12. О котах и верблюдах
12. О котах и верблюдах
Эдуардианские курильщики. — Американской табачной монополии наступает конец. — Концепция наркомании и рождение психоанализа. — Сигареты порабощают американскую молодежь. — Табак в окопах Первой мировой войны.
Табак никогда не был так сильно связан с человеком, как в начале XX века. Каждый народ имел свои табачные привычки. Табак заполонил все континенты, за исключением Антарктиды, куда вскоре его доставил капитан Роберт Скотт. За четыре века со времен Родриго де Хереса и Луиса де Торреса, сосавших огромные кубинские сигары, употребление табака стало определяющим признаком Homo sapiens. Ради закладки табачных плантаций вырубались леса и вытеснялись другие сельскохозяйственные культуры. Связь человека с табаком приобрела характер симбиоза. Символом торжества табака стал поступок короля Великобритании Эдуарда VII, который в 1901 году, после смерти своей матери, табаконенавистницы королевы Виктории, появился с сигаретой в гостиной Букингемского дворца и заявил собравшимся: «Господа, вы можете курить!»
Уровень годового потребления табака в индустриальном мире подскочил с двух фунтов на человека в год до пяти фунтов в США и трех в Великобритании. Несмотря на то, что большинство новых курильщиков предпочитали сигареты, по-прежнему преобладали традиционные формы потребления. Первое место по продажам в Европе и Америке занимал резаный табак для трубок (в США — для жевания), за ним следовали сигары и только потом сигареты и нюхательный табак.
Табак утвердил свою общность с искусством. Новое поколение английских драматургов во главе с Бернардом Шоу пристрастилось к табаку с энтузиазмом драматургов елизаветинских времен. Такие французские художники, как Анри Тулуз-Лотрек, находили особое очарование в серо-голубых завитках сигаретного дыма: Пит Мондриан писал свои абстрактные картины с трубкой во рту: Винсент Ван Гог сходным образом творил свои подсолнечники. Обри Бердсли считал, что сигарета в руке натурщика помогает точнее передать его пропорции, а сюрреалисты изображали удивительный симбиоз человека и растения. В некоторых случаях на передний план выходили принадлежности для курения: так. Рене Мэгритт выделил трубку как один из признаков пригородного жителя, поместив «создателя облаков» на задний план. Табак поддерживал свою связь и с людьми науки. Альберт Эйнштейн, величайший ученый после Дарвина, размышлял над тайнами пространства и времени с трубкой во рту. Причину своего курения Эйнштейн определял так: «Курение трубки способствует более спокойному и объективному суждению обо всех человеческих делах».
Во всем мире люди покупали трубки, сигары, нюхательный табак и новомодные сигареты. Один только Китай поглотил в 1902 году 1.25 миллиарда сигарет. Японцы тоже активно предались этому вполне дзенскому удовольствию. В США «Американская табачная компания», созданная Баком Дьюком для того, чтобы загнать национальный рынок сигарет в угол, продолжала распространять свое влияние. Лишенный карательной силы европейских государственных монополий, он не мог, например, засадить конкурента в тюрьму или убить его, зато обладал могучими финансовыми мускулами и мог припугнуть любую компанию или частного предпринимателя, оказавшихся на его пути. Так, розничным торговцам, продававшим изделия конкурентов. «Американская табачная компания» заявила, что, если они не будут продвигать исключительно ее изделия, «мы будем препятствовать вашим действиям так, как сочтем нужным». Розничные торговцы сдались, понимая, что «Американская табачная компания» способна расширять свой рынок сбыта, продавая сигары, сигареты и жевательный табак за полцены до тех пор, пока не выбьет розничных торговцев из игры.
Помимо давления на розничную торговлю «Американская табачная компания» принялась и за поставщиков, производителей табака в южных штатах. Эти сельские жители, потомки тех, кому США были обязаны своим существованием и независимостью, оказали куда более упорное сопротивление, чем владельцы табачных лавок. Чтобы удерживать уровень поставок и цены, они создавали кооперативы. Фермеров, не подчинявшихся общим правилам, подвергали остракизму или физическим наказаниям. К несчастью, они были слишком бедны, чтобы долго продержаться, хотя их положение и привлекло сочувствие народа. «Американская табачная компания» филантропическим жестом установила цену на табачное сырье в 8 центов за фунт, и этого оказалось достаточно, чтобы успокоить общество и оставить фермеров в живых.
