавая искусственное родство (кумовство), посторонних — супружескую пару. Иногда звали две пары, от каждого из молодых. Число таких пар на некоторых свадьбах исчислялось десятками. Посаженые родители — взрослые, но не старые, уважаемые в селе достаточно состоятельные лица. Они несли на свадебные дары большие расходы, частично возмещая их подарками, получаемыми от семей жениха и невесты. Посаженые родители становились наставниками и старшими друзьями вновь созданной семьи, крестными восприемниками детей, в жизни которых посаженый отец играл настолько важную роль, что при заболевании ребенка иногда меняли этого отца в поисках более здорового.{494} Институт посаженых родителей румын близок таковому у южнославянских народов.{495}
Важную роль в румынских бракосочетаниях играла приглашенная со стороны главная кухарка — sос?сi?а («сокэчица»), руководившая многими женщинами — родственницами и подругами семей молодых. Несмотря на свои ответственные обязанности, главная кухарка была одновременно комическим персонажем, объектом добродушных шуток. За свой труд она получала вознаграждение деньгами, продуктами.
Упомянутые лица, а также исполнители других свадебных функций (поварихи, курьеры, зазывалы) получали вместе с другими дарами калачи в качестве платы за труды. Участники брачных церемоний были одеты в праздничные костюмы.
Выше рассмотрена в основных чертах система традиционных предсвадебных обрядов у румын, когда уточнялись время проведения и состав основных участников свадьбы. Она обусловливала продолжительность знакомства, предшествовавшего браку, а также времени, которое проходило от решения о браке до его церковного оформления или народным и гражданским правом. Следовательно, можно предположить, что большинство румынских браков — результат сравнительно длительного знакомства и серьезного решения.
Перейдем к рассмотрению главного — свадебного этапа. Излюбленное время проведения свадеб — осень, когда завершаются полевые работы и приготовлено молодое вино. Однако, вероятно, существовали локально-временные отклонения в проведении свадеб и их продолжительности. Указывают, что в Банате, например, свадьбы проводили зимой или весной в праздничные дни.
Свадьбы устраивали преимущественно по воскресеньям (иногда в селе играли две свадьбы и более). В воскресенье происходили подготовки невесты и оставление ею родителей, принятие ее в доме жениха, облачение молодой жены, приготовление брачной комнаты. Все эти акты сопровождались выполнением ритуалов магически-религиозного характера. Известно, что в Мутении (Яломице) крестьянская свадьба, включая застолье, длилась от четверга до четверга, т. е. восемь дней. В некоторых областях в конце XIX в. свадебные праздники длились три дня: в субботу утром — у невесты, в воскресенье — в доме жениха, в понедельник — у родителей девушки и у посаженых родителей.{496} Однако это наблюдение не относится к свадьбам всей Румынии.
В церкви в воскресенье, предшествовавшее свадьбе, несколько раз оглашалось намерение молодых обвенчаться, иногда священником, что создавало возможность опротестовать брак, если между молодыми существовало близкое родство или если один из них уже состоял в браке.
Свадебный этап, как и предсвадебный, насыщен обрядами. В нем важное место занимало венчание (cununie), подготовительные обряды которого начинали выполнять уже в четверг, а наиболее важные происходили в воскресенье. Румыны иногда венчались дома, но обычно — в церкви, после окончания литургии, т. е. посередине дня (например, в Северо-Восточной Румынии). По поверьям румын, венчания должны происходить в дни полнолуния, чтобы жизнь новобрачных была полной радостей. Но запретными для венчания были дни больших праздников — рождества и пасхи.
Наиболее распространенный в Румынии вид венчальной процессии проходил в послеобеденное время, когда жених, сопровождаемый свитой, шел за посажеными родителями, затем за невестой. Во двор и дом молодой пришедших впускали только после произнесения великим ворничелом благопожеланий и стихов колэкэрии.
