Глава 18 Возвращение

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 18

Возвращение

Гудки машин, сирены «скорой помощи», крики и плач — все это внезапно нарушает безмятежность долины Арафата. «Поднимайтесь, собирайте вещи, мы отъезжаем!» — кричит старый горбун, обращаясь к спящим паломникам, которые вскакивают на ноги дружно, как один человек. Начинается страшная суматоха. Мужчины быстро собирают сумки и выходят наружу, расталкивая еще не проснувшихся паломников. Женщины принимаются всхлипывать и причитать: «Не бросайте нас! Ради Аллаха, подождите!» Никто их не слушает. Привычная паника перед отъездом. «Каждый за себя, и Аллах со всеми», — бормочет алжирец по-французски. Паломники лихорадочно собирают поклажу. «Скорее, скорее, места ограничены, — поторапливает мужчина женщину, — быстро, а то останешься здесь». Она храбро отвечает: «А ну попробуй оставь!»

9-е Зу-ль-хиджа

Через несколько минут тысячи людей оказываются прижатыми к обочине дороги. Их накрывают облако выхлопных газов, изрыгаемых автобусами, которые увозят паломников от Арафата. Мимо нас с приветственными криками проплывают китайцы, тунисцы, камерунцы, филиппинцы. Хаджи из Кабилии возводит взгляд к небу, восклицая: «Боже! Какой грех мы совершили? Мы и приезжаем, и отъезжаем последними!» Толпа его поддерживает. «Попадись мне только кто-нибудь из членов этой делегации! Порву на части, запихну в духовку и поджарю без соли!» — вопит алжирец из Нанси. Паника не убывает, но кое-где слышны смешки.

Это ифада, возвращение в долину Муздалифа, вновь нахлынувший поток паломников. Как правило, вудуф продолжается до захода солнца, «до того момента, когда его желтое сияние угасает и диск размывается».

Наступление ночи стало сигналом к отправлению. Мухаммед сел на верблюдицу и велел своим последователям идти за ним по каменистым тропинкам долины. Они двинулись в сумерках, под веселые разговоры, пение молитв и трубные крики верблюдов. Караван увяз в ночи. «Братья, спокойнее! Набожность проявляется не в том, чтобы погонять животных!» — советовал посланник своим спутникам. Этой репликой, на первый взгляд совершенно безобидной, пророк на самом деле стремился порвать с традициями языческой ифады. Речь шла еще о доисламской церемонии, которую печать пророков пресек, приспособил к новым принципам и затем присоединил к хаджу.

Когда-то ифада начиналась до наступления сумерек. Вероятно, это было связано с примитивными солярными ритуалами и с представлениями об умирающем солнце. Бога, которому поклонялись в Мусдалифе, звали Кузах, и он был хозяином огня, воды и повелителем грозы, увенчанным радугой, он метал молнии и посылал дожди. Выполнение хаджа в те времена совпадало с осенним равноденствием, с похолоданием и первыми ливнями. С этой точки зрения становятся понятными названия многих ритуалов хаджа: «Напоение водой» (яум ат-тарвия), «Возвращение» (ифада), «Потоп» (таваф). Можно было подумать, что стояние на Арафате было посвящено ежегодному апогею силы солнца и в то же время — его агонии. Когда оно начинало клониться к горизонту, паломники, как безумные, кидались вслед за ним. Но этот был бег сломя голову, из разряда «спасайся кто может»: дети, старики, женщины наталкивались друг на друга, падали, терялись и иногда погибали, задавленные толпами верблюдов и людей, жаждущих снискать милость Всевышнего, но сами не отличающиеся милосердием.

Посланник Бога, возмущенный таким хаосом, перенес время начала ифады на закат, когда солнце скрывалось полностью, и покончил с безжалостной давкой, приказав идти медленно. Традиция настаивает на том, что к Муздалифе Мухаммед двигался в умеренном темпе. Имам аль-Газали писал о том, что «верующий должен совершать ифаду степенно и с серьезностью, не заставляя лошадей и верблюдов двигаться быстрее, — тогда он исполнит слова Пророка». При всей своей святости Сунна располагает собственными благими пожеланиями. Правоверным не по душе благопристойная мудрость. И ифада по-прежнему остается суматошной, крикливой; окрестности оглашают славословия Аллаху на множестве разных языков, животные и люди давят друг друга, и на песке остаются трупы паломников, лошадей, верблюдов, ослов и коз. Ибн Джубайр рассказывает, что после сигнала к началу ифады толпа бросалась вперед «так, что земля и горы содрогались».