«Американская табачная компания» применила рыночную практику и в политике. Эпоха массового производства, как выяснилось, имела нежелательные побочные эффекты. Пищевое и фармакологическое производства действовали бесконтрольно, и потому многие продукта оказывались испорченными или ядовитыми. Чтобы защитить американцев. Конгресс принял в 1906 году федеральный закон, запрещавший продажу фальсифицированных и испорченных продуктов и лекарств и потребовавший, чтобы любой товар снабжался этикеткой с точным указанием состава продукта. Сначала никотин числился в прилагаемом к закону списке лекарств, но после того как «Американская табачная компания» убедила конгрессменов деньгами и доводом, что табак не является ни продуктом, ни лекарством, табак из этого списка исключили.
Делам «Американской табачной компании» нанес серьезный удар 26-й президент США Теодор Рузвельт, девизом которого вполне могли бы стать слова: «Мягко стелет, да жестко спать». Многие компании стремились в это время стать монополистами, кто в нефтяной, кто в железнодорожной индустрии, и Рузвельт был исполнен решимости остановить эту тенденцию. В 1907 году был начат антимонополистический судебный процесс против «Американской табачной компании». Бак Дьюк в свои 50 лет откровенно заявлял о стремлении компании бороться за рынок, что, по его мнению, и является одной из важнейших задач капитализма. Он обратил внимание на то, что покупатели оказались в выигрыше — табачная продукция стала дешевле и лучше, чем была. Что касается выбора, то у «Американской табачной компании» имелось около 100 брендов. Куда уж больше? Его оппоненты видели компанию в другом свете: «Все, чего хочет эта компания — это земля, огражденная колючей проволокой. Компания жаждет всех сожрать».
Принятое в мае 1911 года решение было не в пользу Дьюка. Верховный суд США установил, что «Американская табачная компания» стремилась «господствовать в табачной торговле и контролировать ее? используя незаконные способы сотрудничества... способствующие ее превращению в монополиста... и уничтожению конкурентов». Монстра разделили на три части, и Дьюк ушел из табачного бизнеса. Значительная часть его состояния в лучших американских традициях пошла на благотворительность. Небольшой Тринити-колледж в Дархэмс (Северная Каролина) стал Золушкой, которую он превратил в принцессу по имени Университет Дьюка.
После раздела конкуренция возродилась. Три компании, возникшие из «Американской табачной компании», и несколько выживших независимых конкурентов, внимательно наблюдая за табачным рынком США. двинулись в разных направлениях. Одни считали, что будущее за жевательным табаком, другие — что вскоре Америку заполонят трубки. Р. Дж. Рейнольдс, чей трубочный табак «Принц Альберт» с изображением Эдуарда VII и надписью «Отныне король» на жестяной банке был одним из немногих брендов, с успехом состязавшихся с «Американской табачной компанией», решил выпускать сигареты, главным образом новые бренды. Прежде чем запустить этот проект. Р. Дж. Рейнольдс изучил обвинения, согласно которым сигареты вредят здоровью.
Несмотря на то что продажа сигарет после резкого падения в конце XIX века оправилась, маленькие белые палочки продолжали вызывать общественную критику. Так, в 1909 звезда бейсбола Хонус Вагнер потребовал, чтобы «Американская табачная компания» убрала из сигаретных пачек «Свит Капорэл» вкладыш с его изображением, опасаясь, что это привлечет детей к курению. После чего вкладыш с Хонусом Вагнером стал еще более ценным, и дети копили карманные деньги или упрашивали своих отцов покупать «Свит Капорэл» в надежде заполучить его. Сейчас этот вкладыш стоит около 500 тысяч долларов. Только после того как три независимых лаборатории подтвердили компании RJR, что сигареты неопасны для здоровья, компания запустила свой новый проект.
Самым важным вопросом для RJR оказалось название нового бренда. Сначала, по причине успеха «Принца Альберта», предполагалось использовать имя какого-нибудь монарха. Очевидным кандидатом был кайзер Германии Вильгельм, но он был отвергнут по двум причинам. Во-первых, Эдуард VII, изображение которого украшало банки «Принца Альберта», умер, после чего конкуренты предложили поменять девиз «Отныне король» на «Отныне мертвец», а во-вторых, как заметил основатель RJR, трудность с выбором живого человека заключается в том, что «вы никогда не знаете, что этот чудак может сделать в будущем». События 1914-1918 годов подтвердили: отвержение кайзера оказалось верным решением.