Выход невесты из родного дома сопровождался выполнением ряда обрядов. В воскресенье утром она наряжалась. Особенно важную роль играли красивый, богато украшенный головной убор и венок, например из барвинка, шитье и плетение которых друшками, родственницами еще в субботу составляли особый ритуал, включавший в себя специальные песни. Головные уборы на невесту возлагали родители.{497} В некоторых селах в венки облачались и жених с дружками.
Невеста запиралась, а ворничел силой отворял дверь, показывая, что вырывает ее из лона семьи. Выйдя из дома, невеста пришивала к костюму жениха цветок с лентами.
До отправления на венчание в доме, дворе родителей невесты выполнялись обряды очищения присутствующих обрядами, связанными с водой как символом очищения, а также плодородия. Жених и невеста орошали водой из кадки участников свадьбы и растения. Отец поливал водой руку будущего зятя.{498} Невеста и два парня приносили во двор ее родителей бадью с водой, в которую клали ветки базилика. Ими невеста окропляла водой участников свадебного поезда жениха. В некоторых районах невеста, выходя из родительского дома, наступала на яйцо, чтобы облегчить роды и принести ребенку здоровье: ведь яйцо — символ жизни.
В этот момент выполнялся и другой обряд, цель которого обеспечить будущей семье богатство. На голову девушки возлагали поднос, на котором были лепешка, солонка и бокал вина. Сняв поднос, она откусывала от лепешки, разламывала ее и бросала половинки вверх, затем отпивала немного вина, а остаток выливала со словами: «Не лепешку бросаю, не вино выливаю, а бедность отбрасываю!»{499} В Трансильвании лепешку заменяли калачом невесты.
В воскресенье же утром до отправления на венчание жених и невеста получали отпущение грехов, благословение от родителей (iert?ciunea) («иертэчиуня»). Готовясь к нему, невеста пришивала к шляпе жениха букет искусственных цветов из разноцветных, золотых и серебряных нитей («выстрэ») в знак того, что парень вступал в категорию мужчин. Во дворе на длинной скамье усаживались родители и ближайшие родственники молодых, а за их спинами стояли остальные участники свадьбы (nunta?i — «нунташь»). Перед ними на коврике преклоняли колени жених и невеста. Шествуя вокруг них, великий ворничел произносил речи отпущения грехов, просил родителей благословить брак. Под печальную мелодию оркестра родители благословляли жениха и невесту, возлагая им на головы хлеб и соль, а бокал с вином переходил от одного участника свадьбы к другому, приобщая их всех к обряду.
При прощании с родным домом в Банате мать невесты расстегивала ей крючки рубахи. Румынский этнограф Г. Манолеску рассматривает этот факт как знак того, что она еще не связана с новой семьей. Другие ученые считают, что обряд призван облегчить роды. Но затем невеста вытягивала солому из кровли, показывая, что она отрывается от родительского дома.{500}
Затем в церковь для венчания под веселую музыку отправлялась процессия, состоявшая из невесты, окруженной ворничелами, жениха, окруженного друшками, родителей, посаженых родителей и их слившихся свит (родня, гости). Свадебные поезда, проходя через ворота или двери, нередко двигались под подвешенными или поднятыми на жердях калачами.
Впереди процессии парень, выбранный женихом среди лучших танцоров, нес богато украшенный цветами, лентами стяг (шест с полотнищем) или ель (Трансильвания, районы Влашка, Долж, Илфов). Эти свадебные атрибуты, воткнутые в калачи (Олтения, Мунтения, Трансильвания), выражали символику свадебного «войска». После венчания упомянутые выше атрибуты прикрепляли к одному из сооружений в усадьбе молодой, полагая, что это охранит двор от неприятностей.
Если венчание происходило в соседнем селе, выполнялся следующий обычай: парни преграждали красным шнуром дорогу свадебному поезду, следовавшему из дома невесты, а жених выкупал вином и калачом право проезда по чужой деревне в свое село.
