1.3. Проблема влияния глобализационных процессов в культуре на развитие искусства.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

1.3. Проблема влияния глобализационных процессов в культуре на развитие искусства.

Глобальный цивилизационный кризис конца XX века, проявляющийся во всех областях человеческой деятельности, обусловлен несколькими причинами. Во-первых, мы вступили, по выражению Эрвин Ласло, в «эпоху бифуркаций», порожденную интерференцией многих циклических социокультурных процессов на неустойчивой границе самоистребления, границе экстенсивного развития техногенной цивилизации. Во-вторых, набирают темп процессы самоорганизации нового информационного общества, механизмы которых, по мнению ряда исследователей, могут стать гарантами сценария мягкого выхода из планетарного кризиса. Кризис прогрессистского мышления в своей сущности есть кризис модернистского понимания разума, пишет теолог Ханс Кюнг [32] , считающий кризис идеи Прогресса и Рацио основным фактором, формирующим постмодернистскую парадигму культур. Изменения в сфере художественного творчества также тесно связаны с проблемами глобализации социокультурных процессов на современном этапе развития человеческого общества.

Феномены художественной культуры, особенно созданные в последние десятилетия, требуют подхода более многостороннего, чем предлагает традиционное искусствознание, поэтому сегодня развиваются социология искусства, психология и философия искусства, культурология и другие смежные с искусствознанием дисциплины. Естественно, призывы отказаться от достижений искусствоведения, выдвигаемые сегодня и некоторыми учеными, и самими творческими деятелями, кажутся декларативными. Особое значение в эпоху постмодернизма приобретают вопросы определения связей между различными процессами художественного и нехудожественного порядка, осознания глубинного родства феноменов культуры как целостной системы. Уникальность художественной культуры требует и особого методологического подхода к изучению процессов, в ней протекающих.

Современность провозгласила эру бесконечности – бесконечность желания (Ж. Лакан), бесконечность повторения (Ж. Деррида), интертекстуальность как бесконечность текста (Ю. Кристева), ризоматичность как паутина бесконечности мысли, стремящейся к движению и по поверхностям, и между ними (Ж. Делез и Ф. Гваттари), знание как бесконечность языковых игр (Ж. Лиотар). Отказавшись от модернистского агона, постмодернизм декларировал концепцию мироустройства, которую можно сравнить с хроно-синкластическим инфудибулумом (Курт Воннегут в социально-фантастическом романе «Сирены Титана» так назвал место в космосе, в котором человек растворяется в пространстве и во времени, там существует бесконечное количество возможностей быть правым). Но «бесконечность» – не синоним хаоса. Многие исследователи современной культуры акцентируют внимание на том, что эта бесконечность основана на диалогическом взаимодействии порядка и хаоса, что эта множественность есть система, базирующаяся на сочетании многокорневых, различных феноменов и тенденций (М. Каган, М. Эпштейн и многие другие). Ведь «бесконечное количество возможностей быть правым» в современной ситуации означает попытку признания инаковости другого и диалог с иным, как равным себе.

Некоторые исследователи связывают ближайшее будущее культуры эпохи постмодернизма с высвобождением ее бессознательных начал. Так, например, Ж. Делез и Ф. Гваттари связывают будущее человечества с метаморфозами «бессознательного либидо социально-исторического процесса», считая необходимым для этого осуществление его «шизоанализа». Наиболее кратким путем достижения этой цели, с точки зрения авторов, является искусство, обращенное к иррационально-бессознательной сфере. Подлинным творцом новой жизни, по Делезу и Гваттари, будет тот, «в ком сильнее всего импульсы бессознательного – ребенок, дикарь, ясновидящий, революционер, … художник» [33] .

Эти настроения имеют корни в установке культуры модернизма, когда осознание творческой личностью собственной элитарности создавало иллюзию абсолютной правоты индивидуальности, и бунт становился одним из средств взрыва повседневности, изменения мира через шокирование тех, кого они считали массой. Бунтуя против существующих стратегий, модернизм пытался утвердить свой вариант власти, предлагая множество альтернатив существующему порядку. Модернистский проект в данном контексте можно рассматривать как попытку замены иерархии ценностей, существующих в повседневности. Инструментом этого действа должно стать искусство, противопоставленное повседневности через шок, эпатаж.

