Э. Б. МЕКШ «Письма к родным» С. Есенина как лирический цикл

Э. Б. МЕКШ

«Письма к родным» С. Есенина как лирический цикл

О «письмах к родным» С. Есенина не принято говорить как об отдельном цикле. Авторские намерения на этот счет нам не известны. Однако определенная настойчивость поэта в точном жанровом обозначении стихотворений и однотипность субъективного переживания, наличие сквозных образов и лирических тем позволяют отнести все «письма», написанные в 1924–1925 гг., к поэтическому циклу, в основе которого лежит единство лирического сюжета. «Письма» были написаны в такой последовательности: «Письмо матери» (конец марта 1924 г.), «Письмо к женщине» (первая половина октября 1924 г.), «Письмо от матери», «Ответ» (вторая половина ноября 1924 г.), «Письмо деду» (до 20 декабря 1924 г.), «Письмо к сестре» (до 9 мая 1925 г.).[181]

Параллельно циклу поэтических «писем» Есенин создает цикл на тему «возвращения на родину» («Возвращение на родину», «Русь советская», «Русь уходящая»). И в «письмах», и в «хождениях» подводились итоги наблюдений и размышлений поэта о путях развития крестьянской России. В этих произведениях Есенин ставил вопрос о неразрывности судеб Великого Октября и русского народа, о старом и новом поколениях, о своем участии в жизни страны.

Все «письма» имеют конкретного адресата: мать поэта (Т. Ф. Есенину), деда (Ф. А. Титова), сестру (Е. А. Есенину). Из этого ряда, казалось бы, выпадает «Письмо к женщине». Но характер обращения в этом произведении говорит о том, что оно тоже адресовано близкому человеку. И таким человеком была для Есенина 3. Н. Райх, мать его детей, которых он нежно любил и постоянно навещал.[182]

«Письма» к родным — закономерный этап идейно-творческого пути поэта, который свидетельствует об идеологической просветленности Есенина. В целом все «письма» выступают как антитеза по отношению к предшествующему периоду творчества, начиная с 1917 г. Принцип временной дистанции (тогда-теперь) определяет и общую структуру цикла, и композицию его компонентов.

Каждое письмо само по себе является замкнутой структурой, которая, однако, постоянно стремится к сюжетному расширению. Это видно на примере эпистолярного диптиха «Письмо от матери» + «Ответ». Письма эти могут быть прочитаны и порознь, но в таком случае неизбежным будет сокращение объема информации, получаемой от них.

Важнейшим сюжетообразующим началом всего цикла являются ассоциативные связи, возникающие в различных контекстах. При анализе сюжета выделяются три контекстных уровня, совокупность содержания которых и придает всему лирическому сюжету цикла многосложность и философскую ориентацию.

Схема сюжетосложения цикла выглядит следующим образом:

I. Контекст цикла

1. «Письмо матери»

2. «Письмо к женщине»

3. «Письмо от матери» + «Ответ»

4. «Письмо деду»

5. «Письмо к сестре»

II. Контекст творческой биографии

«Разбуди меня завтра…» (1917)

«Сорокоуст» (3-я ч., 1919)

III. Контекст истории литературы

В. Наседкин, «Гнедые стихи» (1924)

Пушкин. «Послание Дельвигу» (1827); «Брожу ли я вдоль улиц шумных…» (1829)

Сюжетное движение в цикле идет от «Письма матери» (1) к «Письму к сестре» (5) через стихотворения-компоненты «Письмо к женщине» (2), «Письмо от матери» + «Ответ» (3), «Письмо деду» (4). 1-й и 5-й компоненты цикла оппозиционны по отношению друг к другу, и это особенно ясно видно при рассмотрении кольцевого образа «сада». Трансформация содержания этого образа и отражает идейную эволюцию поэта, этапы которой запечатлены в стихотворениях-компонентах. Но хронологический принцип, лежащий в основе организации контекста цикла, только фиксирует эти этапы развития субъективного переживания, ассоциативные же связи контекстов творческой биографии и истории литературы раздвигают сюжетные рамки и помогают осмыслить общественную значимость идейного прозрения поэта.

Рассмотрим, как происходит в цикле сюжетное расширение.

I. Контекст цикла

Открывает цикл широко известное стихотворение Есенина «Письмо матери», уже при жизни поэта ставшее народной песней и вызвавшее появление многочисленных переделок в 20-е годы[183] и в наши дни.[184] В «Письме матери» предстает человек, уставший от жизни и мечтающий о возвращении на родину как о единственном средстве спасения («Я вернусь, когда раскинет ветви По-весеннему наш белый сад…»), ибо все самое чистое и светлое связано только с родным домом.