Для многих хадж заканчивается на Арафате и в его окрестностях. И грифы об этом прекрасно осведомлены. Припозднившись как-то, мы видели, что они кружат над нашими головами. Да и плохая дорога, скалистая, крутая тоже нередко становится причиной смерти людей. Одни срываются вниз, другие спотыкаются, падают и оказываются затоптанными толпой, третьи становятся жертвами разбойников-бедуинов, сидящих в засаде под покровом ночи. В корне слова «ифада» содержится элемент, общий для слов восстание (интифада), наводнение (аядан) и анархия (фауда).

Арафат. Наш автобус приезжает после трех часов ожидания. Двери открываются, но паломники так толпятся, стараясь поскорее попасть внутрь, что никому не удается этого сделать. Наконец в автобус прорывается обнаженный мужчина — его ихрам сорвали в давке. Он безумным взглядом обводит толпу в поисках потерянной одежды. Водитель сует ему журнал, чтобы тот прикрылся. Остальные изо всех сил отпихивают соседей, чтобы самим прорваться в салон машины. Что за эгоизм! Самые сильные раздают тумаки тем, кто послабее, отовсюду несутся проклятия и молитвы. «Пропусти, сопляк!», «Заткнись, свинья, а то вырву тебе язык и обмотаю, как тюрбан!»

В воздухе кружат вертолеты, а армада рабочих-филиппинцев приступает к свертыванию лагеря, палатка за палаткой. Театр уехал, но цирк еще здесь, у автобусов. Одноногий калека, которого несут на руках, хочет поговорить с водителем. Женщины выходят из своего укрытия и принимаются причитать: «Что вы за мужчины! Я таких, как вы, в пачки вяжу, когда иду в туалет!»

«Аллах Акбар!» Свет вспыхнувших прожекторов встречают бурными овациями. Мы плывем среди тысяч машин. Полицейский перегораживает нам дорогу: мы оставили в палатках раненых, больных и умирающих стариков. Кто с ними знаком? Разумеется, никто. «Проезжайте, Аллах с вами», — бросает полицейский. А что будет со всеми этими несчастными? Никого это больше не заботит.

По всем дорогам тянутся целые флотилии паломников. Вереницы машин, ощупывающие темноту молочно-белым светом фар, напоминают змея или дракона. Хадж уже не тот, каким он был когда-то. Раньше каждый квадратный сантиметр этой земли вызывал в памяти слова пророка. У окраины Муздалифы находилось место, где Мухаммед сошел с верблюда, помочился за скалой и выполнил омовение. С тех пор поколения верующих толпятся там, сражаясь за право облегчить душу и мочевой пузырь. Сегодня фундаменталисты устраивают тут настоящие битвы и, вооружившись священными текстами и рассказами предыдущих хаджи, усердно ищут ту самую скалу.

«Муздалифа!» — кричит во все горло водитель и резко нажимает на тормоза. Землю окутала такая густая, чернильно-черная ночь, что даже свет фар поглощается тьмой. Однако именно здесь нужно набрать по меньшей мере 49 камешков размером с фасолину, чтобы в долине Мина бросить их в столб, символизирующий сатану.

Местное божество, Кузах, оглядывал свои владения с вершины горного отрога, носящего его же имя.