Провал социальных проектов авангарда – одна из самых интересных страниц истории XX века. В целом человечество оказалось неподходящим материалом для радикальных экспериментов. Утопия была и остается мечтой отдельной личности, но не реализуема обществом, которое не хочет подчиняться догмам и всегда найдет способ применить самую дерзкую идею к своим утилитарным целям: «супрематистский» дизайн интерьера, «Черный квадрат» К. Малевича на дамской сумочке – вот практический итог глобальных революций модернистов в сфере повседневности. Подобная попытка реализации утопий может рассматриваться как провокация бифуркации, формирование квазиаттрактора ради установления нового порядка при изменении самой среды, а не как результат внутреннего, имманентного развития процессов в заданной среде.

Кризис современности характеризуется гибелью многих параметров порядка, ростом объема информации и коммуникативных связей в режиме с обострением, и, как следствие, порождает фрагментарность восприятия мира, кризис самоидентификации как личности, так и социальных групп, напряженность в межнациональных и межконфессиональных отношениях, отношениях человека и природы, культуры естественнонаучной и культуры гуманитарной и других. Именно в XX веке произошла удивительная вещь – активизировалось формирование культуры человечества как единого целого, и благодаря развитию средств коммуникации, внедрению новых средств передачи информации наша планета превратилась в общечеловеческий дом. Это привело к глобальным изменениям и в культуре. Показательно, что во многих странах идет переориентация ценностных доминант, например, если раньше искали работу рядом с местом проживания, то теперь меняют место жительства в зависимости от работы; на смену ценности «дома» как места, где сохраняются традиции, стала ценность реализации личностных потребностей и амбиций, что часто приводит к усилению непонимания между поколениями.

«Путешествие» для многих людей потеряло романтический ореол, стало вещью обыденной, а способность к телефонному и интернет-общению создали иллюзию полной прозрачности межкультурных границ. Люди, осознав пространство нашей планеты как поле совместного проживания, стали пытаться регулировать отношения на макрокультурном уровне, путем создания общих структур и принципов управления, не всегда учитывая, что, несмотря на принадлежность к одному биологическому виду, они обладают абсолютно разным менталитетом, являются носителями разных культурных традиций и стереотипов.

В одном культурном поле в результате глобализационных процессов сегодня оказались страны с различными культурными ценностями и приоритетами. Страны с развитым креативным типом культуры (государства Европы, США); страны переходного типа (к данному типу можно отнести практически все страны бывшего социалистического лагеря); страны с доминантой традиционной культуры и с религиозно ориентированной структурой мира.

В этом глобальном социокультурном пространстве произошло и пересечение интересов государств с различным типом культурного развития. Страны с высоким уровнем демократии и стандартами жизни и развитой материальной культурой, осознавая кризис собственной духовной и художественной культуры, с надеждой смотрят на менее развитые как на хранителей духовности. Страны с низким уровнем демократии и невысокими стандартами жизни смотрят на Запад как источник материальных благ, копируют существующие там модели и схемы культурного поведения.

С данной точки зрения может показаться, что искомая гармония на макрокультурном уровне найдена, но развитые страны продолжают смотреть на остальные с позиции «старшего брата», навязывать свой образ жизни, стереотипы той культурной модели, о кризисе которой сами столько рассуждают. «Младшие» в этой ситуации либо слепо следуют предложенным новым ориентирам, принимая их как новые догматы, либо ухватив кусочек материального благополучия, освоив новые технологии, в том числе и военные, начинают отчаянно сопротивляться, что приводит к обострению дисбаланса между разными типами культуры, вынужденными совместно проживать на такой ( как оказалось, небольшой ) планете «Земля».

Стало понятно: современное положение в мире требует и новых типов межкультурного общения, поэтому столь часто сегодня говорят о необходимости межкультурного диалога, или полилога. Здесь еще раз хочется вспомнить высказывание писателя Р. Гальего: когда беседуют два математика, их физические параметры имеют второстепенное значение. К этому можно добавить, что не только физические параметры, но и пол, возраст, цвет кожи, вероисповедание, даже то, за какой футбольный клуб более каждый из них, или какой соус к рыбе предпочитает, становятся вопросом личного выбора, когда участники коммуникации способны к диалогическому общению и пытаются найти пространство взаимопонимания.