Тогда RJR перенес свое внимание с монархов на животных. По ту сторону Атлантики, в Великобритании. фабричная марка «Блэк Кэт» имела заметный успех. Хотя коты не имеют никакого отношения к табаку и курению, это не остановило англичан? которым, по-видимому, понравилось изображение кошки на сигаретных пачках.
Американцы не разделяли одержимости англичан кошками, но их вполне могло очаровать какое-нибудь другое животное. Рецепт новых сигарет RJR был уже готов: смесь «Брайт» и «Вестерн Бёрли» с примесью турецкого табака, чье присутствие RJR собиралась особо подчеркнуть, т. к. восточное означало экзотику и утонченность. Новые сигареты назвали «Кэмел» (верблюд). На пачке и впрямь был изображен верблюд, а на заднем плане — пустыня и пирамиды. Сигареты «Кэмел» ожидал стремительный успех — сигареты стал популярными. Курильщики часами разглядывали изображение на пачке, особенно верблюда, и отыскивали там другие силуэты, включая фигуру обнаженной женщины.
Перейдем теперь, в духе любителей табака сюрреалистов, от сигарет «Кэмел» к изучению строения угрей, а затем к исследованию одного из качеств табака, которое оставалось тайной на протяжении всей его истории на Западе: его неодолимого воздействия на курильщика — после самого короткого знакомства табак остается другом курильщика на всю жизнь. Люди, пытавшиеся бросить курить, понимали, что дело не только в их силе воли. Почему привычка к табаку так неодолима? Почему курение соперничает с едой, алкоголем и даже сексом? Это явление заметили еще Овьедо, король Яков I и многие другие. С появлением сигарет проблема стала еще более острой.
Казалось, сигареты обладают такой властью над курильщиками, что управляют ими. Курильщики планировали свой день и свои действия вокруг сигарет. Курящих видели даже на палубе уходящего под воду «Титаника». Как только табачные листья были закручены вокруг невидимого содержимого, возникла аура тайны. Томас Эдисон, укротитель электричества и торговец им, отчасти выразил общественное мнение, когда пришел к выводу, что особая опасность сигарет заключается в бумажной обертке, которая оказывает «сильное воздействие на нервные центры и вызывает дегенерацию клеток головного мозга, особенно быстро происходящую у мальчиков». Эдисон, с упоением жевавший табак («табак — отличный стимулятор для тех, кто занят утомительным умственным трудом»), был настолько убежден в опасности сигарет, что не брал курильщиков на работу. Существовало немало других свидетельств о сверхъестественной силе сигарет. Они словно проститутки — доступны каждому, но, раз соблазнившись ими, ты уже не в силах ни забыть их, ни перестать их хотеть.
Неодолимость сигарет стала в Америке общественной проблемой, а значит, потенциальным источником дохода. «Сирс, Рёбек и К°», транс-американская компания торговли по почте, которая продавала пионерам Запада все необходимое — от гвоздей, плугов и винчестеров до кружев и игрушек, рекламировала в своем знаменитом каталоге «верное средство от привычки к табаку» под девизом «Табак — собакам».
Примерно в это же время страсть, охватывающая курильщиков, приобрела имя. Было замечено, что некоторые растительные вытяжки, близкие к никотину, например морфий, оказывают на постоянно применяющих их людей поразительное воздействие. Викторианцы сравнивали поведение людей, пристрастившихся к опиуму, с должниками и называли их зависимыми (addicts) — юридическим термином, происходящим от латинского слова «addictus», человек, обращенный в рабство для погашения долга. Это слово, однако, не предполагало, что зависимый является жертвой. Его порабощение было следствием его собственного неблагоразумия или неумеренности и могло вызывать жалость у сердобольных людей, но обычно свидетельствовало о его слабом характере.
Термин «зависимый» стал употребительным и по отношению к другим видам одержимого или навязчивого поведения, включая секс и курение. Сначала этот термин носил негативный характер и воспринимался как оскорбление. «Быть зависимым» значило не иметь ни силы воли, ни чувства собственного достоинства. Курение, однако, было настолько распространенным явлением и пользовалось популярностью среди столь многочисленных выдающихся личностей, что термин «зависимый» применяли по отношению к курильщикам только самые непреклонные табакофобы. да и то если речь шла о юных курильщиках.