Два мира, два пространства противостоят в сюжете этого стихотворения. В одном мире (мире матери) над деревенской избушкой «струится» «вечерний несказанный свет», тишина, спокойствие и материнское ожидание возвращения сына. В другом мире (мире сына, воспринимаемом матерью) — праздность и поножовщина кабацких драк. Однако уже в этом стихотворении мир кабака трактуется поэтом не как следствие моральной неустойчивости, а как следствие «тоски мятежной», причины которой в стихотворении не объясняются. Но образ «мятежной тоски» говорит, что это чувство является следствием попыток постичь какие-то глубинные общественные закономерности.

Поэтому не случайно, что в последующих «письмах» (кроме «Письма к сестре») доминирует мотив «объяснения» своего поведения. Этим мотивом и определяется композиционная структура «Письма к женщине», состоящая из двух частей, контрастных по отношению друг к другу, что и подчеркнуто временной характеристикой (тогда-теперь). Первая часть «письма» замкнута кольцевой строфой с темой «рока событий», и эта замкнутость передает ощущение безвыходности, характерное для поэта периода «Москвы кабацкой». Вторая часть стихотворения рассказывает о разительных переменах, происшедших с поэтом после постижения исторических перемен в стране («За знамя вольности И светлого труда Готов идти хоть до Ламанша»). В эволюции Есенина (которую и зафиксировали две части «Письма к женщине») не только многое приобреталось («И чувствую и мыслю по-иному…»), но и терялось («И сам я вам Ни капельки не нужен…»). Однако результат идейной эволюции был налицо: «Теперь в Советской стороне Я самый яростный попутчик…» И это не голословная декларация. Последующие компоненты цикла (3, 4) раскрывают новую идейную позицию поэта, преодолевшего былые патриархальные заблуждения и стремившегося разъяснить суть нового времени другим обитателям «голубой Руси» — матери и деду.

«Письмо от матери» начинается с анафорического наречия «еще», повторенного дважды:

Чего же мне

Еще теперь придумать,

О чем теперь

Еще мне написать?

Передо мной

На столике угрюмом

Лежит письмо,

Что мне прислала мать.[185]

Эта анафора («еще») отсылает нас к предшествующему письму, раскрывая хронологическую последовательность писем-ответов, в которых, очевидно, неоднократно ставились волновавшие поэта вопросы. То, что намечалось в первом «письме» к матери (противопоставление двух миров), в диптихе «Письмо от матери» + «Ответ» раскрывается масштабно и правдиво, так, как это понял поэт ко времени написания произведений.

«Письмо от матери» и «Ответ» строятся по принципу оппозиционности. Сын разъясняет матери значение и смысл «весны-революции» для всех живущих на земле и для себя лично.

Во всех трех компонентах цикла имеется сквозной образ «кабака», в содержании которого выявляются различные точки зрения.

Точка зрения матери: город виноват в драме сына, он оторвал его от родной земли («Но если б дома Был ты изначала, то…»).

Точка зрения любимой женщины:, кабак — следствие нравственной неустойчивости поэта («…мой удел — Катиться дальше, вниз»).

Точка зрения поэта в «Письме матери»:

Не такой уж горький я пропойца,

Чтоб, тебя не видя, умереть.

Я по-прежнему такой же нежный…

(II, 155–156).

Точка зрения поэта в «Ответе» матери: город не виноват в его драме, и кабак — это следствие крушения былых романтических идеалов.

Точка зрения поэта в «Письме к женщине»:

Ну кто ж из нас на палубе большой

Не падал, не блевал и не ругался?

Их мало, с опытной душой,

Кто крепким в качке оставался

(II, 204).

В данном случае эта точка зрения поэта близка его объяснению в «Ответе» матери: личная драма поэта связана с общественным потрясением, растерянность и пессимизм — с непониманием, «куда несет нас рок событий». Но. отгородиться от истории нельзя, и место поэта должно быть там, где решаются судьбы его родины. Последующие сюжетные компоненты (4, 5) и раскрывают эту осознанность общественного поведения человека.

При анализе контекста цикла мы намеренно старались исходить только из содержания тем и образов стихотворений. Но есенинские стихи были ориентированы на подготовленного читателя, который мог бы рассмотреть эти произведения в системе творческой биографии поэта и истории русской литературы.

II. Контекст творческой биографии

Образ матери, который появляется в 1-м, 3-м и 4-м стихотворениях, является сквозным образом не только данного цикла, но и всего творчества Есенина. Этот образ имеет не только индивидуальную конкретизацию, присущую Т. Ф. Есениной, но и обобщенный смысл (мать-родина), который нельзя не замечать.