В рамках осознания Земли как общего дома происходит и понимание особого уровня ответственности за место своего обитания. Если посмотреть внимательно на рекламные проспекты, призывающие к отдыху на природе, то становится очевидно, что природа превратилась для нас тоже в систему вещей. Под «природой» все чаще понимается не естественная среда, но пространство, содержащее определенный уровень привычного комфорта: удобные дороги, наличие горячей воды, кондиционеров, системы отопления и других «необходимых» элементов привычной жизни. Это на фоне того, что экологические проблемы в XX веке стали реальностью для всех стран. Не разумное, не рациональное, а потребительское отношение к природе создает реальные угрозы для жизни человека и для безопасности нашего мира. По мнению П. Козловски, экологическую проблему следует рассматривать как следствие из второго закона термодинамики, так как он обосновывает конечность энергий и хрупкость естественных природных структур [34] .

Именно в современную эпоху человечество впервые осознало экологические проблемы как общие и впервые начало искать пути восстановления экологического баланса. Параллельно произошло разочарование в техницизме, что привело к поискам в природе духовного опыта, острому осознанию ценности окружающего мира. Это направление воспринимается сегодня частью общества как идея, которая может стать фактором, объединяющим человечество: от экологии среды обитания до экологизации человеческих отношений. При этом попытки увидеть эстетическую и функциональную ценность природы как таковой, ориентация к взаимодействию человека с природой [35] являются одним из положительных направлений снятия острого противоречия природа-культура, в котором видятся пути смены количественного, экстенсивного взаимодействия человек-природа на новые качественные, интенсивные.

Дисбаланс на макрокультурном уровне, попытки искусственного установления равновесия через социокультурный диктат так называемых стран с «высоким уровнем развития» активизируют тенденции к распаду, увеличивают количество флуктуаций на субкультурном и личностном уровнях. Стремление к систематизации, стиранию различий и противоречий на макрокультурном уровне интересно соотносится с повышением разнообразия, выявления особенного на уровне субкультурном. Сегодня можно говорить о множественности субкультурных, контркультурных явлений. Основания для классификации подобных объединений могут быть самые разнообразные: возрастные, тендерные, социальные, идеологические. Отдельную группу субкультур составляют люди, объединенные страстью к технике и технологиям, – от компьютерных хакеров, геймеров, «сетевых художников» до любителей пообщаться в «чате». Субкультурные образования не всегда имеют четкую институализацию, но об их специфике можно судить, анализируя существующие организации, или по отдельным характеристикам данных общностей. Не последнюю роль в расцвете субкультур играет развитие коммуникаций, множительной техники: сегодня через интернет, по мобильному телефону мы можем найти людей со сходными интересами в любой точке планеты. Именно на этом уровне культуры активно формируются области роста, области нового и наблюдается множественность флуктуаций. Если попытаться классифицировать данное явление, то основным критерием здесь может служить отношение участников субкультур к реальности.

Субкультуры, участвующие в социокультурных процессах, активно выражают свою позицию по отношению к современному устройству мира: люди, которые объединяются в борьбе за права различных меньшинств, и те, кто, как антиглобалисты или Гринпис (greenpeace), выступают против мировой унификации жизни, которая, по их мнению, навязывается мировому сообществу развитыми странами. Сюда же можно отнести ряд контркультурных течений.

Кризис господствующей идеологии западного общества привел к нарастанию энтропии, расширению зоны маргинального в культуре, возникновению и развитию контркультурных тенденций. После второй мировой войны одним из основных источников контркультурного движения были восточные религиозно-философские учения (как основания для получения внеязыкового опыта, отличного от существующего на западе способа неагрессивного решения конфликтов, формирования целостной картины мира без логического, рационального его осмысления) и поиски нового культурного опыта через употребление наркотических средств. Современные контркультурные течения основаны чаще на поисках национальной самоидентификации, утверждении «возврата к природе». Активным протестом, борьбой за свои права на современном этапе отличается ряд экстремистских националистических, религиозных объединений.

