Глава шестнадцатая Возвращение героев
Глава шестнадцатая
Возвращение героев
Главные действующие лица
Нестор — Почтенный греческий воин.
Диомед — Могучий греческий воин.
Менелай — Муж Елены.
Навплий — Погубил греческие корабли, возвращавшиеся из-под Трои.
Неоптолем — Сын Ахилла.
Агамемнон — Убит по возвращении домой своей женой Клитемнестрой.
Орест — Сын Агамемнона, убил Клитемнестру.
Электра — Сестра Ореста.
Эгисф — Любовник Клитемнестры, умерщвлен Орестом.
Возвращение домой из-под Трои для многих участников Троянской войны сложилось неблагополучно, а некоторые из греков, отплыв, и вовсе не вернулись на родину, осев в Малой Азии, Эпире, Фессалии, Македонии, Италии, Ливии, а также на Кипре, Крите, Сицилии и Иберийских островах, что, вероятно, отражает колонизацию греками в VIII веке до нашей эры сопредельных и несопредельных земель.
Слово «ностальгия» происходит от греческих nostos («возвращение домой»; множественное число nostoi) и algos («страдания»), и nostoi завоевателей Трои оказались полны невзгод и страданий.
Перед отплытием из-под Трои Агамемнон и Менелай завели разговор о том, стоит ли принести жертву Афине. Мнения разделились, братья поссорились, и их пути разошлись. Менелай отправился в путь вместе с Диомедом и Нестором, которые благополучно добрались до дома. А вот корабль Менелая попал в жестокую бурю. Не в силах добраться до Греции, Менелай долгое время скитался среди чужеземцев, правда, сумев при этом разбогатеть, и наконец прибыл в Египет. Затем ему удалось заставить морского старца Протея рассказать о том, как вернуться на родину. В конце концов, спустя восемь лет после отплытия из-под Трои, Менелай прибыл в Спарту в сопровождении прощенной им прекрасной Елены.
Однако согласно сюжету произведения Еврипида «Елена», та во время Троянской войны находилась в Египте, где ждала возвращения Менелая, а вся война велась только за ее призрак. В Египте ей покровительствовал Протей (по Еврипиду, царь этого государства) но когда он скончался, Феоклимен, его сын, попытался силой склонить Елену выйти за него замуж. Его планам помешало возвращение Менелая. Забрав Елену, он вернулся с ней в Спарту.
А вот согласно сюжету трагедии Еврипида «Орест», судьба Елены сложилась более драматично. Сын Агамемнона Орест со своим другом Пиладом попытался убить Елену, но Зевс ее обессмертил как защитницу мореходов, уподобив Диоскурам.
По Гомеру, морской старец Протей предсказал Менелаю, что он не умрет, а удостоится как зять Зевса поселения в Элизии, стране блаженных.
Прорицатель Калхас домой не вернулся. Ему самому было предсказано, что он умрет, встретив прорицателя более сведущего, чем он. Этим прорицателем оказался Мопс, сын Аполлона и внук Тиресия. Повстречавшись с Мопсом, Калхас спросил у него, сколько смокв на стоящей рядом смоковнице. «Десять тысяч смокв и еще одна смоква», — последовал ответ Мопса, и он оказался прав. После этого Мопс задал вопрос Калхасу, указывая на супоросную свинью: «Сколько поросят в утробе этой свиньи, и когда она принесет приплод?» Калхас ответил, что восемь, но Мопс поправил его: «Поросят будет девять, все они самцы, а родятся завтра в шесть часов утра». Мопс опять оказался прав, и Калхас от стыда скончался.
Агамемнон принес жертву Афине и, в отличие от Менелая, благополучно возвратился с войны в Микены.
Неоптолем послушался совета Фетиды выждать несколько дней, прежде чем выйти в море, и тем самым избежал бури, в которую попали другие греки. Буря была наслана богиней Афиной в отместку за то, что Малый Аякс совершил святотатство в ее святилище, надругавшись в этом священном месте над Кассандрой. Буря разметала корабли греков, но Афина этим не ограничилась и поразила одолженным у Зевса Перуном корабль, на борту которого находился Аякс. Однако ему удалось добраться до берега и ухватиться за выступ скалы, и он бы остался целым и невредимым, если бы во всеуслышание не похвастался, что остался жив вопреки воле богов.