Зависимые были предоставлены в целом самим себе. Большинство наркотиков в начале XX века не преследовались законом и были доступны. Либеральные идеалы, преобладающие в эпоху королевы Виктории, полагали взрослого человека разумным существом, способным самостоятельно сделать выбор, хороший или плохой, и только в том случае, когда его поведение угрожало другим людям или их имуществу, его приходилось ограничивать, Если взрослые люди теряют голову от наркотиков и причиняют себе вред — это их проблема, и общество не считало себя вправе ни ограничил, источники их соблазна, ни освобождать жертв от привязанности. Зависимость была неизлечимым и. возможно, полезным механизмом для устранения неадекватных людей.
Помощь от этой моральной проказы находилась, однако, под рукой. Западная медицина продвигалась быстрыми шагами, устанавливая причины, а в некоторых случаях и отыскивая защиту от давно и хорошо известных врагов человечества (таких, как оспа и столбняк). Причиной болезней уже не считали дисбаланс «соков» в организме, врагами были названы микробы, с которыми можно было бороться оружием гигиены и вакцинации. Врачи обратили внимание и на болезни психики, и хотя микробам их не приписывали, но отыскивали их причины, чтобы можно было найти и лекарство. Главной трудностью оказалось эти болезни обнаружить. Не считая очевидных случаев психоза или идиотизма, психические заболевания проявляли себя в характере больного, а как заметили сюрреалисты: «Кто тот, кто назовет тебя безумным?». Нейрохирургия только возникала, кроме того никто толком не понимал, что именно происходит в этой загадочной студенистой массе, которая в потоке недавно открытых рентгеновских лучей выглядела всего лишь тенью внутри черепа. Некоторых успехов добилась новая наука электротерапия: было доказано, что сильные электрические разряды оказывают на функции головного мозга продолжительное воздействие, и даже вылечили (или всего лишь успокоили) нескольких сумасшедших. Однако причины неправильного функционирования мозга, истерии, неврозов и зависимости, возникшими тогда, как эпидемии, остались неисследованными.
Спасение явилось в лице венского студента-медика по имени Зигмунд Фрейд, чьи приключения в незримой области психики начались в 1876 году, когда его отправили в итальянский прибрежный город Триест, чтобы установить есть ли у угрей тестикулы, на что наука прежде не обращала внимания. Бесконечное препарирование морской живности стало нарушать душевный покой Зигмунда. «Даже в своих мыслях, даже во сне, — сообщал он своему другу — ничего кроме великих проблем, связанных со словами „каналы", „тестикулы" и „яичники"…». Когда Фрейд вернулся в Вену, он решил посвятить свою карьеру изучению деятельности мозга и его раздражителей.
Первое открытие Фрейда в этой области связано с кокаином, который, как он установил, назначенный в должных дозах, способен избавить от опиумной зависимости. Как выяснилось, кокаин к тому же развязывает людям язык, что навело Фрейда еще на одну мысль: не скальпель, а речь раскроют тайны человеческого мозга. К сожалению, после одного эксперимента с кокаином пациент покончил жизнь самоубийством, и Фрейду пришлось отказаться от этого диагностического инструмента. Он передал свои открытия стоматологии, которая до сих пор применяет кокаин в качестве местного обезболивающего, но продолжал использовать древнее стимулирующее средство инков лично. Он писал своей невесте: «Горе тебе, моя принцесса, когда я приеду. Я зацелую тебя и буду тебя откармливать. После чего ты узнаешь, кто сильнее: нежная маленькая девочка, которая плохо ест, или большой дикий мужик, пропитанный кокаином».
Должен был отыскаться какой-то другой ключ к процессам умственной деятельности, вызывающим антисоциальное и саморазрушительное поведение. Фрейд искал единственный ответ, и в 1895 году, использовав некий прием, который так никогда и не объяснил, отрыл причину неврозов. Подобно тому, как люди викторианской эпохи считали, что главная угроза их организму проистекает от кишечника, Фрейд локализовал причину неврозов и зависимого поведения внутри человека, но на этот раз виновником оказалась сексуальная энергия, получившая название «либидо». Именно либидо заставляло курильщиков искать на пачках с изображением верблюда обнаженную женщину.