Отдельная группа – субкультуры, свободно чувствующие себя в современном реальном мире, которые достаточно быстро становятся частью официальной культуры или возникают под ее патронажем: от эму, готов до исторических реконструкторов. Это и различные группы, объединенные по профессиональному признаку, материальному достатку, по музыкальным или спортивным пристрастиям. За счет приверженцев этих групп развивается модная индустрия, существуют звукозаписывающие компании и ряд других производителей. Не случайно в рамках создания рекламных стратегий сегодня говорится не о продаже товара, а о формировании его потребителей.

Развиваются субкультуры, в которых особо ортодоксальные участники практикуют и декларируют уход от реальности в «другие» миры. Кроме разнообразных религиозных исканий или ставших в XX веке модными вариантов увлечения восточными философскими учениями, наркотиками, в конце века возникли и особенные субкультуры, ищущие свое место в мире виртуальном. Поэтому сегодня встает проблема социализации, спасения членов религиозных сект и лечение компьютероманов. Естественно, не все группы этой категории столь последовательны в уходе от жизни. К этой категории относится большинство течений, основанных на поиске симбиоза человека и техники, множество поклонников музыкальных течений.

Каждая из субкультур пытается выразить себя через разнообразные визуальные практики: костюм, аксессуары, произведения художественного творчества, выражающие идеологию группы.

В современную эпоху декларируется право личности на множество проявлений: панк в обычной жизни может оказаться прекрасно социализованным владельцем фирмы, а «компьютерный гуру» администратором в небольшой компании. Подобная возможность личности реализоваться в различных направлениях является и стабилизирующим фактором, адаптирующим человека в современной постинформационной реальности, в условиях ускорения жизненных и обменных процессов. Открытость культуры для человека предстает в виде невиданной ранее доступности разных культурных моделей, возможности выбора тех, которые наиболее соответствуют его индивидуальности.

Можно говорить о пестроте субкультурных проявлений в рамках тенденции к поиску новых жизненных ценностей, духовных ориентиров, которые не являются в современной культуре передаваемыми через традиции или в рамках определенной религии. Это приводит к увеличению свободы на уровне личности. К сожалению, в масс-маркете духовные и ценностные ориентиры часто становятся предметом рекламных, идеологических игр, от чего теряют свое значение для конкретного человека. Д. Харвей [36] называет это осознанной попыткой упростить мир, отвергнуть сложное, взамен «вселенной» получить «маленький мир». Естественно, удобнее формировать его из предлагаемых образцов.

Шок от осознания неизбежности принятия решений, страх перед реальностью приводят к погружению в нереальные миры, а выбор собственного «Я» в такой ситуации может стать факультативным. Стремительное изменение среды обитания провоцирует возникновение у части людей чувства одиночества. Параллельно, в современную эпоху количество связей и каналов взаимодействия на субкультурном уровне стремительно растет, также растет и количество компонентов и артефактов, вовлекаемых в модус культурного опыта – от официальной институализации вчерашних контркультурных, маргинальных направлений до экспериментов с культурным наследием прошлого, при декларации ориентации современной культуры на свободу личности. Исторически XX век пережил многое: две мировые войны, революции, ядерное противостояние двух держав, что на личностном уровне вызывает возникновение экзистенциального «синдрома выжившего», ухода от социальных, культурных проблем в себя. Чтобы избежать личностных проблем и необратимых последствий, данная свобода выбора требует (как ни странно это звучит) наличия у человека высокого уровня культурного развития, ответственности за свои поступки.