Дерзкое слово царем Посейдоном услышано было;
Сильной рукой он во гневе схватил свой ужасный трезубец.
Им по Гирейской ударил скале, и скала раздвоилась;
Часть устояла: кусками рассыпавшись, в море другая
Рухнула вместе с висевшим на ней святотатным Аяксом;
С нею и он погрузился в широкошумящее море;
Так он погиб, злополучный, упившись соленою влагой.
Уцелевшие в бурю корабли греков пошли к Эвбее, где многие из них разбились о скалы по злому умыслу Навплия.
Людей с таким именем было двое, и их зачастую путают. Один Навплий был сыном Посейдона и Амимоны, он основал город Навплий в Арголидском заливе. О родословной этого Навплия рассказывает Аполлоний Родосский в «Аргонавтике». Повествуя об общем сборе героев на площади в Микенах, он пишет:
…пришел и Даная преславного дальний потомок,
Навплий. Отцом его был Клитоней, сын Невбола, Невбол же
Лерна был сын. А про Лерна мы знаем, что был Навлиаду
Прету он сыном. Когда-то давно родила Посейдону,
С ним сочетавшись в любви, Данаева дщерь Амимона
Навплия, что превзошел всех людей в мореплаванье смелом.
Другой Навплий был отцом Паламеда, который вынудил Одиссея, разгадав его хитрость, примкнуть к войску, отправлявшемуся под Трою. Одиссей, не забыв обиды, оклеветал Паламеда, обвинив в вероломстве (что произошло при осаде Трои), и Паламеда побили камнями. Навплий, чтобы отомстить грекам за гибель сына, при возвращении греческих кораблей из-под Трои, зажег ложные огни маяка на Каферейском мысе, что привело к гибели кораблей.
В трагедии Еврипида «Елена» об этом сообщает хор пленных гречанок:
Их многих сгубил и пловец одинокий;
Там, на Евбее, огни он
Зажег, чтоб о скрытые скалы
Лодки разбило.
Их обмануло светило вдали.
Навплий отомстил грекам и другим способом. Он поочередно посетил жен убийц Паламеда, побуждая их к измене мужьям. В результате его усилий Клитемнестра изменила Агамемнону с Эгисфом, жена Диомеда Эгиалия сошлась с Кометом, а жена Идоменея Меда взяла в любовники Левка.
О возвращении Неоптолема на родину рассказывают по-разному. По одному варианту мифа, он отправился домой сушей, взяв с собой Феникса (который умер в пути) и Гелена. Придя в Эпир, Неоптолем покорил местных жителей молоссов, и стал править этой страной. После него в ней царили его потомки, а среди них, как сказывают, — Олимпия, мать Александра Великого. По другой версии, Неоптолем пошел морем в Фессалию и лишь после этого направил стопы в Эпир, чтобы по совету Гелена обосноваться в том месте, где увидит дом с основанием из железа, деревянными стенами и шерстяной крышей. В Эпире Неоптолем наткнулся на лагерь своих сородичей, ночевавших под растянутыми на остриях копий шерстяными одеялами. Еще по одной версии, Неоптолем воцарился во Фтии, откуда во время осады Трои был изгнан Пелей, его дед. По Гомеру, во Фтии Неоптолем женился на Гермионе, дочери Менелая.
О смерти Неоптолема также рассказывают по-разному, а сходятся лишь в одном: он умер насильственной смертью в Дельфах. Одни говорят, что причиной кончины Неоптолема стало соперничество с Орестом за Гермиону, с которой Орест был обручен еще до войны под Троей. Согласно трагедии Еврипида «Андромаха», Менелай пообещал Гермиону Неоптолему (если тот возьмет Трою), невзирая на то, что она к тому времени уже была замужем за Орестом. Когда Неоптолем вернулся, Ореста преследовали Эринии за убийство матери Клитемнестры, и Неоптолем посчитал, что будет лишь справедливо, если Гермиона теперь перейдет к нему. Орест протестовал, но впустую.
В «Андромахе» он изливает свои горести Гермионе:
…Коль с этим
Поселена ты мужем, тут отец
Виною твой порочный… Обручил
Он нас с тобою задолго до похода,
Но изменил, чтоб обещать тебя
Ахиллову отродью, если Трою
Разрушит он.