Установление культа этому богу — заслуга великого предка курайшитов, Кусая ибн Килаба. Язычники разжигали перед изображением Кузаха гигантский костер и производили страшный шум, изображая раскаты грома. Этот ритуал длился до появления первых лучей солнца — сигнала к началу еще одной ифады к Мина. Чтобы предупредить всякую возможность путаницы между «варварским» обычаем и обычаем «верующих», пророк приказал приступать к ифаде до рассвета. Ночью люди бодрствовали (мабит). «Эту ночь проведите в молитвах и пусть приношения ваши Аллаху будут самыми лучшими», — пишет аль-Газали. Мусульмане посеяли семена ислама на землях, где ранее процветал культ Кузаха, но сами продолжали соблюдать древние обычаи. Во времена правления первых четырех халифов династии Аббасидов священный холм озарял свет костров и свечей, огромных, как кипарисы. Ибн Джубайр рассказывает нам, что с заката до рассвета «мечеть была сплошным столпом света, словно все звезды сошли с неба, чтобы собраться здесь». На протяжении последнего столетия ночь в Муздалифе озаряли фейерверки, а фанфары и пушечные залпы не смолкали до утра. Хотя традиция относится к мабиту как к одному из основных ритуалов хаджа, в наши дни он представляет собой короткую остановку, во время которой паломники читают молитвы и собирают камешки, чтобы отправиться с ними в Мина. Народная этимология связывает название «Муздалиф» с именем Евы, «приблизившейся» (издалафат) здесь к Адаму. Древнюю мечеть на этом «месте, не знающем печали», снесли, чтобы построить огромный ангар. О его-то красоте никто не позаботился: стены, терраса, бетонные минареты, питьевая вода и вентиляторы — вот его главные достоинства. И как последнее благословение, — эти здания спроектированы по образцу крупных супермаркетов в пригородах.

Внутри можно остаться на ночлег после ежевечерней молитвы. Там довольно удобно, есть холодная вода и кондиционеры. Но чтобы найти место, вставать приходится очень рано.

«Не выходите! — вопит некто рыжеволосый с желтыми зубами. — Мы еще не доехали до Муздалифы!» Водитель возмущается и начинает спорить. Наконец паломники ступают на землю и подбирают камешки, груды которых плохо различимы в темноте. Сюда специально привозят гравий, чтобы паломники могли взять нужное количество камней. Одни светят себе зажигалкой, чтобы лучше разглядеть добычу, другие громко читают молитвы, третьи задумчиво расхаживают взад-вперед с бутылкой воды в руке, прикидывая, где бы можно совершить омовение. Машины и автобусы продолжают прибывать. Далеко на западе светятся огни Мина.

Недоверчивый рыжеволосый тип продолжает бубнить: «Это не Муздалифа! Ты нам всем испортишь хадж…» Водитель его не слышит, он наслаждается кассетой с песнями Умм Кулсум, рассеяно глядя куда-то вдаль. Женщина присаживается на соседнее кресло и говорит в спину шоферу: «Рогоносец, египетская макрель». Среди пассажиров поднимается возмущенный ропот. Услышать такие низкие ругательства от пожилой женщины, да еще в эти святые для всех дни, очень неприятно для каждого мусульманина. Это режет слух. Но вот все рассаживаются по местам, у всех заветные 49 камешков или «угольков» (джарамат).

Дорога перед Мина пересекает долину, являющуюся чем-то вроде нейтральной зоны, между Муздалифа и Мина. Здесь обычно советуют прибавить ходу, чтобы скорее миновать этот островок скверны, занозой сидящий в сердце Святой земли. Говорят, что именно здесь Бог покарал негуса Абраха, «чей кончик носа был отсечен», йеменского завоевателя, появившегося у врат Мекки во главе многочисленной армии, использовавшей для сражений боевых слонов. Каабу же защитило небесное войско: внезапно появившиеся мириады птиц забросали захватчиков камнями и высохшими комьями грязи. Событие получило еще большую известность оттого, что дата его совпала с датой рождения Мухаммеда, и 570 год стал отныне называться годом слона (ам аль-филь). Согласно другой версии, на этом месте арабы-христиане совершали вукуф, что вызывало неприятие у мусульман, и они изменили свой ритуал. В любом случае, сегодня мало кто путается в этих топографических тонкостях. Толпы паломников, шоссе и двустороннее движение сделали ненужными ритуальные расположения.

Мина. В направлении Мекки тянется длинный освещенный коридор, по обеим сторонам которого высятся горы, их склоны усеяны палатками. Пейзаж напоминает Арафат с той разницей, что около Мина находится несколько жилых кварталов. Машины с огромным трудом пробираются сквозь толпы паломников, заполонившие все кругом. Отупевшие от усталости они бегут вперед, сами не понимая куда, переговариваются, что-то покупают.

Где туалет? Все пускаются на его поиски, но оказывается, что им можно было воспользоваться только на Арафате. Здесь же — те же самые палатки, цистерны с водой, тот же медпункт. Каждый находит себе уголок, бросает сумку и тут же проваливается в сон. Снаружи воздух пыльный, тяжелый, удушающий; тиски жары все сжимают. В небе звездные узоры, напоминающие купол Харама или рассыпанный кускус. На иссушенных зноем охровых склонах гор зреют гроздья белых палаток.