Такие неврозы Фрейд стал лечить посредством изобретенного им «психоанализа». Психоанализ состоял из продолжительных бесед с глазу на глаз аналитика и пациента, во время которых они исследовали ключевые эпизоды в прошлом пациента, отыскивал в его детстве те или иные формы сексуального унижения или плохого обращения, и как только находили и опознавали их, убирали преграду, препятствующую свободному течению либидо, что и исцеляло пациента. Среди болезней, поддающихся лечению психоанализом, было и навязчивое курение. В «Трех очерках по теории сексуальности» Фрейд утверждал, что мальчики, «у которых происходило усиление оральной сексуальности, испытывали, подобно взрослым мужчинам, заметное желание курить». Оральная сексуальность была излечима при условии, что пациент пройдет курс психоанализа. Фрейд без особых волнений относился к своей собственной оральной сексуальности и выкуривал до 20 сигар ежедневно. Он называл табак своим «мечом и щитом в битве жизни» и использовал его для управления своим либидо, неистовая сила которого, если ею не управлять (и как следует не опознать), могла разрушить нервную систему даже венскому профессору.
Настаивать на том, что с теми, у кого имеется проблемы с поведением, плохо обращались в детстве, было непросто, тем более что пациенты Фрейда принадлежали к респектабельным семействам. Тогда он усовершенствовал теорию: реального плохого обращения могло и не быть, оно могло быть воображаемым, более того, оно должно быть воображаемым, поскольку целью либидо любого мальчика является убийство своего отца и соблазнение матери. Эта тенденция стала известна как Эдипов комплекс.
Философские последствия теории Фрейда были огромны. Он перенес вину с плохого происхождения на плохое воспитание. Виноваты, как и прежде. родители, но их работу можно исправить не обязательно виселицами и недавно изобретенным электрическим стулом. Работа Фрейда успешно подготовила почву для нового восприятия зависимости, в том числе зависимости от курения. Если зависимые, как и любые другие больные, излечимы, их нужно не презирать, а жалеть. Это изменение статуса стало краеугольным камнем современной мысли, которая считает курильщиков жертвами, а не потребителями, а табачные компании — бессердечными торговцами смертью.
Теория Фрейда распространялась медленно. Плохое обращение с ребенком, реальное или воображаемое, привлекло к Фрейду учеников, неправильно это обращение толковавших. Некоторых пришлой, удалить из его ближайшего окружения за то, что они теряли контроль над своим либидо, когда оставались наедине с пациентами. Секс оказался помехой для распространения психоанализа в США. Когда в 1909 Фрейда пригласили туда с выступлениями (он решительно игнорировал таблички «Не курить!»), пуританские склонности были на подъеме — к сексу относились не лучше, чем к курению сигарет, противодействие которому продолжало усиливаться. Судя по всему, американцы приняли викторианскую теорию взаимной исключительности курения и брака и превозносили своих женщин как чистейших созданий. Курение изображалось в американской литературе как грязная привычка или слабость, которые жена не желала видеть в своем муже. В книгах кающиеся курильщики перед свадьбой исправлялись, их обращение достигалось посредством убеждения и женского обаяния.
Викторианская критика юношеского курения проникла и в Соединенные Штаты. Томас Эдисон выступил в крестовый поход против сигарет вместе с другими лидерами американской индустрии, включая автомобильного промышленника Генри Форда. Последний написал брошюру «Суд над маленьким бегаем работорговцем», адресовав ее «Моему другу, американскому мальчику». «Суд» Форда — это перечень преступлений, совершенных курением против молодежи Америки. Выступление Форда поддержали ведущие спортсмены, ученые и промышленники. На сигареты посыпались упреки в разрушении юношеских душ, снижении спортивных достижений, утрате внимания, появлении тяги к более тяжелым наркотикам: «Морфий — законное следствием алкоголя, алкоголь — законное следствие табака. Сигареты, алкоголь, опиум — логическая цепочка». Смертельный потенциал табака был продемонстрирован в «Суде над маленьким белым работорговцем» на убийстве кошки. Палачом выступал президент Антисигаретной лиги Америки, который «сделал жертве инъекцию… табачного сока. Через несколько минут кошка стала дрожать, потом у нее начались судороги, и через двадцать минут она сдохла». Форд особо отметил мнение Хадсона Максима, который «заслужил мировую известность как изобретатель взрывчатых веществ, используемых в пушках и торпедах…» Максим считал табак более смертоносным оружием, чем оружие, выпускаемое его фирмой:
Венок сигаретного дыма вокруг головы подрастающего пария держит его мозг в железных тисках, которые мешают ему расти, а уму развиваться, как железная туфелька не позволяет расти ноге китаянки.