Орест уступил Гермиону Неоптолему, но решил отомстить, и случай для этого подвернулся, когда Неоптолем пришел в Дельфы. До этого он уже посещал святилище, вызвав негодовании дельфийских жрецов своими упреками Аполлону, который под Троей помог Парису сразить Ахилла. Теперь же Неоптолем пришел в Дельфы, чтобы раскаяться в оскорблении, нанесенном Аполлону, и этим воспользовался притаившийся в храме Орест, направивший руку убийцы Неоптолема.
…Тут пал и сын Пелида,
Сраженный в бок железным острием…
Дельфиец был его убийцей, только
Он не один его убил.
По Павсанию, «Пирра, сына Ахилла, Пифия велела убить дельфийцам». Неоптолема (Пирра) убил жертвенным ножом дельфиец Махарей.
А вот по свидетельству Пиндара, Неоптолем
Сам же пришел к богу
С первинами троянских добыч,
Где в схватке над жертвенным мясом встретил его ножом
Человек.
Неоптолема похоронили наогороженной территории, примыкавшей к святилищу Аполлона, и Павсаний, путешествовавший по Греции во II веке, видел его могилу.
Убийство Агамемнона
Предводитель греков Агамемнон, вернувшись с войны в Микены, был убит своей женой Клитемнестрой и Эгисфом, ее любовником. Этой теме посвящена трагедия Эсхила «Агамемнон», первая часть трилогии «Орестея», впервые поставленная в Афинах в 458 году до наше эры. В трагедии рассказывается о том, как осуществились в судьбе Агамемнона проклятия, призванные Фиестом, сыном Пелопа, на род Атрея. Эсхил вполне мог посчитать, что эти проклятия (послужившие фоном его трагедии) прекрасно известны публике, ибо о них рассказано в «Одиссее» Гомера. Правда, в этой поэме Клитемнестра лишь соучастница убийства Агамемнона, но Гесиод в «Каталоге женщин» называет ее непосредственной убийцей своего мужа.
Трагедия начинается со сцены, в которой раб Агамемнона увидал темной ночью яркий огонь на вершине далекой горы — условный сигнал, оповещающий о падении Трои и о возвращении домой Агамемнона. Тягостная ночная служба раба, продолжавшаяся в течение года, окончилась.
Перед тем как разбудить Клитемнестру раб восклицает:
Бегу поведать знаменье. Чрез миг она,
Воспрянув с ложа, радостный подымет клик,
Встречая ликованьем вожделенный луч,
Заголосит: «Победа! Рухнул вражий кремль!»
Раб удаляется в приподнятом настроении, и все же по его поведению можно понять, что он полон дурных предчувствий.
На сцене появляется хор старейшин, повествующий о бессмысленности Троянской войн:
Охраняет Крони?он гостиный устав:
Покарать Александра внушал он царям
И поднять за жену многомужнюю спор.
Много схваток и сеч, где колено скользит
У воителей в прахе, как вдребезги щит
Разлетелся, в щепы сокрушилось копье, —
А врагов не разнять разъяренных, —
И Данаям судил, и троянцам равно
Промыслитель святых неотменных судеб;
И что ныне вершится, свершиться должно.
Представляется, что Эсхил хорошо понимал все превратности, ужасы и невзгоды войны, и хор далее рассказывает, что Агамемнон принес в жертву богам свою дочь Ифигению, чтобы обеспечить благополучное отплытие ахейского флота под Трою.
На сцене появляется Клитемнестра. Она тоже высказывает свое отношение к Троянской войне, но только с позиции побежденных:
Ахейцы ныне в Трое. Мнится, в ней стоит
Разноголосых кликов неслияный гам.
Елей и уксус вылиты в один сосуд,
Смеяться ль? Нет! Дружить не станут. Так
Взыванья побежденных и осиливших
Звучат раздельно, — как различна их судьба.
Одни, припав к раскиданным окрест телам
Мужей и братьев, — дети — к старикам прильнув,
Родимым дедам, все — рабы, и стар и млад,
Вопят и воют, и сиротский плач творят.
Напряженность ситуации очевидна: казалось бы, появилась причина для празднества (Агамемнон возвращается с победой домой), но действующие лица трагедии успели создать тревожную обстановку, и публика чувствует, что назревают трагические события.
После слов Клитемнестры предводитель хора с удовлетворением замечает:
Как мудрый муж, высокая жена, ты речь
Отрадную держала.