Паломничество в цифрах

Ни один человек из алжирской делегации не появился, чтобы собрать паломников вместе, рассказать им о том, что будет после Мина, сориентировать их в ритуалах. Так что верующие либо спят, либо в полном отчаянии бросаются в волны уммы. Мужчина прислоняется спиной к цистерне с водой, сев на корточки и развернув газету, которую он якобы читает. Под прикрытием ежедневника «Ан-Надва» он справляет нужду.

Пресса ведет подсчет числа паломников: согласно статистике, предоставленной министерством финансов, вукуф на Арафате выполнили 1 379 557 человек, из которых 762 755 — иностранцы. По старинному народному поверью на хадж должны собраться 600 000 верующих — это связано с традицией иудаизма, утверждающей, что Моисей вывел из Египта 600 000 своих соплеменников. Еще столетие назад такая цифра была бы правдоподобной, но сейчас поток паломников сильно увеличился.

Чтобы привезти их всех сюда, потребовалось 88 460 транспортных средств. Было продано полмиллиона почтовых марок, зафиксировано более девяти миллионов международных телефонных звонков, за один день роздано пять с половиной миллионов литров воды в пакетах. В этом году паломников-мужчин оказалось 59 процентов; они прибыли из 123 стран мира. Масс-медиа громогласно отмечали, как спокойно и мирно проходит хадж, ни словом не обмолвившись о погибших.

На улицах полно детей, они идут бок о бок. Захлебываясь пронзительными и яростными гудками, машины и автобусы пытаются проложить себе путь в толпе. Дорога — сплошная пробка. На каждом углу торговцы расхваливают свой товар. Туг же — прокаженный, лишившийся кистей рук из-за своей страшной болезни, и слепой, сидящий перед тарелкой, на которую сердобольные паломники бросают монеты. Но «герой» этого театра убогих, если судить по количеству поданной милостыни, — индиец, страдающий от слоновой болезни. Нога выставлена напоказ, пальцы на ней чудовищно раздуты. Повсюду шныряют коробейники, старающиеся всучить гостям Бога пластмассовые чашки и ножи, плитку, кипятильники. Время от времени слышится тоскливое блеяние баранов и коз, доживающих свои последние часы. Так как долина Мина куда меньше долины Арафата, то паломники едва не садятся друг другу на голову. Невозможно найти даже минутного уединения. Как такое количество людей может умещаться на довольно ограниченной территории, да еще каким-то образом перемещаться по ней — загадка для всех. Традиция утверждает, что по мере прибытия правоверных горы расступаются. «Мина, — говорил пророк, — подобна матке, если она оплодотворена, то милостью Аллаха она расширяется!»

Столбы дьявола

Четыре часа утра. В темном небе плещется на ветру целое облако флагов. Армия индонезийцев под предводительством вожака с громкоговорителем гордо шествует впереди. «Аллах Акбар!» — выкрикивает он, и отряд правоверных, выбрасывая вверх руки и сжав кулаки, хором повторяет за ним: «Аллах Акбар!» Можно подумать, будто ты находишься на демонстрации. Эти мусульмане зовут своих братьев побивать камнями столб, символизирующий дьявола. Алжирцы хватают свои «патроны» и присоединяются к индонезийцам. Вид у них необычный — одновременно добродушный и воинственный. И сколько их, во всю силу легких скандирующих: «сатане уготованы камни», как это написано в Коране? Похоже, не меньше трехсот. Куда направляется этот тучный египтянин, которому трудно поспевать за остальными, эти яванцы с тяжелым взглядом и тонкими губами, этот одноногий, не устающий прославлять величие Аллаха?

Они идут к Мекке; длинная колонна людей тянется по скалистой дороге, по сторонам которой разбросаны маленькие дома и палатки. Это — дорога Джамарат-аль-акаба (горячие угли на склоне), так называют и камешки, что сжимают паломники, и столбы сатаны. Толпу охватывает волнение; лица многих влажные от слез и пота. Какая-то женщина бьется в истерике, заламывает руки; ее глаза совершенно безумны, а язык вываливается изо рта; она падает, прыгает, срывая с себя покрывало.

Вот и столб, состоящий из грубо обтесанных камней. Его высота около двадцати метров, диаметр — восемьдесят сантиметров. Его основание погружено в некое подобие бассейна, сделанного для того, чтобы обелиск устойчиво держался на склоне.