В Банате и других областях Румынии известен другой состав венчальной процессии: два свадебных отдельных поезда жениха и невесты двигались одновременно в церковь. Оба они были организованы одним деверем. Соответственно отпущения грехов и родительские благословения происходили раздельно в семьях жениха и невесты. В Банате в отличие от других зон Румынии невеста ехала на телеге. Справа от нее сидел деверь, а слева — «деверица» (золовка), девушка или женщина. На другой телеге невесту сопровождали родители, родственники и гости. Таким образом, для этих венчаний характерно, что процессии, сопровождавшие жениха и невесту, встречались только в церкви.
Торжественное венчание играло важную роль на свадебном этапе у румын. Оно происходило иногда дома, но обычно в церкви. В венчании переплетались православные каноны и языческие обряды, в которых более важное место занимала символика хлеба (чаще калач), призванная средствами магии обеспечить изобилие и благосостояние новой семьи. Так, в Олтении и Мунтении (Телеорман) перед венчанием жених и невеста обменивались калачами.
Во время венчания жениху и невесте вручали «лепешку с цыпленком» (Горж), орнаментированную отпечатками соломы, или «лепешку для невесты», покрытую отпечатками веретен (Клуж), а посаженые родители держали над их головами калач с воткнутой в него свечой. В этих ритуалах наблюдаются и признаки культа женского начала.
В некоторых селах во время венчания происходил обмен кольцами, сплетенный с символами культа плодородия: они лежали в блюде засыпанными пшеницей или рисом. Зачастую обмен кольцами заменялся более древним ломаньем женихом и невестой калача, бубликов или лепешки.{501} Затем священник давал три раза молодым и кумам отпить вина из одного стакана и откусить от куска хлеба, обмокнутого в мед (в р-не Сомеша),{502} что должно было символизировать вечную любовь и нерасторжимое единство молодых.
Во время венчания жених и невеста стояли на подстилке, с которой также был связан ряд примет. Верили, что тот из молодых, кто первый поставит ногу на подстилку (Хунедоара) и наступит на ногу партнеру (Тимишоара), будет главенствовать в семье. Под подстилку клали монеты, которые должны были, по народным поверьям, обеспечить молодым богатую жизнь.
Невеста во время венчания (Тимишоара) держала во рту серебряную монету, чтобы не родился преждевременно младенец и чтобы с мужем говорить звонким, «серебряным» голосом. С этой же целью после венчания невеста брала в руку веревку церковного колокола. В конце венчания в селах и городах было принято бросать в толпу мелкие монеты, фрукты, орехи, фисташки, сухой хмель, зерна риса, ячменя и т. д. Этот обычай был призван обеспечить изобилие всем участникам свадебной церемонии.
При возвращении участников свадебной церемонии из церкви также выполнялись магические обряды, связанные с культом плодородия. Лошади, впряженные в свадебные телеги, были увешаны калачами, которые поступали в качестве платы лицам, управлявшим животными. На дороге перед молодыми выливали воду из ведер, в особенности когда проезжали или проходили мимо колодцев (Северо-Восточная Румыния). Иногда родня жениха ограничивалась встречей молодых с ковшом воды у ворог, причем жених или посаженый отец бросали в ковш монеты: выкуп за встречу (Трансильвания).
В момент возвращения молодых из церкви в дом жениха (Хунедоара) перед входом ставили сосуды: с водой и зерном. Молодая разбрасывала вокруг себя зерно, приговаривая: «Дай бог счастья!». А ворничел приглашал участников церемонии вымыть руки. Гости подчинялись, а молодая окропляла их водой; остаток молодые из ушата выливали в саду у дерева и здесь же зарывали монету, трижды обойдя это дерево,{503} веря, что рост дерева обеспечит процветание молодой семье.
После венчания молодые обычно направлялись в дом мужа, где их осыпали зернами пшеницы, монетами, выливали к ногам воду. У скотоводов (Бран) в момент прихода на голову молодой клали хлеб и овечий сыр. Все это должно было обеспечить новобрачным благосостояние. На пороге дома молодых встречала свекровь с двумя бокалами вина. По обычаю, молодая отпивала из обоих.{504}