Алексей Намзин

Алексей Намзин

Я заметил, что у меня получается под 7-струнку петь лирику и прочее, а под 6-струнные гусли хорошо получается только драться.

Ощущения во время игры разные. Бывает, играешь, но не берёт за живое. А вот когда песню «Дватсат лет» подобрал, пропел, аж мурашки пошли, закружилась голова, уснуть не мог ночью, всё песня жила во мне. Это была песня Алексапольского пехотного полка. Как потом оказалось, у меня там прадед служил. Это, наверное, и есть родовая память.

У финно-угров гусли чётко связаны со жреческой традицией. Поэтому те же кантеле сценическим музыкантам пришлось усовершенствовать, как и русские концертные гусли, чтобы они извратились, стали эстрадным инструментом, попсовым, а не священным. Так вот, в «Калевале» поётся о связи музыки кантеле с миром как людей, так и животных и птиц. Все слетаются на звуки кантеле, чтобы насладиться игрой. Читал интервью с одним удмуртским жрецом, игроком на крезьсе — он отметил, что когда играет в священной роще, слетаются птицы. Поэтому ничего удивительного, если звери на игру прибегают. Как-то в лесу пел финские руны, и когда пел о том, как старик Вяйнё сделал первое кантеле, и все к нему сбежались и слетелись, ко мне на полянку выскочил заяц. Старый, матёрый. Сидел и слушал. Я так оторопел, что замолчал. Он посидел, понял, что песен уже не будет, и исчез в высокой траве. Сразу оговорюсь — был трезв. И я, и заяц.