1.4. Демистериальный зов муляжей

Вот земля. Она дрожит. Это зов. Но сейсмические станции отмечают не зов, а землетрясение. Я, как дон Хуан, рожденный в воображении Кастанеды, отвечаю на зов какими-то движениями своего тела. Что это? Танец. Мистериальный пляс, внутри которого устанавливается со-общение с движением земли. Движением тела исихасты отвечали на зов Бога. Есть что-то, что мы знаем уподоблением с сообщенным. Это знание изнутри мистериального уподобления. Место, в котором приостанавливается действие мистерии, я называю патом. Земля остыла. Она больше не дрожит, т. е. не посылает свой зов. Да нам он и не нужен. Ведь пат. А мы танцуем и движением тел в танце создается симулятивный ответ на несуществующий зов. Пат демистериализует мир.

Может быть, зов еще где-то и существует, да нет на него отклика, т. е. нет подтверждения тому, что содержится в зове. Зов без отклика — это муляж, подсадная утка. Имита-тивный зов становится криком, к шуму которого легко привыкнуть. Все кричит. Везде подсадные утки. Ко всему привычны. И это патовый дизайн муляжей.

Крик дизайнера не столько предостерегает об опасности спасения в симулятивном месте, сколько маскирует бессилие безответного. В демистериальном мире можно лишь перекричать кричащего. Дело не в том, что у тебя за душой, а в том, какая у тебя глотка. Луженая или нелуженая. Поверхность ангажирует слух. Чтобы быть на поверхности, нужно быть на слуху. Дизайнеры слуха создают реальность, в которой нет конца. И ни» кто не может пойти до конца. Например, Джордано Бруно. Вот он хотел пойти до конца. И пошел. И сгорел. А я не могу. Нет конца в пространстве пата. Но я и не сгорю. Я вечен как слепок с Я.