Во времена Эсхила женщина в семье занимала подчиненное положение: она беспрекословно слушалась мужа, брата, а, бывало, и сына. Поэтому сравнение Клитемнестры с «мудрым мужем» подразумевает, что случилось нечто противное сложившемуся порядку, и этот порядок нарушила Клитемнестра.
Далее хор заунывно рассказывает о горе, которое война принесла «каждому крову», оплакивает погибших:
Каждый кров осиротел,
Покинутый. Плач творят
По родным, по кормильцам семьи.
Мужа за море слали:
Мужа взамен приемлют
Лишь доспехи, да пепла горсть
В погребальном ковчеге.
Меняла ты, сечи бог,
Злой Арей! В бой несешь,
Ростовщик скупой, весы:
Даешь в обмен — персть за кровь,
Золу за жизнь. Мужа взял —
Отдал прах… Не золото —
Прах; но весит с данью слез
Пепел в урне тяжело!
Ее приемля, мертвых славят: этот был
Испытанный воитель; тот
Дрался, как лев…
«Да за жену чужую кровь, —
Ропщет толпа, — мы щедро льем».
Так на владык-зачинщиков
Копит народ обиду.
Установившаяся гнетущая атмосфера скрашивается появлением Вестника. Он оповещает об одержанной победе в войне и о возвращении Агамемнона.
Клитемнестра, казалось бы, радостно, восклицает:
…уготовить я спешу прием
Торжественный супругу и властителю.
Ах, есть ли в доле женской лучезарней день,
Чем тот, когда пред мужем, что с войны пришел
И цел и здрав, ворота распахнет жена?
Но в речи Клитемнестры чувствуется притворство. Клитемнестра уходит, чтобы подготовиться к встрече Агамемнона, и тогда Вестник сообщает прискорбные новости, повествуя о гибели большого числа людей, возвратившихся на родину морем:
В ночи беда нагрянула. Фракийский ветр
Громил и бил с налета о корабль корабль
И, как быков, бодаться нудил. Вихрь, крутясь,
Метал их, буйных, рвал и гнал. И спутников
Мгла поглотила… Злобный пастырь стадо пас:
Когда же встало солнце над пучиной вод
Глядим, все море зацвело Эгейское
Мужей телами, кузовов останками.
Агамемнон избежал горькой участи этих греческих мореходов и вернулся домой со славой, но хор Язвительно повествует, что обретенная в боях слава и захваченная добыча — лишь «суетный блеск», если война велась с аморальными целями:
Дымит очаг, черен дом.
Скуден дом:
Если ты, Правда, в нем, —
Он светел весь.
Когда ж палаты в золоте, а с рук владык
Не смыта скверна крови, —
Ты, взоры отвращая, вон идешь, презрев
Заемных слав
Суетный блеск. Приводишь
Все ты к пределу, Правда!
Наконец на колеснице приезжает Агамемнон, которому приготовлена пышная встреча. У него нет и тени сомнения в справедливости Троянской войны.
Он восклицает:
Аргивские святыни, боги родины,
К вам первым речь! Вы были мне пособники
В пути возвратном и в отмщеньи праведном.
Исполнен приговор ваш…
… взыскано
Сторицею возмездье: за одну жену
Загрыз аргивский зверь и в прах зарыл народ.
В трагедии дается понять, что боги ревниво оберегают свершения, которые персонифицируют великолепие Агамемнона, и в то же время известно, что его руки обагрены кровью собственной дочери Ифигении, принесенной в жертву богам. Клитемнестра выходит его встречать, но сначала обращается к хору и в первую очередь извиняется за отсутствие в столь торжественный час сына Ореста (чье присутствие могло воспрепятствовать трагичной развязке, которая назревает). Затем Клитемнестра приветствует Агамемнона, восхваляя его, как бога, но публика не может не ощутить скрытого зловещего смысла в ее последних словах:
Та, что не спит, с богами все промыслила.
Клитемнестра напоминает рабыням о своем повелении устелить весь путь Агамемнона по дворцу пурпурными тканями:
…Рабыни, вам
Был дан приказ. Коврами царский путь устлать
Что медлите? Раскиньте ж ткань пурпурную!
Тропой багряной Правда поведет его
К нечаянному сретенью, в готовый дом.
Агамемнон чувствует себя неловко, стесненно, и полагает, что утешаться земным поклонением походит на варварство.