Глобализация процессов человеческой жизнедеятельности на стыке XX и XXI веков породила новую социокультурную тенденцию по формированию информационного общества, тесно взаимосвязанными с этим явлением можно назвать процессы виртуализации современной культуры, активизации визуального канала передачи и хранения информации. По мнению Г. Хакена информационная культура выстраивается как часть общего социокультурного пространства, которое самоорганизуется в процессе деятельности индивидов посредством информационно-коммуникативного взаимодействия, наполняясь параметрами порядка, выражающими обобщенные культурные смыслы информационного общества. [37] Перезаполнение современного культурного пространства разнообразной информацией, экспансия мировой унификации жизни, расцвет массовой культуры делают вопрос об определении места искусства в современной культуре важным для выживания самого искусства и сохранения целостности культуры. Симптоматичны названия исследований: В. Манин «Неискусство как искусство», В. Полевой «Искусство как искусство», М. Рыклин «Искусство как препятствие». Расширение границ художественного благодаря научным открытиям, изменение рамок определения искусства, осуществленное авангардистами, современные творческие эксперименты делают границы искусства и неискусства постоянно изменяющимися.

В XX, а теперь уже и в XXI веке, в связи с ускорением жизни, «уменьшением» размеров нашей планеты, визуализацией культуры произошло глобальное увеличение количества и скорости передачи информации, уменьшение количества шумов в информационных каналах. Это привело к информационной экспансии, когда новое не усваивается, а присваивается [38] . В этих условиях именно диалогичность общения становится особенно важной, выступает в качестве гаранта равновесия глобального и локального, равновесия между личностью и обществом, личностью и другой личностью. Поэтому способность к диалогу становится особенно значимой в современных условиях глубоких изменений во всех сферах организации жизнедеятельности человека.

Неравномерность, поливариантность сценариев в какой-то мере является гарантом формирования областей нового и сохранения культурных традиций. Отличает современный этап развития от предыдущих то, что множественность флуктуаций наблюдается во всех точках культурного пространства, при резком снижении феноменов и процессов, остающихся стабильными.

«Культура человечества» как единый субъект находится сегодня только в стадии становления, когда защитные механизмы, адекватные новым условиям еще не выработаны, а риски существенно возрастают. Эта множественность проявляется и в искусстве, художественной культуре. В силу множественности межвидовых форм в современной художественной культуре к пространству активности визуальных искусств можно отнести достаточно широкий спектр видов художественного творчества и нехудожественной деятельности, которые используют инструментарий и стратегии изобразительного искусства. Поля активности этих сфер часто пересекаются как в творчестве одного художника, так и в отдельном произведении искусства.

С 1950-х годов более четко проявляются и развиваются факторы, стимулирующие развитие и существование взаимодействия различных сфер культуры на уровне общекультурного развития, а усиление влияния научно-технического прогресса привело к изменению структуры арсенала предметных элементов творческого процесса, породило новую среду создания и существования искусства. Технический прогресс вводит в сферу художественного освоения много нового: от стали, алюминия до искусственных кристаллов, электроники, новых способов коммуникации и др. Происходит утверждение большого числа новых феноменов собственно художественных практик – развивается дизайн, художественный акционизм, медиа-арт, виртуальное и сетевое искусство. Виртуальная реальность обладает рядом уникальных качеств: демократичностью (стимулирующей креативный потенциал и возможности каждого участника), интерактивностью, свободой обращения с категориями «время» и «пространство». Несмотря на то, что «Художник» в классическом понимании, на первый взгляд, оказывается лишним в виртуальном полисинтетическом поле, на самом деле современные средства коммуникации предоставляют новые возможности не только в качестве инструмента или средства самореализации, но так же для развития музейно-выставочного потенциала. Музеи, выставочные залы, отдельные авторы создают собственные сайты, видеофильмы о своей деятельности. Художник может показывать свои произведения там, где есть компьютер.

Виртуализация общества приводит к тому, что во многих сферах жизнедеятельности человека происходит замещение реальных вещей и действий их виртуальными, искусственными двойниками и образами, которые часто имеют со своим прототипами мало общего. Страх потери телесности в этих условиях стал модной темой для рассуждения – разворачивая веер превращений и трансформаций времени, пространства, тела, искусства, человек испытывает иллюзию собственного могущества, победы над основами мироздания. Размытость субъекта, почувствовавшего возможности виртуальной реальности, на деле может привести к растворению в мире виртуальном. Это становится неизбежностью, если у субъекта нет сфокусированной собственной позиции и цели. Главное – не потеряться в бесконечности собственных виртуальных масок, приобретающих, хоть и виртуально, в процессе расчета и конструирования, не зависимое от автора право на существование. П. Вайбель [39] рассматривает спор между искусством и биотехнологией как оппозицию по отношению к сговору искусства с модой и консервативному расширению понятия искусства, предполагает освоение искусством новых практик.

