ПОЛОЖЕНИЕ СТАРИКОВ

 Старики пользуются большим значением. Особенно сильно это проявляется у оленеводов. По всей вероятности, это объясняется тем, что стадо является собственностью отца до самой его смерти. У кочевников заметна тенденция развить крепкие семьи и прочную связь внутри семейной группы, чем обусловливается высокое положение стариков в семье. Хотя я не могу сделать общего вывода и утверждать, что организация семьи и семейной группы более высоко развита у оленеводов, по сравнению с приморскими жителями, однако в отдельных случаях это, несомненно, имеет место. Очевидно, оленеводство не столь древне у чукоч, чтобы создать заметное различие между двумя ветвями племени. Во многих стойбищах, в самых различных частях чукотской территории, я встречал очень старых людей, пожалуй, лет семидесяти или даже восьмидесяти. По крайней мере, их волосы были совсем седые, что у чукоч происходит гораздо позднее, чем у людей белой расы. Некоторые из этих стариков почти впали в детство и были слабоумными. Но они все еще считались владельцами стада и общими руководителями жизни на стойбище. Так, на стойбище по реке Олою чукча, по имени Kauno, у которого были уже десятилетние правнуки, владел двумя большими стадами и разрешал очень важные вопросы о выборе летнего пастбища, о направлении сезонной кочевки и т.п. Несмотря на то, что он ослабел от возраста, он каждую весну ездил к реке Россомашьей и там проводил меновой торг с приморскими торговцами, которые в это время наезжали туда, привозя приморские продукты и американские товары. Члены семьи Kauno рассказывали мне, что старик совсем впал в детство и часто делает покупки совершенно ненужные. Вместо сахара он привез патоку в бутылках, потому что она красная, а ему нравится этот цвет; вместо охотничьих ножей он покупал столовые, потому что они блестящие и т.д. Это было рассказано, однако, с широкой усмешкой и без малейших признаков недовольства. "Глупый, — добродушно прибавляли они. — Что же делать? Ведь это старик" (Jurgumteq! qailoqьm, miŋkri, ьnpьnacgьn). Я уверен, что до самой смерти Kauno оставался главой своей семьи.

У другого старика, лет шестидесяти, проживавшего в районе Сухого Анюя, было вывихнуто бедро. Он мог лишь ползать с помощью двух костылей. Поэтому его прозвали Atka-Paŋanto ("Хромой Paŋanto"). Свое увечье он получил на состязании в борьбе. Он был женат и имел стадо. После несчастного случая он продолжал оставаться владельцем стада и главой семьи. У него было несколько детей. Когда они подросли, они взяли на себя заботу о стаде и присмотр за ним. Каждый год Atka-Paŋanto возил пушнину и оленьи шкуры на Анюйскую ярмарку. Он очень любил водку, и когда получал ее, то всем членам семьи давал лишь по несколько капель, а все остальное выпивал сам.

На ярмарках или торговых сборищах, куда бы я ни приезжал, встречавшие меня всегда говорили: "Позволь нам отвезти тебя к самому старому человеку на нашем стойбище. Поговори сперва с ним". Барон Майдель отмечает, что однажды, когда он проезжал по району Верхнего Анадыря, его встретил очень старый чукча. Этот старик жил на очень далеком стойбище, и его принесли на плечах его молодые родственники, навстречу начальнику[150]. Это было летом, а потому они не могли воспользовать нартами. Для чукоч этот случай не представляет ничего необыкновенного. Обычно старик идет сколько в силах, потом его проносят вперед на плечах. После того делают короткий отдых, и он опять в состоянии идти. Даже у приморских чукоч, где старики пользуются меньшим значением, младшие родственники носят старика на плечах, когда он устанет и не может идти сам. Так, на Мариинском Посту я видел старика с костылями, по имени Jьrmь, который отморозил себе ноги во время охоты на море. Это случилось с ним лет пятнадцать тому назад. При мне Jьrmь был уже очень стар и не мог передвигаться даже с помощью костылей. В случае нужды его переносил на плечах его зять.

Я уже говорил, что приморские чукчи относятся к старикам с меньшим почтением, чем оленеводы. Жизнь приморских жителей значительно труднее. Каждый кусок пищи достается с большими трудностями, с опасностью и напряжением всех сил. Поэтому старик, не способный сам добыть себе свою долю пищи, становится в тягость своим родственникам. Здесь у стариков нет стада или какой-либо другой собственности, имеющей значение. Опытность старого охотника ничем не помогает его родственникам, т.к. он должен оставаться дома. Во время голодовок он съедает слишком много. Благодаря этому все старики, которых я видел у приморских чукоч, выглядят уныло, и вообще стариков там гораздо меньше, чем у оленеводов. Это объясняется отчасти трудностями приморской жизни, где менее активные охотники часто не в состоянии справиться с опасностью и потому погибают. Обычай убийства стариков, о котором я буду говорить ниже, очевидно, зародился у приморских чукоч.

По многим данным, такое же различие, хотя и менее резкое, существует между оленными и приморскими коряками. Иохельсон, говоря об отношениях коряков к старикам, отмечает, что у оленных коряков новая форма экономики — оленеводство — развила и заострила принцип личной собственности[151]. В устном сообщении он указывал мне на то обстоятельство, что старики у оленных коряков имеют большую власть и значение, чем у приморских, благодаря тому, что до самой смерти старик считается владельцем стада.

В настоящее время принцип личного владения ценностями, приобретенными торговлей с американскими китоловами, стал укореняться даже и у приморских чукоч. Почти в каждом большом поселке есть несколько торговцев, которые время от времени ездят на оленеводческие стойбища и выменивают русские и американские товары на шкуры и мясо оленей. Некоторые из них имеют даже целые амбары с товарами. Торговцы, даже становясь глубокими стариками, продолжают владеть своей собственностью, и с годами их положение в семье нимало не ухудшается.