Клитемнестра уговаривает его, опровергает сомнения, Агамемнон выходит из колесницы, все еще ощущая неловкость. Он даже боится кары богов, если примет такие почести. Он снимает сандалии и ступает на пурпур, недовольно роняя:
Недобрым оком боги не взглянули бы
На эту расточительность! Стыжуся я
Топтать богатство, блеск волны бесценной мять.
Агамемнон направляется во дворец, за ним идет Клитемнестра, рассказывая, как ждала его, как страдала в разлуке. Представляется, что между ними мир и согласие, но это впечатление тотчас рассеивается, ибо хор делится своими мрачными предчувствиями и снова нагнетает обстановку.
Возвращается Клитемнестра. Теперь она обращается к пленнице, которую привез с собой Агамемнон. Это дочь Приама, прорицательница Кассандра. Однако она молчит, на вопросы не отвечает и подает голос только тогда, когда Клитемнестра уходит вновь во дворец.
Войдя в транс, Кассандра предрекает убийство Агамемнона:
Оттоль — возмездье… Кто же мститель?.. Лев?.. Да, лев
Без мощи львиной, вор домашний, ложницы
Царевой вор, — умыслил на владыку зло,
Усталого от браней… Я — рабыня; мой
Владыка — он… А козней воровских герой
Не видит… Ноги лижет псица злобная;
Язык коварный лесть плетет; как Ата, сеть
Раскинула пред мужем в темноте жена!
Хор не понимает ее. Прежде чем удалиться, Кассандра предрекает и свою смерть:
Еще скажу я слово, — иль отходную
Себе спою. Молю, мои отмстители,
Я ради солнца этого последнего:
В день оный, день грядущий, день возмездия —
Один удар сразмаху — за меня, рабу!..
Иду — и в мертвых две судьбы оплакивать —
Свою и Агамемнона.
На сцене остается лишь хор старейшин. Неожиданно из дворца слышится пронзительный крик Агамемнона.
Агамемнон:
Секирой насмерть я сражен в моем дому!
Предводитель хора:
Тише! Чье стенанье слышу под ударом топора?
Агамемнон:
О горе мне! Другой удар!.. Уходит жизнь.
Предводитель хора:
Слышали?.. Цареубийство свершено! Сомнений нет!
В греческих трагедиях публике не демонстрировались убийства, последствия их до зрителей доводились с помощью ekkyklema, театральной машины, фуры, на которой могли выезжать на орхестру внутренние покои дворца.
Во внутренних покоях дворца Агамемнон и Кассандра лежат бездыханными. Клитемнестра ликует, ее не мучают сомнения в своей правоте, она сознательно пошла на убийство (которое представляет собой сложную связь причины и следствия, злодейства и наказания).
Клитемнестра вещает:
…Вот он лежит,
Супруг мой, Агамемнон, убиенный мной.
Рук женских дело! Я ль не рукодельница?
…Он ведь дочь убил.
О ней не больше царь жалел, чем о любой
Овечке, тонкорунной неоглядных стад.
Дитя мое, любимое из чад, что я
Рождала в муках, он заклал; ее ценой
Утешил бурю.
Старейшины спрашивают Клитемнестру, кто займется похоронами Агамемнона. Она гневно ответствует:
Что печешься, незваный печальник, — о чем?
Не твоя то печаль!
Я убила его — и зарою его.
Причитаний и воя не нужно в дому.
Ифигении милой прилично, одной, —
Целованием уст
Бездыханных, дочерним приветом, отца
Повстречать и приветить и, нежно обняв,
Унести по волнам Ахерона.
На сцене впервые появляется любовник Клитемнестры Эгисф, которого автор изобразил трусливым, бесхарактерным человеком. Он хвастается тем, что с Агамемноном покончено, и объясняет это убийство местью за зло, причиненное Фиесту, его отцу, отцом Агамемнона Атреем. Затем он рассуждает о том, как будет управлять государством, и из его слов можно понять, что он намерен тиранствовать. Ему возражают.
Предводитель хора:
Какой же ты над Аргосом тиран, когда
Коварен в ковах, а в открытом деле трус?
Кого убить замыслил, ведь не сам убил?
Эгисф:
Нужны тут были лесть и хитрость женские;
Я ж, враг природный, был на подозрении.
А, впрочем, ныне царский дом и скипетр — мои.
Возница — я; и тяжко мой хомут гнетет.
Беситься ль станет конь, овсом раскормленный, —
Пустые ясли, цепь, конюшня темная
Дурь, как рукою снимут: станет шелковый.