В страшной борьбе против смертельного сигаретного дыма за выживание в жертву приносятся развитие и рост: природа все свои силы отдает этой борьбе, и ей не до здорового роста тела, не до развития ума.
Если бы все мальчики могли понять, что с каждой затяжкой сигаретного дыма они вдыхают слабоумие и выдыхают мужество, что они прокалывают свои артерии и выпускают свою кровь, что сигарета делает из них не мужчин, а инвалидов, преступников и дураков, это остановило бы некоторых из них. Пальцы в желтых пятнах — эмблема куда более глубокого разложения и порабощения, чем тюремные кандалы.
Все споры о сигаретах были перечеркнуты нагрянувшими событиями. В конце лета 1914 года Австрия объявила войну Сербии. Союзник Сербии, Россия объявила мобилизацию, следом за ней Франция. Германия объявила им войну и напала на Францию через Бельгию, после чего в войну на стороне Бельгии, России и Франции вступила Великобритания. Началась Первая мировая война. С первых дней войны, когда настроение солдат было еще довольно оптимистическим, табак был признан особой потребностью воюющего человека. Красный Крест снабжал отбывающих на фронт австро-венгерских солдат сигаретами и сигарами. Табачные изделия входили в солдатский паек всех участвующих в войне стран. В 1914 году табачный паек английского пехотинца составлял 2 унции в неделю, ежедневная норма немецкого солдата была две сигары и две сигареты, или 1 унция трубочного табака, или 9/10 унции жевательного табака, или 1/5 унции нюхательного табака, на усмотрение командира. Английские моряки и подводники оказались в лучшем положении, чем пехотинцы: их табачный паек составлял 4 унции в неделю. Офицеры в действующей армии нередко пополняли запасы своих подразделений, покупая сигареты на свои личные деньги. Член Конгресса Зигфрид Сассун в «Воспоминаниях пехотного офицера» описывает такую покупку на пути к линии фронта: «Просторная столовая Христианской ассоциации молодежи нравилась рядовому составу, я послал туда ординарца купить на всякий случай коробку «Вудбайнс»… Двенадцать дюжин пачек «Вудбайнс» зеленой картонной коробке — это все, что я мог припасти для будущего утешения роты «Б», но это было лучше, чем ничего». Французы брали с собой в окопы вересковые и глиняные трубки. Французская солдатская газета «La Baionnette» («Штык»), регулярно публиковала молитвы табаку, написанные с благодарностью и похвалой.
Война быстро превратилась в войну на изнурение: армии противников, окопавшись друг против друга, то и дело вступали в перестрелку, результаты которых измерялись числом убитых и раненых, а не продвижением войск. Значение табака в подобных обстоятельствах признавали правительства, организации помощи, средства массовой информации, родственники, которые посылали сигареты в посылках. Некоторые бренды сигарет становились частью окопного сленга. Например, старый русский пятитрубный крейсер, отплывший из Галлиполи, получил прозвище «Вудбайнс». В свете противоречивой репутации курения до войны всеобщее одобрение табака свидетельствует о заметной перемене отношения. Почему же привычку, «превращавшую мужиков в слабаков», теперь стали считать необходимой?
Солдаты курили по физическим, социальным и символическим причинам. Табак как слабый наркотик и его способность притуплять чувство голода были незаменимыми качествами в жутких условиях окопной войны. Перед лицом возможной гибели последняя выкуренная сигарета позволяла солдату успокоить нервы и подготовиться к бою. Был важен не только табак, но и сам процесс курения. Возможность выполнять определенную последовательность действий, которую солдат выполнял дома, успокаивала. Даже присутствие принадлежностей для курения помогало укрепить нервы. Трубка становилась связным звеном между фронтом и родиной, за которую солдат сражался. Об этом свидетельствует следующий эпизод из «Воспоминаний пехотного офицера», в котором Сэссун ползет по опустошенной земле, чтобы спасти раненого товарища.
