Женское изобретение

Но что тем временем происходит в женской одежде и моде? Участвует ли женский наряд в последовательной модернизации одежды, в подлинном развитии моды или ограничивается лишь статистическими вариациями? Какие фундаментально новые вещи появились у женщин, не являющиеся при этом подражанием мужчинам? Первым делом стоит обсудить, случалось ли мужчинам копировать женщин и заимствовать какие-либо заметные эффекты женского облачения.

В период Ренессанса, около 1500 года, у мужчин действительно появилась одна женственная тема — декольте. Оно появляется на автопортретах Дюрера 1493 и 1498 годов, у элегантных молодых персонажей Тициана и Джорджоне. Такая мода придавала женственность даже бородатым мужчинам, поскольку открытая шея уже воспринималась как фундаментальная черта женского костюма. Она также намекала на уязвимость и слабость, что никак не вязалось с привычным мужским идеалом силы и беспощадности, суровости и отрешенности. Эта деталь была ощутимым намеком на пассивную эротику и, несомненно, стремилась воспроизвести не только одежные, но и сексуальные пристрастия Античности.

В позднем Средневековье женщины смогли опустить линию выреза, потому что оба пола стали носить более облегающую одежду: прежде платье могло попросту свалиться с плеч, если сделать глубокое декольте. Понятно, почему мужчины в свою очередь могли обнажить шею: ради соблазна или чтобы придать своему наряду изысканность, уместную для человека со средствами, погруженного в философию или искусство, а заодно выставить напоказ красивые мышцы шеи и привлекательные ключицы. Даже грубые швейцарские наемники в начале XVI века считали низкий вырез удачным сочетанием с голыми волосатыми ногами, выпирающим гульфиком и свирепо прорезанными рукавами. Но это увлечение у мужчин длилось очень недолго; оно было причудой гуманистов, сопутствовавшей возрождению античных наук и античного интереса к телу, и вовсе не подходило следующим поколениям, погруженным в религиозную борьбу и занятым распространением империи модерности.

Хотя непривычному глазу длинные распущенные волосы кажутся приметой женского облика, они снова и снова возвращались (иногда в виде париков) в мужскую моду, создавая отнюдь не женственный образ Самсона. В действительности женщины редко позволяли себе свободно распустить волосы, обойтись без сложной прически или же без головного убора. Длинные волосы женщины заплетали в косы, подвязывали узлом, завивали, вплетали в них орнаментальные детали или же накрывали целиком. В истории западного мира только Богоматерь и девственницы появлялись в модной одежде, но с неприкрытыми длинными волосами.

Распущенные волосы у женщин всегда обладали выраженными сексуальными коннотациями, служили знаком эмоциональной разнузданности, чувственности, попросту приглашением заняться любовью — так выглядела Мария Магдалина. Это же значение волосы имеют и в современной моде. Иначе говоря, и сегодня женщины по-прежнему опираются на старинные темы. Как половое влечение, так и распущенные волосы женщине полагалось прятать и ни в коем случае не проявлять публично, хотя самые достойные незамужние девушки, подобно девственной Богоматери, распускали волосы в доказательство абсолютной чистоты. Желание в них дремало, как в малых детях; окутывающий их плащ волос был даром от Бога, подобно тому как одеяние полевых лилий, которые не сеют и не жнут, служило воспоминанием о райской наготе. Непробужденное желание в зрелой девушке — мощная энергия, нерасточаемая, беспримесная, достигшая максимальной силы и сосредоточенности. Королева Елизавета I явилась на коронацию с распущенными волосами, украшенная многочисленными драгоценностями и вышивками, чтобы подчеркнуть свою девственность как элемент власти, и мирской, и сексуальной. Так же и невесты шли к венцу с распущенными волосами, так изображают на иконах святых девственниц. Даже достопочтенные матроны заказывали свои портреты с распущенными волосами — двойная женская уловка, передающая разом и целомудрие хозяйки дома, и ее сексуальный потенциал. Большинству женщин необходимо было иметь длинные густые волосы — свидетельство сексуальности, однако демонстрация этого украшения строго контролировалась.

И наоборот, взрослые мужчины демонстрировали распущенные волосы публично как сугубо маскулинное украшение наряду с мускулами и ст?тью — признаками мужской мощи. Женственной эта прическа стала казаться только тогда, когда стала модной. Затяжной период моды на короткие мужские стрижки закончился — тут-то длинные волосы и навлекли на себя недовольство консерваторов, по-прежнему ассоциирующих их с женской вседозволенностью. Как нередко бывает, то, что у мужчин является древней приметой силы, у женщин оказывается признаком личной слабости. Эта слабость словно передается мужчинам, когда они впервые решаются отпустить волосы или же когда мода совершает очередной оборот и они отказываются от этой прически. Иные варианты причесок из распущенных волос могут даже восприниматься как очередное заимствование у мужчин, в точности как очень-очень короткая стрижка. Теперь это стало способом проявлять чистую сексуальную силу, не признавая каких-либо мифологических женских слабостей.

Женщины, и только они, привнесли в моду очень важный элемент — декольте. Это не только низкий вырез спереди и сзади, но и линия рукава, позволяющая выставить напоказ запястье или иные части руки и плеча. Завершилась модернизация в этой области решительным укорочением юбки в XX веке; оно происходило в несколько этапов, как и прежние реформы, которые выставили напоказ верхнюю половину тела. И наконец, женщина решилась обнажить талию — новая опция, вовсе не принудительная.

Любопытно, что, когда юбки до крайности укоротились, женская мода, описав полный круг, снова вернулась к мужской. Очень короткая юбка появилась на свет в 1960-е годы, в тот самый момент, когда брюки окончательно заняли свое место в женском гардеробе: мини-юбка оказывается запоздалым отголоском на возмутительное обнажение мужских ног в конце Средневековья. Она явилась очередным заимствованием из мужского образа, стоявшего у истоков модерности. Девушка превращалась в мальчика-пажа, из-под крошечной туники тянулись бесконечные ноги в ярких колготках.