Старейшины возмущаются речью Эгисфа, готовы забить его посохами, но его спасает вмешательство Клитемнестры. Она успокаивает старейшин:
…о старцы, расходитесь по домам, —
Прежде чем беда случилась. А былому — так и быть.
Пусть страды, досель подъятой, всем довольно будет впредь!
Ах! Раздвоенным копытом тяжко демон нас ушиб!
Вам совет мой женский, мужи! Научитесь от жены!
Старейшинам нелегко смириться со свершившимся злодеянием, но они все же расходятся, выразив надежду, что Орест, сын Агамемнона, отомстит за отца. На этом первая часть трилогии «Орестея» заканчивается.
Действие второй части этой трилогии «Хоэфоры» (что значит «творящие возлияния на могиле в честь умершего») происходит в то время, в которое Орест вырос и возмужал.
В Древней Греции бытовало понятие «помогай друзьям и карай врагов», основной нравственный принцип, и месть вполне ладилась с этой нормой. Конечно, мститель затем сам становился объектом мести, и Эсхил мастерски использует этот порочный круг.
В «Хоэфорах» мстителем выступает Орест. Сначала он посещает Дельфы и спрашивает, стоит ли ему уничтожать убийц отца. Аполлон повелевает исполнить свой долг. Тогда Орест отправляется в Микены вместе с другом Пиладом, сыном Строфия. Прибыв тайно в Микены, Орест встречается со своей сестрой Электрой, затем под видом чужеземца проникает во дворец и убивает Эгисфа и свою мать Клитемнестру.
Этой же теме посвящены трагедии Софокла и Еврипида, имеющие одинаковое название «Электра». По Софоклу, Орест убивает Эгисфа и Клитемнестру под нажимом Электры. У Еврипида Орест — нерешительный человек, и Электра собственноручно помогает ему убить Клитемнестру.
В мифическом мире гражданского долга и справедливости, насилия и отмщения Орест должен был понести наказание, и вскоре после убийства Эгисфа и Клитемнестры его стали преследовать Эринии (Эвмениды), богини мщения, наславшие на Ореста безумие.
Последняя часть трилогии «Орестея» называется «Эвмениды». Эта трагедия начинается сценой прихода Ореста в Дельфы, где Аполлон очищает его от убийства. После этого Аполлон повелевает Оресту идти в Афины и там молить защиты у древнего изображения Афины Паллады. Однако Эринии преследуют его и в Афинах, где Орест предстает перед судом старейшин — ареопагом. По одной из версий, Орест был привлечен к суду Менелаем и (или) Эригоной, дочерью Эгисфа и Клитемнестры. В «Эвменидах» обвинительницами Ореста выступили Эринии, а защищал Аполлон. Когда голоса судей были подсчитаны, оказалось равное число оправдательных и обвинительных голосов, но Орест был оправдан благодаря решающему (при равенстве голосов) оправдательному голосу Афины. Эринии пришли в ужас — суд лишил их исконных прав карать преступников страшными муками, но Афина смягчила гнев: убедила Эриний навсегда остаться в Афинах в священной пещере, где все афиняне станут им воздавать великие почести. Таким образом, отмщение за убийство перестало быть нормой, и уголовные дела стали рассматриваться в суде.
С проклятием дома Атрея было покончено способом, который иллюстрирует связь между мифами и установившимся в годы жизни Эсхила новым мышлением. В его времена на смену тирании пришла демократия, и Эсхил защищал новый строй в битвах при Марафоне и Саламине. Наверное, не случайно, что голосование и свобода суждений, основные достижения демократии, покончили с проклятием дома Атрея. Новый политический порядок, в котором судьями стали афинские граждане (а не боги и не герои) полнее подходил для афинской демократии V века до новой эры.
После суда Орест вновь обрел ясность ума, но по другой версии мифа, отличной от той, что изложена в «Эвменидах», Аполлон повелел Оресту (чтобы тому вновь обрести здравомыслие) ехать в Тавриду и привезти оттуда деревянную статую Артемиды. По Геродоту, тавры приносили чужеземцев в жертву девственной богине или убивали ударом дубинки, отрубленную голову сажали на кол, а тело или погребали или бросали со скалы в море, или швыряли в священный огонь, пробивавшийся наверх из Аида.