Нет нужды перечислять все стихи Есенина, где имеется образ матери. Отметим, пожалуй, только истоки этого конкретно-символического образа: «Матушка в Купальницу по лесу ходила…» (1912), «Молитва матери» (1914), «В хате» (1914). Для прочтения стихотворения «Письмо матери», несомненно, надо учитывать данный ряд произведений, тем более, что сам поэт текстом «письма» стремится вызвать у читателя нужную ассоциацию. Строки «Только ты меня уж на рассвете Не буди, как восемь лет назад…» прямо адресуют читателя к стихотворению «Разбуди меня завтра рано.» не только своей хронологической точностью («восемь лет»), но и антитетичностью содержания действий («Разбуди… рано» — «на рассвете не буди»).

Последующие стихи «Письма матери» тоже антитетичны по отношению к стихотворению «Разбуди, меня завтра рано…»: «Не буди того, что отмечталось, Не волнуй того, что не сбылось…» Вот здесь и кроется разгадка поведения поэта и трагедийный пафос его, понять который и помогает нам обращение к произведению, написанному в марте 1917 г.

«Разбуди меня завтра рано…», по словам С. Толстой-Есениной, было первым откликом Есенина на Февральскую революцию. Отношение поэта к революции выражено в определении — «дорогой гость». И хотя в стихотворении не использована церковнославянская лексика и библейская образность, тем не менее в основе фабулы произведения лежит миф о вторичном пришествии Христа, который будет широко интерпретирован в поэмах Есенина 1917–1918 гг.

Христос (Спас) в этих поэмах отождествлен с революцией.

Новый на кобыле

Едет к миру Спас.

Наша вера — в силе.

Наша правда — в нас!

(II, 44).

В стихотворении «Разбуди меня завтра рано…» аналогичная образная картина: «дорогой гость»

На рассвете он завтра промчится,

Шапку-месяц пригнув под кустом,

И игриво взмахнет кобылица

Над равниною красным хвостом

(1, 295).

И хотя стихотворение «Разбуди меня…» лишено библеизмов, оно не менее философично, чем «маленькие поэмы» Есенина 1917–1918 гг., изобилующие ими. В этом произведении отражено то же крестьянское понимание революционных событий, которое позднее воплотится в сказочно-утопическом образе «иной страны» Инонии. В этом и скрыты истоки будущего раздвоения поэта, когда на смену пафосной вере пришли скепсис, растерянность и непонимание закономерностей исторического процесса. И, как следствие этого, появились произведения, пронизанные отчаянием и предчувствием гибели («Сорокоуст», «Кобыльи корабли» и др. произведения 1920 г.).[186] Эти последствия душевной драмы и ощущаются в «Письме матери» («Не буди того, что отмечталось…»).

В «Письме к женщине» поэт отчетливо осознает свою былую растерянность и беспомощность. Грандиозный созидательный размах пролетарской революции Есенин оценил позже и во многом благодаря сравнению советской действительности с действительностью капиталистического Запада («Лицом к лицу Лица не увидать. Большое видится на расстоянье…»).

«Письмо к женщине» пронизано единым радостным чувством перерождения и признания единства своего пути и пути «Руси советской». Именно в этом стихотворении, как правильно считает Е. Карпов, «тема Родины и личной судьбы поэта нашла свое яркое воплощение».[187]

А в «Письме к деду» поэт уже настолько свободен от былых заблуждений, что даже может иронически относиться к ним. Если раньше уход из деревни воспринимался Есениным как трагедия (особенно ярко это отражено в стихотворении «Устал я жить в родном краю…», 1916), то теперь он спокойно замечает деду:

…тот, кто хочет

Знать другую гладь,

Тот скажет:

Чтоб не сгнить в затоне,

Страну родную

Нужно покидать

(II, 231).

В родном деде оказались наиболее цепкими боязнь города («город — плут и мот») и неприятие всего, что идет от него («Твое проклятье Силе паровоза Тебя навек Не сдвинет никуда»). Не так давно и сам поэт мыслил аналогично. Наиболее ярко эти мысли воплотились в картине неравного поединка «красногривого жеребенка» и поезда на «чугунных лапах» («Сорокоуст», 3-я часть). Очерк «Железный Миргород», написанный после возвращения Есенина из заграничного вояжа в 1923 г., во многом помогает понять происшедшую в поэте перемену: «Вспомнил про „дым отечества“, про нашу деревню, где чуть ли не у каждого мужика в избе спит телок на соломе или свинья с поросятами, и вспомнил после германских и бельгийских шоссе наши непролазные дороги и стал ругать всех цепляющихся за „Русь“, как за грязь и вшивость. С этого момента я разлюбил нищую Россию… С того дня я еще больше влюбился в коммунистическое строительство.» (IV, 258). Теперь Есенин понимает, что многовековой дедовский уклад расшатать очень трудно, но надо, во имя будущего родины, ибо на красногривом жеребенке далеко не уедешь.

