УПАДОК ТРАДИЦИЙ
УПАДОК ТРАДИЦИЙ
Закрытие сералей
Времена менялись, а с ними менялись и гаремы.
В 1876 году на трон взошел Абдул-Хамид II. Ему досталось огромное наследство, но удержать его было не так просто. Революционные бури изменили Европу и подбирались уже к Блистательной порте, угрожая самому султану. И тут уже было не до гарема.
«В свое время сераль султана Абдул-Меджида был местом безумных оргий, — писал Джордж Дорис, — и его жены в отсутствие строгого надзора предавались самым разнузданным вольностям. Сменивший его Абдул-Азиз, ревнивый как тигр, выправил эти пошатнувшиеся нравы. Но никогда султанский гарем не содержался в такой строгости, не был таким закрытым и, если можно так выразиться, таким „правильным“, каким он стал при нынешнем султане.
…Мы еще помним легенды о тех временах, когда могущество восточных монархов было равным разве что их храбрости, сластолюбию и роскоши.
Эти времена, по счастью, давно прошли, и обветшалое состояние современного сераля — не более чем один из очевидных признаков его упадка. Но прежде чем он исчезнет окончательно, свидетельницей скольких преступлений, казней и средневековой жестокости станет мрачная тюрьма Йилдыза?
Сегодня в Йилдызе невозможно себе представить не только любовную интригу, но даже самый ничтожный каприз, самую маленькую страстишку, самый беглый взгляд очей.
Запертые в двойном кольце высоких и толстых стен, обитательницы сераля живут в неправдоподобном мире, доступ в который закрыт для любого мужчины, кроме Великого Турка. Не только тщеславие или ревнивый нрав побудили Абдул-Хамида сделать свой великолепный гарем столь неприступным. Здесь прежде всего — как и во всех его поступках — сказался извечный страх перед заговорами, боязнь появления среди стада его покорных рабынь какой-нибудь мусульманской Юдифи, восточной Шарлотты Корде.
Раньше султан был очень склонен к наслаждениям. Не чужд он их еще и теперь, но предается им лишь в моменты спокойствия, когда у него нет серьезных забот и мысль о какой-либо реальной или мнимой опасности не поселяется в его воображении».
Султану было чего опасаться. В Турции начались брожения и возникали тайные партии. В 1889 году младотурки основали организацию «Единение и прогресс», начавшую планомерную борьбу против абсолютизма.
Абдул-Хамид принялся искоренять крамолу с таким усердием, что получил в народе прозвище «кровавый». Деспотический режим, установленный султаном, подавлял инакомыслие со всей суровостью, но было уже слишком поздно. Совладать со взбунтовавшейся страной оказалось куда сложнее, чем с беззащитным гаремом. Не помогли и западные союзники, на которых уповал султан. Зато эхо русской революции 1905–1907 годов оказалось весьма ощутимым.
В 1908 году произошла Младотурецкая революция, которая провозгласила конституционную монархию.
Абдул-Хамид не смирился с таким ударом по многовековым устоям монархии и попытался вернуть утраченное, но в результате потерпел поражение и был попросту низложен.
В гаремах, которые теперь стали не государственным учреждением, а личным делом низложенного монарха и пришедшего ему на смену Мехмеда V, воцарилась гнетущая тишина. Никто не знал, что с ними будет дальше, но все понимали, что будущего у них нет. Вскоре сбылись и самые мрачные предчувствия — гаремы были запрещены законом.
Впору было вспомнить «Мавританского князя» Генриха Гейне:
От испанцев в Алытухару
Мавританский князь уходит.
Юный вождь, он, грустный, бледный,
Возглавляет отступленье.
С ним — на рослых иноходцах,
На носилках золоченых
Весь гарем его. На мулах —
Чернокожие рабыни.
В свите — сотня слуг надежных
На конях арабской крови.
Статны кони, но от горя
Хмуро всадники поникли.
Ни цимбал, ни барабанов,
Ни хвалебных песнопений,
Лишь бубенчики на мулах
В тишине надрывно плачут…
Вместе с гаремами уходило в прошлое и многоженство. Либерально-демократическая революция сделала почти невозможным прежний образ жизни, когда гарем был таким же приятным обыкновением, как кальян и кофе. Теперь и бывшим вельможам непросто было обеспечить свою семью. А гаремы становились не по карману даже султанам.
Джордж Байрон предрек такой оборот дела в поэме «Гяур»:
Коней приветливое ржанье,
Рабов заботливых старанье
Исчезли в замке с этих пор…
Там паутины лишь узор
Заткал в пустынных залах ниши,
Жилищем стал летучей мыши
Гарем, и занят был совой
На башне пост сторожевой,
И у фонтана пес голодный
Уныло воет, но холодной
Себе напрасно влаги ждет…
С тех пор, как здесь Гассана нет,
Его дворец стал жертвой тленья…
Султаны еще были, но гаремов уже почти не осталось. Пришедшие к власти младотурки не смогли решить накопившихся проблем. К тому же сделали неверную ставку на Германию в начавшейся Первой мировой войне. Поражение Германии положило конец и деятельности младотурков. Они ничего не смогли противопоставить победившей Антанте, которая принялась делить не только огромную Турецкую империю, но и саму Турцию. Новую, уже национально-освободительную революцию 1918–1923 годов возглавил Мустафа Кемаль Ататюрк (Отец турок), разбивший английские оккупационные войска и ставший затем первым президентом Турецкой Республики. Тогда же было запрещено и многоженство.
Последний турецкий султан Мехмед V покинул страну на борту британского военного корабля, бросив свой гарем на произвол судьбы. Это стало серьезной проблемой правительственных чиновников. Сотни покинутых женщин, десятки евнухов и множество гаремной прислуги смотрели на жизнь вне стен сераля с затаенным ужасом. Они были похожи на диковинных птиц, выращенных в неволе и теперь выпущенных во враждебный им новый мир. Такая свобода их не прельщала.
Прислугу кое-как пристроили. Евнухи, имевшие средства, устроились сами. Те, кто ничего не имел и ничего не умел, кроме как «пасти гаремное стадо», отказывались покидать женщин до последней возможности. Кого-то из наложниц забрали родственники, но от многих родные отказались. Часть наложниц была отправлена в Европу, под защиту международных гуманитарных организаций, часть удалось выдать замуж в Турции. Остальные так и исчезли в тумане времени.
Александр Сергеевич Пушкин писал в «Бахчисарайском фонтане»:
…Еще поныне дышит нега
В пустых покоях и садах;
Играют воды, рдеют розы,
И вьются виноградны лозы,
И злато блещет на стенах.
Я видел ветхие решетки,
За коими, в своей весне,
Янтарны разбирая четки,
Вздыхали жены в тишине.
…Где скрылись ханы?
Где гарем?
Кругом всё тихо, всё уныло…
Теперь в султанском гареме — музей, который охотно посещают сотни тысяч туристов. И каждый из них ищет, а порой и находит там подтверждение своих представлений или фантазий, тайных желаний или открытого неприятия сладостных мужских грез о чудесном собрании прекраснейших женщин, мечтающих о взгляде, прикосновении, любви своего единственного господина.