Перенос личных проблем в поле виртуального не решает, а гипертрофирует их, конструируя иллюзии и фантазмы, порождая симулякры. Чтобы быть адекватным, самостоятельным путешественником в мире виртуального текучего пространства и прерывного времени, необходимо существовать в качестве самостоятельной личности. Ведь, как пишет Б. Гройс, интернет – это подарок элитарной культуре, при помощи интернета могут соединяться люди с высоким уровнем интеллекта по всей планете, поэтому и у того, что принято называть элитарным искусством, появилась надежда, практический шанс не только на сохранение и выстаивание, но и на активное продуцирование в условиях современной культуры. [40]

В XX веке были осуществлены попытки воплотить в жизнь многие мифы – от желания полететь в космос, двигаться под водой до облегчения быта, до возможности уничтожения нашей планеты нажатием одной кнопки. Новые средства коммуникации существенно уменьшили размеры планеты под названием Земля. Технический прогресс, образовав «пустоты» в традиционном укладе жизни, быстро заполнил их компьютером, кинематографом, телевидением, тем, что принято называть индустрией развлечений. Новая реальность, на первый взгляд, снимает и проблему ответственности: компьютерная игра, TV, виртуальная симуляция ядерного взрыва, кажется, не могут разрушить мир «взаправду», и не требуют самосовершенствования, совершения реального, практического подвига.

Виртуальное поле (от латинского «VIRTUS» – доблесть, необычное качество) – пространство, где при помощи технологий идет процесс концентрации возможностей и интегрирования динамических структур познания и самосознания создателя и пользователя. Но необходимость знаний, умений, в том числе и художественных, наличие собственной жизненной позиции не отпала, ибо техника и информация сами ничего нового создать не могут. Они могут лишь содержать некую информацию, передавать ее, складывать на языке цифр с другими, а чтобы это работало, чтобы этот мир стал носителем каких-либо качеств, необходим человек! И расширение поля возможностей все же больше зависит от знаний, умений, фантазии, качеств самого человека, каждого человека.

Важным качеством медийного, информационного поля, как считают К.Кинник, Д.Кругман, Г.Камерон [41] , является эффект подмены собственного участия виртуальным. Возникает феномен моды, например, интерес к международному терроризму, или к искусству модерна, но мода быстро проходит, а проблема забывается. «Осведомленность» становится быстро устаревающей категорией. Из-за доступности и навязчивости информационных источников актуальной становится проблема информационной экспансии. Избыток разнообразия может так же травмировать, как избыток повторяемости и однообразия.

Имя создателя (или создателей) при попадании в информационное поле часто замещается именем представленного продукта – имя режиссера становится именем фильма в целом, видеоклип ассоциируется с именем исполнителя, рекламный ролик называется по названию продукта или по содержанию. «Именами» сегодня называют модные дома, телеканалы, продукты питания, а имя художника часто становится важнее его творчества. Растерянный зритель, заблудившийся в информационном пространстве, ориентируется в нем при помощи узнаваемых знаков, названий, брендов. Но за таким поверхностным восприятием, как пишет М. Эпштейн, стоит, в сущности, травматический опыт, результатом которого и является пониженная смысловая чувствительность. Основной способ сократить разрыв – это сжатие и уплотнение форм культуры, чтобы вместить в биологический срок одной жизни объем основной информации, накопленной человечеством. Отсюда – возрастающая роль дайджестов, антологий и энциклопедий [42] .

Попытки идеологов постмодернизма снять границу между элитарным и массовым привели не только к созданию многоадресных произведений искусства, но и к тому, что массовая культура более активно адаптировала достижения элитарного искусства к своим целям. Это часто приводит к девальвации ценности самого искусства, обесцениванию культурного наследия. Сегодня вместо чтения книг, посещения музеев потребитель получает их краткий анонс в интернете, сжатое содержание в справочнике.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.