Но самой интересной женской инициативой в области моды на протяжении столетий оставались варианты обнажения верхней части туловища, шеи, рук, талии, причем мужская мода редко этому следовала. До сих пор в сугубо официальных ситуациях недопустимы даже строгие рубашки с короткими рукавами. В них ощущается некоторая мятежность, главным образом потому, что короткий рукав мужчины действительно заимствовали у женщин: в женском костюме выставлять напоказ руки приемлемо и достойно. Расслабляясь или выражая открытость, мужчины позволили себе снимать рубашки или закатывать рукава и расстегивать воротник, но так и не научились делать декольте или отрезать рукава, чтобы обнаженная кожа выглядела привлекательно и таинственно. За всю долгую историю моды они не делали этого с пиджаками, мантиями и камзолами. Даже появившиеся под конец XX века очень короткие мужские шорты и обнажающие большие участки тела майки несколько провокативны в качестве мужского городского образа — мне кажется, именно потому, что мужчины переняли современные женские правила повседневного обнажения. В Античности, разумеется, все обстояло с точностью до наоборот: мужчины обнажались, а женщины кутались.

Юбка, этот древний традиционный элемент одежды, рассматривается как изначально и безусловно женский элемент, когда она ниспадает с талии, и начиная с появления юбок в XVI веке они никогда не включались в обычный мужской костюм. Килт, наиболее схожая внешне с юбкой деталь мужской одежды, представляет собой пережиток древности, когда мужчины драпировали свое тело, даже отправляясь на войну. Все изысканные женские головные уборы, от вуали до чепчика и жестких капюшонов, также представляли собой женское изобретение, и мужчины никогда его не перенимали. Если ученые и старики порой надевали похожие на женские, плотно прилегающие к голове шапочки для защиты от холода, то, выходя на улицу, они прикрывали их честными мужскими шляпами. Мужские капюшоны были либо принадлежностью клириков, как часть рясы, либо немодной плебейской защитой от погоды. Теперь ими увенчиваются толстовки и парки.

Прогресс модернизации собственно женской моды шел медленно. Несмотря на то что открывающее шею декольте появилось достаточно рано, рукав укоротился только в XVII веке, когда впервые была сделана осторожная попытка обнажить руку повыше запястья. Постепенно рука открылась вплоть до локтя, и этому соответствует дальнейшее обнажение ее выше локтя — декольте существенно расширилось, и из него выступали даже плечи. В этот момент, примерно в 1660 году, обнаженное женское запястье и нежная ручка ниже локтя, намекающая на гладкую кожу и мягкую плоть под одеждой, наконец вступили в отчетливую перекличку с обнаженной грудью и плечами — еще один взбадривающий моду необратимый ход.

Тенденция максимально обнажаться выше пояса продолжалась в сочетании со все более радикальным закутыванием фигуры и драпировкой ниже пояса. Кульминацией ее стали модные вечерние платья конца XIX века: полностью обнажены руки, почти вся грудь, спина, плечи, от рукавов остался разве что след. Ребра и талия были жестоко стиснуты и утянуты, зато сложная юбка становилась все объемнее, многослойнее и причудливее по форме. Женская фигура подчеркнуто делилась на верхнюю и нижнюю половину. В середине XX века эта мода дошла до крайности: от рукавов полностью отказались, изобрели платье без лямок на плечах, тугим коконом обтягивающее ребра и бюст, ниже — либо развевающаяся, либо льнущая к телу юбка. Руки были выставлены напоказ полностью, и обнажились не только спина, грудь и плечи, но даже подмышки. Сочетание почти обнаженного верха и тщательно закутанного низа сохраняет свою силу и в современном мире и кажется уместным в те моменты, когда берет верх историческая или романтическая концепция женского образа — на балу, на свадьбе, на сцене или в кино.

В этом выражается упорно сохраняемый миф о женщине — тот самый, который породил русалку, роковым образом разделенное на две природы чудовище, очеловеченное лишь выше пояса. Ее голос и лицо, ее грудь и волосы, шея и руки были полны соблазна, предлагали все те исходящие от женщины наслаждения, которые воспринимаются как благие: безграничную нежность и плотскую радость материнской любви, одновременно суля и грубую энергию взрослого секса. Верхняя, женская, половина обещает и величайшее удовольствие, и некую иллюзию сладостной безопасности — но это ловушка. Ниже, под морской пеной, под струящимися волнами нарядной юбки, скрыто другое тело — омерзительное, чьи формы закованы в чешую фригидности, океанское нутро провоняло нечистотой.

Неудивительно, что женщины избрали брюки в поисках костюма, который обеспечил бы им решительный разрыв с подобной мифологией. Разделив ноги и подчеркнув их, женщины, как им казалось, совершили необходимый шаг и заняли свое место в сексуальной политике. Разумеется, это нововведение объяснялось только стремлением к удобству — истинные его мотивы никогда не осознавались. Главным было продемонстрировать полноценную человеческую природу женщины, то есть показать, что во многих подробностях ее тело практически не отличается от мужского. Нужно было показать, что женщины, как и мужчины, обладают обычными, рабочими ногами, а не особыми устройствами для танца и акробатики, мелькающими в блеске мишуры, конечностями, предназначенными исключительно для любовной игры, эдакими нижними руками, годными только обхватывать и душить. Это значило также доказать, что они обладают обычными рабочими мышцами и связками, печенкой и селезенкой, легкими и желудками, а следовательно, напрашивается логический вывод, и такими же мозгами.