«Падай, сатана!»

Столб «большого шайтана» (аш-шайтан аль-кабир) осаждают сотни паломников. На сатану обрушивается град камней, сопровождаемый яростными выкриками. Каждый должен бросить семь камней, затем отойти, приберегая оставшиеся сорок два для других идолов. Только как выбраться из океана разбушевавшихся хаджи? «Аллах Акбар! Аллах Акбар!» — нараспев повторяют воины Господа, в ярости преследуя носителя зла и бед. «Угли» ударяются о столб, отскакивают и попадают прямо по головам паломников. На чьем-то выбритом, блестящем в свете фонарей черепе уже красуется кровоточащая ссадина. Афганец, прикусив губы так, что по подбородку стекает красная струйка, с ненавистью, с безумным взглядом швыряет камни. Раздаются панические выкрики. Люди хотят уйти — астматики, инвалиды, измученные женщины, дети, старики… Они плачут, взывают о помощи, как потерпевшие кораблекрушение. Все напрасно. Их втягивает в водоворот, в самый центр толпы. Вот на поверхность «всплывает» искалеченное, раздавленное тело какого-то старика. Оно переходит из рук в руки, на краю дороги его ждет машина «скорой помощи». Этот человек погиб в битве, и он — мученик. Следом за ним волны уммы выносят на берег тело ребенка. Затем — молодого пакистанца.

Неожиданно собравшиеся люди естественным образом начинают двигаться по спирали, и натиск толпы таков, что она сама несет тебя в нужном направлении. Пытаться идти «против течения» — безумие: верующие потеряли всякое чувство реальности. Они слепо движутся вперед, не замечая препятствий на дороге, натыкаясь на них. Основание джамры исчезло под грудой камней, зубных щеток, консервных банок, сандалий и куриных костей. Паломников просят бросать камни как можно ближе к «врагу», но люди, испуганные толпой, швыряют их как можно дальше. Над головами свистят пролетающие камни, то и дело они попадают в самих верующих… Мужчине булыжник разбивает рот. Крики боли смешиваются с мольбами. Настоящий апокалипсис. Какой контраст между сероватым, скучным ландшафтом и страшным возбуждением и давкой, царящими на дороге! Падающие «угли» образуют воронку, подбирающуюся к краю джамры. Женщины из последних сил забрасывают камнями «подвергающего искушению сердца людей» (Коран, 114:5) — Едва не плача, француз кричит: «Падай, сатана!» Но в какую бездну увлек его этот несчастный сатана, что теперь он с такой яростью осыпает его ударами?

Ментальная сфера обычного среднестатистического мусульманина ограничена двумя горизонтами, один из которых — райский сад (аль-джанна), а другой — пылающий ад (джаханнам, слово, родственное еврейскому гехиннум, откуда происходит христианское геенна огненная). Здесь безраздельно правит «Господин двух миров», и отсюда же родилось смешение ангелов (малаик), людей (инс), джиннов (джунун), шайтанов (шаятин) и прочих существ, наделенных душой, разумом и полом.

Дьявол в сердце

Сатана, или Иблис, как его называет ислам, — это восставший против Аллаха ангел, злейший враг человека, делающий все, чтобы стянуть лучшие души с пути, ведущего к Богу, чтобы помешать им войти в рай — высшую награду для человека. Миллионы верующих смиренно переносят свои беды и унижения, надеясь на вечную блаженную жизнь в раю. Всю свою жизнь они готовятся к этому переходу. Они считают, что шайтан (коранический эквивалент библейскому ха-сатан), главный «противник» человека, — это косоглазый старик с редкой бородой. На подбородке у него растет всего семь волосков. На слоновьей голове — глаза с узкими зрачками, рот с мясистыми губами и выступающими зубами. Челюсти похожи на челюсти кабана или быка. Каждый может встретить его на углу улицы. Вон тот старик, бросающий камни в столб, сам может оказаться шайтаном, затерявшимся в толпе паломников. Его лучшие друзья — развратники, пьяницы, ростовщики, все те, кто пропускает молитву, кто мочится стоя и совершает паломничество ради торговли.