Я знаю

Время даже камень крошит…

И ты, старик,

Когда-нибудь поймешь,

Что, даже лучшую

Впрягая в сани лошадь,

В далекий край

Лишь кости привезешь…

(II, 233).

Перечитывая поэтические «письма» Есенина — к родным, видим, как от «письма» к «письму» исчезают сомнения поэта и как певец идеалов «голубой Руси» становится не только попутчиком, но и пропагандистом «Руси советской».

III. Контекст истории литературы

Существует мнение, что «Письмо матери» написано под непосредственным впечатлением от стихотворения В. Наседкина «Гнедые стихи». В частности, так считает сестра поэта — Е. А. Есенина.[188] Однако содержание «Гнедых стихов» ближе не «Письму матери», а диптиху «Письмо от матери» + «Ответ» (особенно первой части). Параллелей между стихами Есенина и Наседкина можно отыскать много.

«Гнедые стихи»

Написал мне отец недавно:

«Повидаться бы надо, сынок…»

«А еще поздравляем с поэтом.

Побасенщик, должно, в отца…»

«… пора бы, ты наш хороший,

Посмотреть на портрет снохи»

«А главное — лошадь, лошадь!

Как можно чаще пиши стихи»

«Письмо от матери»

Она мне пишет:

«Если можешь ты,

То приезжай, голубчик,

К нам на святки…»

«Мне страх не нравится,

Что ты поэт…»

«… если б дома

Был ты изначала,

То у меня

Была б теперь сноха…»

«… у отца

Была напрасной мысль,

Чтоб за стихи

Ты денег брал побольше».

«У нас нет лошади».

Но стихи Есенина не только отталкиваются от стихов Наседкина (не случайно только первая часть диптиха «наседкинская»), они противостоят им. Стихи Наседкина не выходят за пределы деревенской тематики и по сути дела камерные («Вам смешно вот, а мне беда: Лошадьми за стихи не платят…»). Есенин же в «Ответе» вышел за пределы деревенской околицы. И не случайно в стихотворении появляется образ «простора», открытого «весной-революцией». В сравнении с содержанием эпохи деревенские заботы кажутся поэту мелкими, но он их, впрочем, не отвергает. Есенин считает их просто пока неуместными:

Я выйду сам,

Когда настанет срок,

Когда пальнуть

Придется по планете,

И воротясь,

Тебе куплю платок,

Ну, а отцу

Куплю я штуки эти

(II, 217–218).

Преодоление узости деревенского мировосприятия и позволило Есенину стать общенациональным поэтом. В этом аспекте благотворную роль в судьбе Есенина сыграла русская классическая литература, особенно Пушкин. А. 3. Жаворонков считает, — что «ориентация на Пушкина — принципиальная позиция Есенина в 20-е годы».[189] В Пушкине Есенин видел не только гордость страны, но прежде всего мастера, на которого надо равняться.

В послеоктябрьском творчестве Есенина важнейшей проблемой была проблема «о времени и о себе».[190] Как видим, она отчетливо была поставлена и в поэтических «письмах» к родным. «Реализм Пушкина и всей классической литературы убеждал Есенина в необходимости постоянной, неразрывной связи писателя с жизнью страны, народа, правдивого изображения ее в свете передовых идей эпохи».[191] Пушкин помог Есенину преодолеть пессимизм, увидеть и почувствовать радость жизни. И это жизнеутверждающее начало звучит в последнем произведении цикла «Письмо к сестре». Начальные стихи «О Дельвиге писал наш Александр, О черепе выласкивал он строки…» отсылают читателя к «Посланию Дельвигу» Пушкина.

Жизнеутверждающее начало в стихотворении Есенина воплощено в образе вишневого сада, который в «Письме матери» раскрывал душевную подавленность поэта, а в «Письме к сестре» — философское понимание поэтом вечности и красоты бытия. И в этом плане концовка стихотворения Есенина аналогична по выводам элегии Пушкина «Брожу ли я вдоль улиц шумных…».

Таким образом, «письма к родным» Есенина — это лирический цикл, основанный на единстве ассоциативно-психологического сюжета, эволюция которого раскрывает идеологический рост поэта. Ассоциативность прочтения «писем» была сознательной установкой Есенина, потому что эти произведения не только подытоживали целую полосу его биографии, но и открывали перспективы для нового творческого взлета.