Когда я полз, увязая пальцами в грязи, по краю воронки от снаряда, я услышал, как щелкнул затвор перезаряжаемой винтовки… Никогда еще я не испытывал такой жути и боялся двинуться дальше, с грустью думая: не здесь ли меня ожидает конец. И вдруг я вспомнил, что на мне довоенный плащ; я нащупал в кармане трубку и кисет с табаком, и почему-то это меня враз успокоило».
Социальная сущность курения была не менее важной, чем его физическое воздействие. Сигаретами делились с друзьями и с врагами. Они служили знаком сочувствия. Предложенная сигарета была одним из символов человечности, доступных в таких тяжелых условиях, образцом любезности среди дикости, спокойствия среди смятения, доброты среди зверства. Не случайно возникла традиция последней сигареты перед расстрелом как средства, очеловечивающего один из самых жестоких аспектов войны и успокаивающего и жертву, и палача.
Символическое значение табака для фронтовиков не так-то просто определить. Сигарета представлялась солдату символом его собственной жизни: мимолетной, недолговечной, превращаемой огнем в дым и пепел. Это был символ изменчивости, подобно кроваво-красным макам, каждое лето выраставшим на ничейной земле. Она была и символом безопасности, впрочем недолгой. Сигареты курили в минуту отдыха и затишья. Возможность выкурить сигарету означала, что солдат остался в живых.
Когда в 1917 году США вступили в войну, и впервые за четыре столетия поток людей через Атлантический океан направился в обратную сторону, значение табака для солдат считалось само собой разумеющимся. Главнокомандующий американскими войсками генерал Першинг (1860-1948), говорил: «Вы спрашиваете, что нам нужно для того, чтобы выиграть войну, и я отвечаю — нам нужен табак, и чтобы его было не меньше, чем патронов. Табак так же необходим, как пищевой паек. Мы должны немедленно достать тысячи тонн табака».
Табачный паек для американских солдат состоят в основном из сигарет, что приучило их потреблять табак именно в таком виде. Министерство обороны США приобретало сигареты у изготовителей соразмерно с их довоенной рыночной долей. Основными сигаретами были «Кэмел» RJR и «Лаки Страйк» «Американской табачной компании». Как и в случае с «Вудбайнс», эти названия вошли в окопный сленг. По прибытии американских войск на фронт, то и дело можно было услышать: «The camels are coming» («Верблюды идут»), а зеленую солдатскую форму называли «Лаки Страйк» (эти сигареты были в зеленых пачках). Производители сигарет подчеркивали в рекламе свое чувство патриотизма, обращали внимание на причастность к фронтовым делам. В 1918 году, когда Министерство обороны США купило весь «Балл Дёрхэм тобакко», у бренда появился новый девиз: «Наши парни покурят и дадут немцам прикурить».
Американские пехотинцы бросались в бой с энергией, которая удивляла их утомленных союзников. Подобно французским, английским, австралийским и канадским солдатам, они нашли в сигарете утешителя и друга. Американский морской пехотинец Флойд Гиббонс, участник боев на Западном фронте, описывая в дневнике свое прибытие в полевой госпиталь после тяжелого ранения, показывает, сколь важную роль играли в Первой мировой войне сигареты:
Мой левый бок был обнажен от плеча до пояса, не считая куска тряпки на плече. Грудь была красной от крови, струящейся из двух ран… Должно быть, виду меня был жуткий, потому что я случайно заметил гримасу на лице одного из ходячих раненых и услышал, как он сказал соседу:
— Черт возьми, ты только взгляни на него! Санитар опустил меня на носилки, которые лежали на полу, и пошел за водой. Я услышал, как кто-то остановился рядом с носилками, наклонился надо мной и негромко спросил:
— Не хочешь ли покурить, старик?
— Хочу, — ответил я. Он закурил сигарету и протянул мне. Я спросил, как его зовут и откуда он.
— Я не солдат, — ответил он… — Меня зовут Слэйтер, и я из Молодежной христианской ассоциации.
У сигареты был отличный аромат. Если тот, кто читает сейчас это, помогал деньгами Молодежной христианской ассоциации, распространявшей эти сигареты, то я хочу выразить вам мою благодарность и благодарность других солдат, которые наслаждались той ночью вашим великодушием.