Большой шайтан возглавляет армию, состоящую из «средних» и «маленьких» демонов, число которых равно пяти миллиардам, и цифра эта увеличивается (из 70 000 детей Иблиса каждый рождает 70 000 потомков, и они, в свою очередь, непрерывно размножаются). Их цель — завладеть человечеством, для чего у них имеется штаб, координирующий действия этой армады. Главными здесь поставлены три сына сатаны. Атва (задерживающий), усыпляет молящихся, мочась им в уши; Мутакади (подстрекатель) побуждает супругов разбалтывать семейные секреты, а Кухайяя (отяжеляющий веки) приводит в оцепенение верующих, собравшихся в мечети. Мусульманин незаметно для себя несет прилепившегося к коже демона в свою постель. Перед тем как «подняться» к жене справа, верующий обязан произнести молитвенную формулу: «Я ищу прибежища в Господе, да охранит он меня от козней сатаны…» Когда происходит излияние семени, верующий не должен забывать о «сезаме», закрывающем двери «клеветнику». В конце полового акта благочестивому мужу положено «спуститься» с правой стороны. Демон же, который оказался в кровати супругов, может (если мусульманин пренебрег молитвой) воспользоваться его женой, и тогда на свет появляются дети с синдромом Дауна, гомосексуалисты, хромые и пьяницы. В несчастных случаях, драках, войнах между мусульманскими странами повинен большой шайтан, который может скрываться под маской нечестивого имама, главы государства или, как считают иранцы, Соединенных Штатов, Франции и Великобритании, играющих роли среднего и маленького шайтанов.

Спасение от этой опасности одно: вера в Бога, в его Писание, в пророка и в Сунну. Мухаммед собирал «снаряды» и бросал их в каменные столбы. Камни должны быть размером с боб или с косточку финика, так, чтобы их можно было бросить без усилия, как это делают играющие дети. Но для этой цели запрещено разбивать булыжник на кусочки нужного размера, хотя можно подбирать осколки мрамора, кирпича и комки глины. Нельзя бросать золотые слитки, серебро и жемчуг. Но некоторые улемы также дозволяют бросать желуди, верблюжий помет и даже мертвых воробьев. Студент, изучающий теологию, объясняет нам, что при необходимости кинуть можно «и сандалии, и пояс, и часы, и вставную челюсть, и стеклянный глаз». Комментаторы Сунны утверждают, что можно даже метать из пращи (хадф), но нельзя использовать ни лук, ни поддавать камень ногой, за исключением случаев, когда болезнь мешает паломнику поступить иначе. Находились одержимые, стрелявшие в упор в шайтана и сеявшие панику среди собравшихся.

«Правильный» же паломник кидает камни один за другим, всякий раз прославляя величие Бога: «Аллах Акбар!» Если бросить их все одновременно, то, по мнению некоторых, ритуал будет недействительным, либо паломнику «засчитывается» только один бросок (другая точка зрения). Бросать следует правой рукой, с размахом, как, согласно хадису, поступал пророк («Он поднимал руку так высоко, что видна была подмышка»). У женщин этот жест не приветствуется. Паломнику запрещено бросать «угли», уже «использованные» его соратниками. Как только камни брошены, их поднимают ангелы, а иначе «пространство между горами было бы засыпано», утверждает народное поверье.

Над каменистой долиной медленно поднимается занавес ночи, уступая место бледному рассвету. Паломники, бросившие семь камней, приступают к малому выходу из состояния ихрама (тахлиль сагиру. мужчинам укорачивают волосы, женщинам срезают прядь. Сотни «парикмахеров» по случаю уже здесь, вооруженные простыми бритвами, кусками мыла и ведрами с водой. Это — самая большая цирюльня в мире. Тысячи мужчин сидят на корточках, наклонив головы и повернувшись к кыбле, а парикмахеры, плеснув воды им на макушку и бросив горсть пены, начинают стрижку. Руки дрожат, волосы срезаются с трудом, так как бритвы тупые и старые. Каждого хоть раз да порежут. Пакистанец оставляет клиента, обритого под панка, и бросается за новым орудием труда. Те, кто наконец стойко перенес процедуру, удовлетворенно поглаживают голые черепа, платят 15 реалов и спешат присоединиться к толпе. Им уже можно принять ванну, но еще нельзя приблизиться к женам.

Откуда этот петух Аллаха, запевающий утром в раю и дающий сигнал петухам на земле возвестить время молитвы? Громкий призыв муэдзина заглушает жалобное блеянье овец, которых ведут на бойню.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.