Согласно трагедии Еврипида, «Ифигения в Тавриде», Орест приезжает в эту страну вместе с Пиладом. Однако они попадают в плен, и царь Тавриды Фоант повелевает принести обоих в жертву Артемиде. К счастью пленников, Ореста узнает его сестра Ифигения, ставшая жрицей храма богини (после того как в Авлиде, когда ее саму собирались принести в жертву богам, она была похищена с алтаря Артемидой, заменившей девушку ланью). Ифигения спасает Ореста и его друга Пилада, и они все вместе, захватив с собой деревянную статую Артемиды, бегут на корабле в Грецию.
Вернувшись в Микены, Орест взошел на престол, а после смерти Менелая стал царствовать и в Лакедемоне. Электра вышла замуж за Пилада, а Орест женился на Гермионе. Он умер от укуса змеи и был похоронен в Тегее.
Английский поэт и художник Дэвид Джонс (1895–1974) написал примечательную картину «Афродита в Авлиде» (1940–1941), сюжет которой почерпнул из одноименного романа ирландского писателя Джорджа Мура. В этом романе повествуется о любви скульптора Реса и «прекраснозадой» женщины по имени Эрина. Создавая статую Афродиты, Рес лепил ее ягодицы с натуры.
Картина работы Джонса сначала задумывалась как изображение Ифигении, но замысел этот претерпел изменения,
чтобы собрать в одном образе все культовые женские образы и, соединив их, создать универсальный образ богини, которая одновременно и мать, и дева дев, и все ее первообразы.
На картине Афродита стоит на колонне, в которой сознательно смешаны дорийский и ионический ордеры, а по обеим сторонам колонны стоят солдаты: слева — английский, справа — немецкий. Композиция ассоциируется со сценой распятия и подразумевается, что изображенная на картине богиня принадлежит любому месту и времени.
Миф и трагедия
Основу трагедий V века до новой эры составляли мифологические мотивы. Опираясь на эту тематику и придавая мифам «подходящую» направленность, драматурги создавали произведения, отражавшие актуальные интересы, рассматривали в этих произведениях отношение к жизненным ценностям, вопросы морали и справедливости и, в частности, отношение к наказанию за злодейство. Вопросы правосудия в те времена (при установлении демократии в Аттике) приобрели особую злободневность. Они широко обсуждались всем населением — от философов до «людей горы» (свободных граждан, участвовавших в народных собраниях).
Если у Гомера Нестор безоговорочно оправдывает Ореста, убившего Клитемнестру, чтобы отомстить за отца, то у Эсхила виновность Ореста определяется правосудием. Разумеется, не все мифы рассматривали вопросы морали и жизненных ценностей, но в трагедиях, опирающихся на мифы о Троянской войне, Аргосского и Фиванского циклов этим вопросам уделено преимущественное внимание. Тематика этих мифов — семейные столкновения, перипетии войны, выигрышный материал для драматических сочинений.
В греческих мифах герои нередко совершают поступки, противоречащие жизненным ценностям: Агамемнон жертвует дочерью, Клитемнестра убивает мужа, Орест убивает мать, Эдип проливает кровь отца и женится на собственной матери, Федра возгорается любовью к пасынку, а когда он отвергает ее, кончает жизнь самоубийством. Конечно, такие сюжеты весьма подходили для драматических сочинений, но все же драматурги в трагедиях старались выделить, заострить основные ценности общества, живописуя ужасные последствия пренебрежения ими. Стоит также отметить, что трагические события в этих произведениях свершаются не по причине закоренелой озлобленности и безжалостности героев; их поступки непросто предугадать, что придает трагедиям дополнительную интригу и подогревает интерес зрителей.
Эсхил, в отличие от Гомера, жил в условиях зародившейся в греческих полисах демократии, являвшейся достаточной движущей силой политической и культурной жизни городов-государств, и поэтому, создавая трагедии на сюжеты греческих мифов, он оценивал эти мифы с точки зрения современной ему действительности и, изменив, поставил на службу нормам и потребностям полисов.
В «Орестее» Эсхил интерпретирует миф об Оресте и Эвменидах как столкновение между прежним порядком, в котором главенствовали эпические герои, с порядком, установившимся в демократических полисах. Такая интерпретация лишний раз свидетельствует о том, что мифам можно придать новое назначение, созвучное новым социальным потребностям, и Эсхил, как никто другой, великолепно справлялся с этой задачей.